Испанский вариант - Семенов Юлиан Семенович - Страница 8

Прага, 1934

Борцов спросил:

— Вы проверились?

— Что-что? — не понял Пальма.

— Никто за вами не шел?

— Так я же спросил на пресс-конференции, могу ли я вас навестить, и все слышали ваш ответ.

Борцов перевел шкалу приемника на другую станцию — передавали последние известия из Вены.

— Это все верно, — сказал он, медленно стягивая через голову галстук, — только выходить вам отсюда придется с саквояжем, в котором лежат деньги, много денег, и провозить их вам придется через границу — нелегально, вот в чем вся штука. Сунут вам провокацию тут — что тогда?

Пальма усмехнулся:

— Мне говорили, что ваши люди очень боятся провокаций в демократических странах.

— Где-где?

— Ну, здесь… На Западе…

— А вы не боитесь?

— Не боюсь.

— Ну, ну…

Борцов подвинул носком туфли большой, свиной кожи портфель к ноге Яна. Пальма заметил, что Борцов не расставался с этим портфелем и на пресс-конференции в «Амбассадоре».

— Это для Вены?

— Да.

— Чьи это деньги?

— Наши.

— Чьи? — повторил Пальма.

— Это деньги наших людей… Они собрали их в ячейках МОПРа. Наши люди живут еще далеко не так хорошо — я имею в виду материальный аспект, — как нам хотелось бы. Но они помогают товарищам по классу.

— Может быть, все-таки сначала сделать так, чтобы ваши люди жили лучше всех других, а потом уж стали помогать товарищам по классу?

— Тогда не надо вам трепыхаться с этим портфелем… — жестко сказал Борцов. — Я его отвезу назад, и, как говорят ваши американские контрагенты, «все о'кей».

— В Вене убьют шуцбундовцев, если я не привезу денег…

— Да? — удивился Борцов. — Что вы говорите?!

— Вы умеете бить апперкотом.

— Это как?

— Это удар снизу, скрытый, — ответил Пальма.

— Очень не люблю бить, Ян. Не мое это дело. Да и не ваше, впрочем, хотя отец старался вас учить обратному.

— Откуда это вам известно?

— Это нам известно от Лизл…

Пальма силился припомнить, кто такая Лизл, но не мог. Он вопросительно посмотрел на Борцова.

— Ну, Лизл, из Кента…

— Бог мой, откуда вы знаете старуху?! Может быть, вы по совместительству служите Шерлок Холмсом?

— Я не служу Шерлок Холмсом, — медленно ответил Борцов, — а вот товарищ Вольф будет ждать вас на венском вокзале завтра в тринадцать пятнадцать, и как раз ему надо передать эти деньги.

— Он серьезный человек?

— Вполне.

— А почему вы мне об этом говорите? Я читал шпионские романы, там все происходит иначе. Если вы не боитесь, что нас услышат из-за радио, то объясните, отчего вы так доверительно говорите мне про Вольфа?

— Я говорю с вами так откровенно по целому ряду причин.

— Каких именно?

— Во-первых, я знаю, что вы были честным парнем в Вене.

— Вольф вам рассказал про машину?

— Машина — ерунда. Благотворительность в вашем обществе — одна из форм хобби. Просто вы ничего не публиковали ни в Риге, ни в Париже, ни в Лондоне, как я мог заметить.

— Я много писал им.

— Тем лучше. Это хорошо, если в газетах не печатают ваши репортажи из Вены, — значит, они объективны.

— Это все?

— Почему все? Мне о вас рассказывал руководитель вашего дискуссионного кружка в университете.

— Вы знаете нашего старика?!

— Знаю.

— Что он вам еще про меня рассказал?

— Много. Он рассказывал, например, как вы хотели построить баррикады на лондонских улицах во время всеобщей забастовки.

— Построю. Очень скоро построю.

— Ну и плохо.

— То есть как это плохо?

— Когда баррикады строят люди вроде вас, мы называем это левацким авантюризмом. Если вам скучно и хочется сильных ощущений — поезжайте на Полинезию… Танец живота, стрельба из лука, охота на тигров и другие рассказы…

— Это несерьезный разговор.

— Если вы хотите серьезного разговора, то я просил бы вас уговориться с Вольфом: чем вы сможете помогать нам в будущем?

— Вы предлагаете мне стать русским шпионом?

— «Русский шпион» — понятие, имевшее смысл лишь до двадцать пятого октября семнадцатого года. Тогда была Российская империя. Сейчас есть Советский Союз.

— Интересно, кличка у вас для меня припасена?

— Если вы решитесь помогать нашей борьбе с фашизмом — псевдоним вы себе выберете сами.

— Неужели вы серьезно думаете, что я соглашусь быть шпионом — даже ради любимых мною советских республик?

— Значит, вам предстоит драться с Гитлером в одиночку.

Бургос, 1938, 6 августа, 9 час. 57 мин

Хаген откинулся на высокую резную спинку стула и рассмеялся.

— Великолепно, дорогой Ян, я преклоняюсь перед вашим умением импровизировать! Вы ловко прячетесь за спины баб и за пьянки в ночных барах. Браво, Пальма!

— Воспитанные люди у меня на родине обращаются к малознакомым людям с обязательной приставкой «господин». Кроме того, если вы ведете допрос, извольте ставить конкретные вопросы, герр Хаген, а не играть со мной в кошки-мышки.

— Мой дорогой Пальма — по-моему, у вас на родине существует такая формула учтивого обращения к знакомому, — я попросил бы вас помнить, что здесь все решаю я: о чем, когда и каким образом мне вас спрашивать. И если я уличу вас в неоднократной лжи, это затруднит вашу участь — как бы не обернулось горем ваше дальнейшее жизнепребывание на этой земле! Итак, еще раз: вы с Лерстом не видались — ни в Праге, ни на пресс-конференции Борцова, о которой вы почему-то решили умолчать сейчас, ни позже?