Межконтинентальный узел - Семенов Юлиан Семенович - Страница 17

Покодаев заметил в деканате, что лучше б объявили в газете, что каждый двадцатый помидор будет отдан перебирающим овощи, — от бабок и дедов не было бы отбоя; ему ответили, что он, видимо, подвержен влиянию чуждой идеологии накопительства, а наш вуз, многозначительно добавили в комитете комсомола, отнюдь не технический, сознательность прежде всего, твое будущее решит характеристика.

Отработав на базе, ребята купили сырков и лимонада, сварили четыре яйца и, получив от бригадира кулек с помидорами и огурцами, отправились поужинать на пленэре; Покодаев, склонный к гиперболам и обобщениям, начал развивать мысль о том, что овощные базы созданы подпольной организацией типа мафии специально для того, чтобы грабить страну, ибо логика подсказывает, что куда выгоднее иметь хорошие склады гастроному или совхозу, чем плодить ненужные административные единицы. Продукты гниют на миллионы рублей — хозяина нет, категория интереса отсутствует, заработать честно нельзя — только жульничая, списывая гниль тоннами. Челищев, будучи человеком разумным, выдвигал ленивые контрдоводы про необходимость контроля и дружной борьбы с хищениями путем поднятия уровня просветительной работы; поинтересовался, был ли Покодаев в новом дансинге, райком комсомола распределяет билеты, говорят, хорошая музыка.

Покодаев растянулся на траве, махнул рукой: «Они в этом дансинге попляшут пять минут, а потом заводила в жилете и галстуке выходит на круг и говорит: „Ну а теперь поспорим, ребята! Тема злободневная: «Какие нам нужны ВИА?“

Любившему во всем обстоятельность и комфорт, Покодаеву было неудобно лежать. Оглянувшись, он увидел камень; положить на него куртку — вполне удобная подушка, лежи — не хочу.

Он потянулся за камнем, подтолкнул его к себе и сразу же поразился бумажной легкости булыжника…

…Через тридцать минут шпионский контейнер был в КГБ: четыре тысячи рублей сотенными ассигнациями, три золотых кольца, инструкции, написанные шифром, и зажигалка с вмонтированной фотокамерой.

Через тридцать две минуты на место закладки контейнера в Сокольники была направлена оперативная группа. Через пятьдесят семь минут в КГБ приехал заместитель начальника отдела МУРа. Молодой капитан с застенчивым девичьим лицом, румянец во всю щеку; резкий шрам на шее никак не вязался с его обликом — мягким каким-то по-детски наивным; Славину даже показалось, что парень вот-вот запоет, причем обязательно по-украински, самый мелодичный язык из всех народов в стране — утверждают не кто-нибудь, филологи.

— Иван Михайлович, у нас к вам срочное дело, — сказал Славин. Подумав опять же, что это имя и отчество совершенно не подходят капитану — ему бы каким-нибудь Олесем или Антошею быть, а не Иваном Михайловичем. — Скажем, вам попало кольцо преступника. Его должны передать другому преступнику, от него вполне может потянуться цепь к главарю банды, которого вы давно ищете. Что можно сделать, чтобы это кольцо каким-то образом звенело, светилось?

— Сначала я посмотрел бы на это кольцо, — ответил капитан, — а уж потом давал ответ на вопрос.

Славин подвинул ему три кольца, не прикасаясь к ним, поинтересовался:

— Брать в руки обязательно?

Капитан ответил вопросом:

— Предполагаете, что камни или металл меченый?

— Это как — «меченый»?

— Очень просто. В ювелирном предприятии можно пометить камень лазерной точкой, ни один комиссионный не возьмет в продажу — краденое… Возьмет, конечно, — поправился капитан, — но я об этом буду знать загодя, когда начнут выписывать квитанции тому, кто принес кольцо на комиссию.

— Как долго надо метить камень?

Капитан посмотрел на часы:

— Завтра это сделают за пять минут, сейчас фабрика кончила работать.

— А если она начнет работать?

— Пять минут, — повторил капитан, — дело пустяковое.

— Адрес фабрики какой?

— Так там же никого уж нет…

— Дежурный есть? — заметил Славин. — У нас всё, всегда и везде начинается с дежурного. Мои коллеги поедут с вами, не откажетесь помочь?

— О чем речь, конечно…

— Последнее: что можно сделать с золотом, чтобы и оно оказалось меченым?

— Не знаю. Как латунь закамуфлировать под золото, могу рассказать, а вот что сделать с золотом — затрудняюсь.

— Хм, а от латуни на пальце остаются следы?

— Конечно… Кожа потеет, будет синий след.

— А что? — задумчиво, словно бы самого себя, спросил Славин. — Тоже дело. Женщина, которой подарили такое кольцо, обидится на мужчину, если он ей вместо золота всучил латунь, правда?

— Я бы обиделся.

— Вот видите, — улыбнулся Славин. — А сколько времени уйдет на то, чтобы покрыть золото слоем латуни?

— Пустяки, минутное дело…

…Капитан уехал с оперативной группой на аффинажную фабрику; подразделение Славина связалось с Гознаком и отправило туда с нарочным сорок купюр достоинством сто рублей каждая; деньги вернули через пятьдесят девять минут; бригаду, обслуживавшую лазерное устройство на фабрике, удалось собрать за полтора часа; еще двадцать минут ушло на оформление закладки меченых денег и колец в контейнер. Славин, как всегда внешне ироничный и невозмутимый, мучительно, до боли в сердце, ощущал, как медленно тянется время; он был убежден, что его люди повеселятся в Сокольниках всласть, но всегда помнил телеграмму, отправленную Лэнгли Леснику во время операции по Нагонии: «Нам показалось, что в Парке Победы находились чужие, поэтому мы не вышли на связь: следующий обмен информацией состоится так, как обусловлено в инструкции».

…Через два часа десять минут, когда сумерки сделались прозрачными, резко высветились грозовые закраины на раскалившемся за день небе, контейнер был возвращен на место; «гуляки» с аккордеоном и гитарой, шумя и балагуря, двинулись по аллее к выходу из парка.

…Когда на небе трескуче разорвали ситец и хлынул дождь, из ворот американского посольства выехали три машины; возле остановки «Комсомольская» один из разведчиков стремительно вбежал в станцию метро; соблюдая все меры проверки, трижды поменял линию, входил и выходил из вагона в самый последний момент, перед тем как двери начинали по-змеиному шипуче закрываться, доехал до «Сокольников», отправился в парк, там поднял «булыжник» и выбежал на шоссе, где именно в эту минуту притормозил свой «плимут» Питер Юрс.

Включив на полную мощность радис, Юре положил ладонь на ледяную руку своего молодого сотрудника:

— Молодец, старина. Поздравляю. Хорошая работа.

Экспертиза, проведенная специальной группой ЦРУ в посольстве, дала заключение, что к «булыжнику» из посторонних никто не прикасался, контейнер вскрыт не был, инструкции, драгоценности и деньги лежали именно так, как и были упакованы.

Через шесть дней сторублевая купюра была получена молоденькой кассиршей в универмаге на «Комсомольской»; девушка бюллетенила, поэтому на инструктаже, который проводила заведующая секцией по поводу возможного пуска в обращение фальшивой ассигнации, не присутствовала; вечером, после того, как она передала выручку и новенькая купюра зазвенела, в универмаг сразу же выехал Славин.

— Погодите, солнышко мое, — повторил он девушке, — вам нечего волноваться, вы ни в чем не виноваты… Я о помощи вас прошу, больше ни о чем… Давайте с вами вместе начнем вспоминать, ладно?

— Ну не помню я, не помню, понимаете?! — Кассирша чуть не плакала — лицо испуганное, глаза мечутся. — Их же сотни проходят, и все бегом, бегом! А сколько десантников?!

— Кого?! — удивился Славин.

— Десантников, — повторила она. — Это кто за колбасой из Рязани приезжает, мы их «плюшевым десантом» называем…

— Занятное название, — усмехнулся Славин, — в точку… Они тоже сотенными расплачиваются?

— Нет, эти все больше засаленными, мятыми десятками.

— Ну, а часто у вас платят сотенными?

— Бывает.

— Значит, редко?

— Бывает, — повторила девушка. — Не часто, но бывает…