Легкое поведение (ЛП) - Эшер Миа - Страница 3

— Смотрите, какая она жирная. Не удивлюсь, если она даже во сне что-нибудь жрет.

Все дружно прыснули.

— А вы знаете, что, когда она была маленькая, ее бросила мать? — подхватил кто-то. — Она ушла от ее отца к какому-то мужику, но потом вернулась. Моя мама сказала не дружить с ней, потому что ее мать ворует чужих мужей, а отец — пьяница.

Мое сердце пропустило удар и сжалось от боли, глаза заволокло слезами. Каждое их слово наносило мне смертельную рану.

— Ага, — кивнула Пейдж и прибавила: — Моя мама рассказывала про это папе. А еще она сказала, что ее отец однажды пришел на родительское собрание и от него пахло спиртным, а все лицо было расцарапано. — Она выдержала паузу. — Мне тоже запретили с ней водиться, но я бы и сама не стала. Дружить с этой жирной коровой? Спасибо, как-нибудь обойдусь.

Ее друзья покатились со смеху. Заметив, что я остановилась и смотрю на них, а по моим щекам градом катятся слезы, они засмеялись еще громче, с каким-то звериным, оглушающим наслаждением.

Я бросилась бежать. Я бежала от них со всех ног, но в ушах по-прежнему звенели издевки, а в груди теснилась боль. Их жестокие слова не дали мне вырваться из уродливой реальности.

После этого у меня открылись глаза. Слушая их, я заново пережила ту страшную ночь, полную слез, упреков и криков — худшую ночь в истории брака моих родителей. Я вспомнила маленькую семилетнюю девочку и ту смелость, с которой она бросилась разнимать их, как она встала между ними, как умоляла перестать драться, упрашивала, чтобы они любили друг друга — так, как их любит она. Я вспомнила, как по ее лицу струились слезы, а голос дрожал от горя.

В тот день я поняла, почему девочек не отпускают ко мне ночевать. Почему у моей матери, самой красивой среди всех остальных мам, нет подруг. Почему отцы моих одноклассников вечно пялятся на нее. Почему моя няня, единственный человек, который по-настоящему любил меня и не считал досадной помехой, сказала однажды, что мой отец — хороший, замечательный человек. Человек, который остался ни с чем и потому сражался со своими призраками единственным доступным ему оружием — ненавистью и алкоголем.

В тот день, пока слова Пейдж разрушительным торнадо крутились у меня в голове, я выросла и попрощалась со своим детством. Мне открылась неприглядная истина. Я поняла, что любовь — это не самый желанный в жизни дар, а эмоция, испытывать которую без прилагающейся к ней боли дано единицам.

Многие говорят, что любовь делает человека свободным, но я не согласна… Любовь это клетка. Ее золоченые прутья выкованы из тоски, страданий и несбывшихся надежд. Как только я осознала, что прожить можно и без любви, вот тогда я стала свободной.

Ведь оказалось, что моей любви к маме и папе недостаточно, чтобы они полюбили меня в ответ или захотели дать нашей семье шанс. Просто недостаточно. Вот и все.

И я решила послать всю эту хренотень куда подальше.

Мне стало наплевать. На все и на всех.

Я поклялась себе, что никто — никто и никогда — не причинит мне больше такой боли, которую причинили они, мои родители. Осколки своего сердца я окружила колючей проволокой. Только попробуйте сунуться — мало не покажется.

Так на свет появилась новая я.

А потом я выросла. Детская полнота ушла, и я стала хорошенькой. Даже красивой. Словно гадкий утенок из любимой когда-то сказки, я превратилась в лебедя. Но несмотря на внешнюю красоту, внутри продолжала ощущать себя уродиной.

Мужчины всех возрастов стали на меня западать, и я летала как на крыльях от осознания собственного могущества. Я млела до мокрых трусиков, когда замечала в глазах мужчины желание меня отыметь или видела, как у него встает хер при взгляде на мою задницу. В конце концов я приняла решение подарить свою девственность мистеру Мэтью Каллахану. Мой выбор пал на него не случайно, но сердце, уж поверьте, никак в этом не участвовало. Просто он был отцом девочки, которая годами надо мной измывалась. Вот и все причины.

