Исход - Семенов Юлиан Семенович - Страница 7

Варя схватила браунинг, подняла его и стала целить в грудь Сомову.

— В грудь не надо. Только раните. Цельте в лоб. Не бойтесь, не бойтесь, разворотит только затылок, вас не испачкает.

Вечность прошла. Варя выронила браунинг: не выдержала она взгляда Сомова усталого, доброго, умного, не выдержала она, ткнулась лицом в грудь, заплакала, повторяя:

— Скоты, какие же вы все скоты… не ведаете, что творите, скоты…

Баурих выскочил из-за занавески с водой и полотенцем. Застыл, пораженный.

— Тс-с, — сказал ему Сомов. — Тс-с, я объясню все позже.

ШТАБ УНГЕРНА. Унгерн расхаживает по кабинету, говорит:

— Надо полагать, что знамена, под которыми идет быдло, только потому и остаются знаменами, что лозунги на них можно писать каждый год новые. Видимо, никто из вас не сомневался я том, что мои объяснения в любви здешнему племени, есть не что иное, как высшее проявление жертвенной любви к России, к ее великому вождю, к ее растоптанной вере, к ее одураченному народу. Эрго, любыми средствами надо убрать Сухэ Батора — террористическими или мирными, но убрать.

Ванданов сказал:

— Он ходит без охраны… Убрать его я берусь в неделю.

Унгерн обвел взглядом собравшихся здесь.

— Какие будут мнения?

— Поколения довольно точно реагируют на безвинно пролитую кровь, — сказал Сомов.

— Зачем же нам ставить в нелепое положение человека, который взял на себя великое бремя искупительного антибольшевистского похода? — Сомов кивнул на Унгерна. — Не целесообразнее ли попробовать мирный путь: пригласить Сухэ Батора сюда, посулив ему должность в императорском правительстве?

— Вообще-то парижанин прав, — сказал Унгерн. — Кровь — это очищение. Но здесь необходим точный лекарь. Давайте попробуем. Кого мы можем послать к нему?

— Есть один человек, который может выполнить это поручение, — сказал Сомов, — Мунго. Ванданов кивнул головой.

— Да, — согласился он, — этот пройдет.

Вскочив из-за стола, Унгерн снова забегал по кабинету, внезапно, толчком, остановился возле стола:

— Все это хорошо, но мне дорог каждый час, каждый день. Монголия — бушующее море, утонуть в нем ничего не стоит, сгинуть — тоже, а мне — леди?!

— Я его доведу до красных кордонов, — предложил Сомов. — Тогда мы, во всяком случае, будем уверены, что он у красных, и его невозвращение будет означать для нас сигнал к действию здесь в том аспекте, который предлагал наш друг Ванданов.

Снова забегал по кабинету Унгерн, потом остановился над Сомовым, взял его за уши, приблизил его лицо, спросил:

— Сколько времени ждать?

— Пять дней терпит? — спросил тот.

— Семь, — ответил Унгерн, — семь, парижанин. Я за это время в Харбин съезжу. В Харбине все обговорим. К этому времени здесь должна быть полная ясность: на кого ставим, кого в заклание — Сухэ или Максаржава. Все ясно, господа?

Сомов провожает Мунго к фронту — к революционной Кяхте и возвращается в Ургу.

СЕВЕР МОНГОЛИИ, Революционная Кяхта — центр красного монгольского правительства.

Мунго в сопровождении трех монгольских красноармейцев с красными звездами на шапках идет по Кяхте, ведет за собой двух коней.

Возле кузни — табун кавалерийских коней. Два громадных, в одних шароварах кузнеца подковывают коней. Им помогает Сухэ Батор, оглядывает лошадей, пробует мышцы, смотрит зубы, без кавалерии в степной войне погибнешь.

Один из красноармейцев проводит Мунго через табун и окликает:

— Сухэ Батор, тебе привезли письмо из Урги.

Сухэ Батор оглянулся, увидел Мунго, улыбнулся ему:

— А, здравствуй, старый знакомый. Здравствуй, Мунго.

— Здравствуй, — ответил Мунго.

— Ты ко мне?

— Нет, я к Сухэ Батору с письмом от императора.

— Ну я и есть Сухэ Батор.

— Нет, ты не тот Сухэ Батор, ты просто Сухэ Батор, а мне нужен Сухэ Батор — вождь красных монголов.

Сухэ Батор усмехнулся:

— Вождь, говоришь?

Смеются красноармейцы. Недоуменно смотрит на них Мунго — в своем командирском наряде с перьями на шапке, в цветном халате, с большим орденом на груди.

— Ну, давай твое письмо.

— Я отдам тебе коня, Сухэ Батор, — сказал Мунго, — я подарю тебе два тугрика за твою доброту, Сухэ Батор, но письмо императора я должен дать в руки вождю Сухэ Батору, а не просто Сухэ Батору-монголу.

Сухэ Батор кивнул:

— Ну, пошли.

И пошли по Кяхте Мунго и Сухэ Батор — в красной рубашке одет, как все, скромно одет, а Мунго разряжен, идет — перья на его шапке раскачиваются в такт шагам, Свернул Сухэ Батор к маленькому домику, у входа — двое охранников взяли под козырек, пропустили Сухэ Батора.

Мунго остановился, будто споткнулся. Он увидел, как Сухэ Батор надел халат с большим орденом Красного Знамени на груди. Мунго опустился на колени и пополз к Сухэ Батору, кланяясь ему и прикасаясь лицом к земле.

Сухэ Батор смеется.

— Знаешь, — говорит он, — когда перед вождем революции падают на колени, это значит революция кончилась. Ну-ка встань, давай сюда бумагу и садись в кресло — в мягкое.

Он прочитывает послание Богдо Гэгэна и спрашивает Мунго:

— Ты знаешь, что в этом письме?

— Нет.

— Прочти.

— Я не умею.

— Они меня приглашают к себе в гости как брата.

— Не может быть.

— Почему?

— Они убьют тебя. Они твое чучело на улицах колют.

— Ну так что же мне делать — идти или нет?

— Не ходи.

— Как же это так получается: ты у них служишь, их письмо мне привез, а идти не советуешь?

— Я кому угодно служить буду, хоть дьяволу, только бы мне найти Иртынцыцык, — тихо, с болью сказал Мунго и виновато улыбнулся Сухэ Батору.

ПОЗДНЯЯ НОЧЬ. Пограничный пункт между РСФСР и красной Монголией, который проходит через Кяхту.

Мунго подходит к русским пограничникам и говорит:

— Мне нужен командир погранотряда.

Молоденький красноармеец говорит:

— Мы все тут командиры. Чего тебе?

— Мне надо пройти к часовщику, который ремонтирует будильники с английским боем «бам, бим, бом».

Молоденький пограничник смеется:

— Ты в Лондон езжай, милок, в Лондон.

Но старший по караулу командир, услыхав пароль Мунго, говорит: