Наше всё. Футбольная христоматия - Зинин Алексей - Страница 29

 Играли как-то в Ростове. Аленичев тогда впервые попал в состав то ли после травмы, то ли после болезни. Мы атакуем, а Димка на дальнем плане бежит в другую сторону — его там и не видно почти. Романцев: стоп, Дима, обрати внимание, вот этот игрок (и показывает на Апеня) делает неправильно. Каждый шаг его разложил по полочкам, каждый взмах руки. И так он был способен найти ошибку в любой ситуации, разжевывал нам футбол по крупицам.

 Романцев очень редко переходил на личности. Он не был сторонником публичной порки. Если и позволял себе, то что-то вроде этого: вот посмотрите на Иванова, отработал как следует, отпахал все сборы, а ты. Петров-Сидоров, чем ты занимался?

 Георгий Саныч в отличие от своего друга нагоняи устраивал — мало не покажется. Мы все шли на разбор с готовностью «огрести по полной программе». В 1996 году в команде не было человека, который не побывал бы на таком своеобразном эшафоте.

 И дело здесь не в тренерском подходе, а в личностных особенностях Романцева и Ярцева.

 Один замкнутый, другой эмоциональный. Замкнутый человек, как правило, более справедлив. Другое дело, что Олег Иваныч, даже если был не прав, никогда не извинялся, и футболисту нужно было обиды проглатывать. Георгий Саныч же, если чувствовал, что увлекся и воткнул игроку ни за что, то обязательно отыскивал какие-то теплые слова и сглаживал ситуацию.

 Самые своеобразные разборы были в дубле у тренера Виктора Зернова. Он общался с футболистами примерно так: «Дима, ну ты и матрешка. Ты на себя посмотри, какой из тебя спортсмен?» или «Эй, два буратины, вы-то куда? Вы в футбол никогда не заиграете!» Разбор игры превращался в шоу одного актера. Мы все знали заранее, но все равно хохотали как безумные. Спектакль обычно развивался по такому сценарию. Евгеньич говорил: «Александр Иваныч, останови на этом эпизоде». Святкин останавливал «запись», и мы слышали: «Ну, матрешка, ты кому отдал мяч? Этому Петрушке? Да он хуже Буратино!» Не команда получалась, а труппа Карабаса-Барабаса. При этом тренер сам «угорал» вместе с нами. Тем не менее Зернов помог нам органично перебраться из дубля во взрослый футбол, за что ему хочется сказать слова благодарности. Многие подопечные Виктора Евгеньевича впоследствии стали чемпионами страны, основными игроками сборной, а некоторые еще и сделали неплохую карьеру на Западе.

 Любой наставник, что бы он из себя ни представлял, непременно оставляет в жизни спортсмена след. Даже Скала, с которым мне суждено было поработать лишь пару месяцев, и тот успел что-то мне дать. Но, невзирая на это, первым тренером, кого я по-настоящему начал воспринимать после расставания с Ярцевым и Романцевым, стал Федотов. Владимир Григорьич — человек неземной доброты и искренности. Он сам был выдающимся нападающим, к тому же сыном великого бомбардира Григория Федотова и зятем легендарного тренера Константина Бескова. Каждая его клеточка пропитана футболом. Ему хотелось верить!

 Опытный игрок улавливает границу дозволенного — те рамки, которые ему отводит тренер. Иногда футболист может потерять столь необходимое чувство меры, и тогда последствия будут плачевные, причем прежде всего для него самого. Это очень хлипкая материя. Я так и не понял, где грань у Олега Ивановича. В наших же отношениях с Владимиром Григорьичем она была тонкой. Мы общались как друзья. При всем при этом я настолько уважал Федотова, что никогда не позволял себе ничего лишнего — всегда помнил, что я всего-навсего игрок, а он мудрый человек и уважаемый тренер.

ГЛАВА 12 Как примерить себя к тренерской профессии

 Федотов, впрочем, как и Скала, потрясающе грамотно принимал команду. Без пафоса, без суеты, с открытым сердцем и готовностью нас слушать и у нас учиться. Давно подметил: чем человек больше из себя представляет, тем меньше у него гонора.

 Скала и вовсе был специалистом с мировым именем. Он словно с луны к нам спустился. А игроки все равно для него являлись в первую очередь людьми. Мне было любопытно поработать с итальянцем. Как-никак он являлся моим дебютным тренером-иностранцем. Он многое перестроил. Мы все должны были одеваться в одинаковые спортивные костюмы, носки, кроссовки. Никаких шортов и шлепок. Мы все вместе обязаны были приходить в столовую, сидеть за одним длинным столом и уходить оттуда тоже все вместе. В «Спартаке» же при Романцеве в этом плане была полная свобода: мы могли и на завтрак не просыпаться, и ограничений в продуктах у нас не было. Скала лично следил за питанием: нельзя сосиски, кока-колу, мучное. Не всем это нравилось, но я старался на такие мелочи внимания не обращать. Надо так надо. Кстати, у Хиддинка в сборной точно такие же требования, и в плане формы одежды, и в плане питания. Западная школа! У голландца за опоздание штраф — пятьсот рублей. Не выплатил вовремя — попадаешь на счетчик. Но все это с улыбками, да и суммы чисто символические. Нам каждому выдали список того, что можно, а что нельзя. Мы почитали, приняли к сведению, и никаких сложностей ни у кого не возникло. То есть тренер имеет право являться со своим уставом в чужой монастырь, но он должен делать это тактично, осуществлять задуманное поэтапно и объяснять мотивы своих решений. При этом рулевой просто обязан учитывать особенности той команды, в которую он попал.

 Андрей Чернышов, когда сменил Олега Романцева, допустил, как мне кажется, ошибку в том, что ничего не захотел учитывать. Он начал продавливать свои решения, а решения эти порой вызывали у ребят отторжение. Особенно всех убили молниеносно введенные штрафы. Даже за пользование ноутбуком и за прослушивание музыки на базе полагались катастрофически серьезные денежные наказания. Суммы не называю, чтобы никого не шокировать. Я понимаю логику Андрея Алексеевича. Наверное, он рассчитывал, что, обложив команду такими высокими дисциплинарными «налогами», добьется беспрекословного подчинения. Но так не бывает. В основе взаимодействия тренерского штаба с коллективом лежит уважение, а оно деньгами не определяется.

 В такую команду, как «Спартак-Москва», нельзя вваливаться с шашкой наголо. Если бы Чернышов собрал у себя шесть-семь лидеров и поинтересовался нашим видением ситуации, хуже от этого точно никому бы не стало, а авторитет наставника в наших глазах от этого только бы вырос.

 Если я по окончании карьеры выберу профессию тренера, то непременно учту этот нюанс. Уже сейчас, основываясь на приобретенном опыте, я имею четкое представление о том, как не должен вести себя коуч.

 Никогда нельзя критиковать футболиста прилюдно, да еще вдобавок и огульно. Ни в коем случае нельзя унижать подопечных и показывать им свое превосходство. Сильный человек никогда не станет кричать, что он сильный. Окружающие это и так почувствуют. Очень важно доверять своим игрокам, и не только на поле, но и за его пределами. Мы в XXI веке. Все! Сейчас иная жизнь. Выросло поколение людей с новым менталитетом. Ну нет сегодня у футболиста потребности напиться накануне важной игры. Теперь представители нашей профессии имеют миллионные контракты, им есть что терять. И дураков, которые готовы из-за минутной слабости пустить свою карьеру под откос, фактически не осталось.

 Я вот сижу и уже не представляю, как это — заезжать на сборы за двое суток? Это же удавиться легче! Кому это нужно? А ведь раньше и по три, и по пять дней, а предыдущие поколения неделями сидели в этих четырех стенах. Весь советско-российский спорт существовал по казарменным законам. Люди зверели в тех условиях. И все прегрешения игроков, как правило, случались именно из-за этого. Тяжело же пребывать в изоляции. Некоторые спешили наверстать упущенное за тот единственный день, который можно было провести дома, что и оборачивалось срывами.

 Подло и глупо пасти игроков. Да, наставник должен иметь общее представление о том, что с кем происходит. Олег Иванович, кстати, знал про нас абсолютно все. Порой нам в ресторане только счет приносили, а он уже располагал полной информацией, кто с кем и как провел время. Москва — маленький город. Здесь не скроешься. И ощущение того, что ты постоянно пребываешь «под колпаком», не из приятных. Но мы воспринимали все это нормально. Единственное, опасались, что сведения дойдут до Романцева в искаженном виде. Можно прийти с женой, выпить по бокалу красного вина, станцевать с ней медленный танец, а Иванычу доложат, что ты был в компании десяти человек, вы жрали водку ведрами, плясали на столах и уснули мордами в салат. Романцев же попрекать не будет. Он просто сделает выводы, и все. Вот этих выводов мы и боялись. Для нас с ребятами так и осталось загадкой, как Олегу Ивановичу удавалось быть в курсе всего. Мы никогда не замечали «шпиков», никто вроде бы ничего не вынюхивал. Пожалуй, можно сказать, что с нами поступали по-человечески.