Мы настолько часто сталкивались в кофейне, что в итоге стало совершенно очевидно, зачем мы туда приходим: чтобы увидеться и пофлиртовать друг с другом. Так, слово за слово, мы с мистером Каллаханом переступили черту. Впервые это случилось на заднем сиденье его дорогущего автомобиля. Он ласкал меня пальцами и все повторял, как давно фантазировал обо мне.

Когда в ту первую ночь мы занимались сексом во второй раз, и он, кончая, содрогался на мне и прерывистым шепотом осыпал меня комплиментами, я вдруг вспомнила, сколько раз представляла этого мужчину на месте своего отца. Мистер Каллахан был образцовым мужем и идеальным, заботливым, любящим отцом.

Какая ирония, правда?

Самый уважаемый гражданин нашего города трахает раком семнадцатилетнюю малолетку в каком-то занюханном мотеле всего в часе езды от своего дома, пока его жена и дочка в гостях…

…На пути к моему шкафчику меня перехватывает Джош. Секси-Джош. Спортсмен и красавчик. Школьная знаменитость. Все девчонки хотят его, а все парни хотят на его место.

Он ловит меня за талию.

— Здорово, детка, как жизнь? Может, прокатимся после школы? — Он наклоняется, его горячее дыхание щекочет мою голую шею. — Я скучаю по твоему сладкому ротику.

Я отталкиваю его, лицо горит от стыда и немного от возбуждения.

— Не получится, Джош. Не могу сегодня… Дела. — Я, разумеется, не уточняю, что мои дела — это мистер Каллахан и его подарок.

— Слушай, какого хера, а? — восклицает он. Злость и смятение портят его мальчишескую красоту. — Ты целый месяц меня динамишь!

Точно. Вроде именно столько и длится наша с мистером Каллаханом тайная связь.

Он буравит меня сердитым, обиженным взглядом.

— У тебя есть кто-то еще?

Я небрежно отбрасываю волосы за плечо, и его глаза тотчас упираются в мою грудь.

— Какая разница, Джош. Давай без этого детского сада… Мне надо идти, а то на урок опоздаю.

— Ну и сучка же ты! — несется мне вслед, пока я иду к своему шкафчику. — Не знаю, зачем вообще я трачу на тебя время, когда могу поиметь любую.

Я оборачиваюсь и с насмешливой улыбкой смотрю на него в упор.

— Затем, что я этого стою. И ты это знаешь.

Не желая слушать, что он там может ответить, я ухожу, а Джош остается стоять с разинутым ртом и недоверчивым выражением на лице. Краем глаза замечаю, что вокруг нас собралась небольшая толпа. Ха. Обычно все шарахаются от меня, как от чумной, а тут — ну надо же — остановились послушать нашу перепалку. По барабану. Можно подумать, мое грязное белье впервые перетряхивается у всех на виду.

Я прохожу мимо Пейдж. Она морщит нос, словно от меня чем-то воняет. Издевательски улыбаюсь ей, и она закатывает глаза.

— Ну вообще, — шипит она своим подружкам-задирам, которые как-то раз вытащили из-под меня стул, чтобы я шлепнулась на пол. — Не понимаю, и почему парни считают ее красивой? С такими-то губищами во все лицо.

Я улыбаюсь сама себе, как кошка, объевшаяся сметаны. Интересно, что она скажет, если узнает, насколько эти самые губы нравятся ее папочке, особенно когда сосут его член.

Он не жаловался.

Глава 3.

Спустя несколько месяцев.

Все в том же мотеле (моем втором доме, практически), где запах плесени от зеленого ковра, как и его цвет, кажется теперь успокаивающим и почти приятным, а грубое постельное белье уже привычно для кожи, я прощаюсь со своим первым любовником, со своим благодетелем, с человеком, который стал мне отчасти дорог. Отчасти — потому что, несмотря на все, я его покидаю.

— Не уезжай в Нью-Йорк, ну пожалуйста. Останься со мной… Ты нужна мне, — стоя на коленях, умоляет меня голый мистер Каллахан. Его руки обвились вокруг моей талии, лицо прижимается к моему плоскому животу.

В комнате еще пахнет потом и сексом, а я еще чувствую на языке вкус спермы, пока смотрю, как он — взрослый, сильный, влиятельный мужчина, которым я восхищалась — на глазах превращается в скулящего ребенка. Хочется оттолкнуть его, но вместо этого я кладу ладони ему на макушку и начинаю перебирать его мягкие каштановые волосы.