Не по чину - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 16

– Ты, Елисей… – поправки не последовало, значит, угадал имя в этот раз правильно, – видишь, у меня с голосом беда? Так что, если княгиня плохо расслышит, станешь повторять сказанное мной громко и явственно. Понял?

– Так точно, господин сотник!

Мишка снова обернулся к Артемию, собираясь отдать команду, но запнулся – недавней растерянности в лице, позе и движениях поручика не осталось и в помине: Артюха был строг, сосредоточен и торопливо оправлял на себе пояс, сдвигал на место подсумки, даже попробовал, как выходит из ножен кинжал. Одним словом, демонстрировал полную готовность к любому повороту событий. Жестом указав отрокам, сопровождавшим пленного ляха, отвести того в сторону, он обернулся к Мишке, принял стойку «смирно» и осведомился:

– Прикажешь вести, господин сотник?

«Ну, парень-гвоздь! На всех бы так свалившаяся ответственность действовала!»

– Веди. Елизар, Елисей, идти в ногу, по сторонам от меня и на шаг позади!

К разговору с княгиней Агафьей Мишка готовился заранее, так же, как и к разговору с князем Всеволодом Городненским, но получалось это заметно труднее. О князьях Мишка худо-бедно некоторое представление имел. Пусть превратное, пусть никак не связанное с его собственным жизненным опытом, а сформированное исторической литературой, как художественной, так и специальной, но имел. Кроме этого, у него был еще и некоторый опыт общения с мужчинами во власти: партаппаратчиками, чиновниками, секретарями обкома, членами ЦК КПСС, министрами ельцинской РФ, депутатами различных уровней. Да, никто из них не был потомственным аристократом, но все-таки власть. А вот с женщинами…

ТАМ Михаил Ратников был знаком с женщиной – секретарем Ленинградского обкома КПСС, а в депутатские времена довелось пообщаться и с главой «Женской партии», и с лидером «ДемРоссии», и еще с несколькими «карьерными дамами». Из этого общения он вынес твердое убеждение: «женщины во власти» отличаются от женщин обыкновенных, по меньшей мере, двумя особенностями. Первое: чтобы достичь таких же карьерных результатов, что и мужчина, женщине надо знать минимум вдвое больше, а сил затратить, наверное, вчетверо больше. Второе: в пиковых ситуациях «женщины во власти» не склонны к панике или истерикам и не ищут возможности спрятаться за мужскую спину – справляются сами, демонстрируя твердость и здравомыслие на зависть многим мужикам; при этом чисто женские приемы используют не эмоционально, а расчетливо, как весьма действенный инструмент. Однако экстраполировать эти знания на княгиню Агафью?

Во-первых, никакой карьеры она не делала: все, как и положено аристократке, досталось ей по праву рождения. Это позволяло предположить, что, не пережив тех унижений и трудностей, которые приходятся на долю сделавших успешную карьеру женщин, она не превратилась в законченную стерву, мстящую всем окружающим за пережитое.

Во-вторых, не должно бы у княгини быть того страха, который преследует «карьерных» женщин – страха в одночасье потерять все, что достигалось долгими годами. Не могут Рюриковну выкинуть и забыть; не посмеют подонки, ранее лебезившие перед ней, «отыгрываться» за прежние обиды и собственную зависть, тешить свои комплексы за счет проигравшей, да и не посмеют ее убрать как ненужного свидетеля те, кто удержался наверху. Да, этого всего прирожденная аристократка или совсем не опасалась, или опасалась гораздо меньше, чем выбившиеся наверх карьеристки.

Могла, конечно, Агафья овдоветь, могла лишиться городненского стола, могли с ней произойти и другие неприятности, но братья Мономашичи, да и другие Рюриковичи, оберегая свой статус, и ей не дали бы скатиться на самое дно. И даже если жестокая судьба загнала бы ее за монастырские стены, все равно жизнь у нее оказалась бы легче, чем у рядовых послушниц или монашек. Из этого обстоятельства следовало, что право повелевать представлялось Агафье естественным, не вызывающим сомнений, равно как и иные привилегии аристократки, которые она могла потерять только вместе с жизнью.

«Но эта железобетонная уверенность в своих правах при определенных условиях из плюса легко может превратиться в минус. И ваша, сэр Майкл, задача – эти условия создать».

Соответственно строились и ее отношения с мужчинами: только очень немногим она должна была подчиняться (и то многое зависело от обстоятельств), большинство же ОБЯЗАНО было подчиняться ей. Или хотя бы выказывать почтение и готовность к повиновению. То есть в случае опасности вопрос «прятаться ли за мужскую спину или справляться самой» перед Агафьей просто-напросто не стоял – ее обязаны защитить! Иными словами, Мишка со своими отроками, освободив княгиню из плена, вовсе не оказал ей никакого благодеяния, а просто выполнил свой мужской и служилый долг.

Нет, какую-то награду он конечно же заслужил, но…

«М-да, сэр, и опереться-то, кроме художественной литературы, вам не на что. Обидно, конечно, но не досадовать же, подобно дону Румате Эсторскому, на отсутствие в учебной программе курса придворной интриги? «За неимением гербовой», как говорится…

Что там у нас первым делом приходит в голову? Анна Австрийская? Не натуральная, разумеется, а из романа «Три мушкетера». Ну что ж, д’Артаньян, когда притащил ей из Англии подвески, что получил? Именно! Перстень с бриллиантом, причем не лично, а через камеристку. А граф де Ла Фер, когда намекнул, что сопровождал своего друга в Англию? Совсем другое дело! Никакого «материального поощрения», но удостоился приватного разговора и получил испрашиваемую помощь!

В чем разница? А в том, что д’Артаньян всего лишь нищий безбашенный гасконец, для которого предел мечтаний – место рядового мушкетера, а граф де Ла Фер – аристократ, которому и офицерского патента в том же мушкетерском полку недостаточно. Так кем же вы, сэр, хотите нарисоваться перед княгиней Городненской – д’Артаньяном или Атосом? Ах да! Пардонэ муа, по возрасту вы тянете не более чем на виконта де Бражелона, но ведь все равно, разница-то существенная!

Итак, если вы собираетесь изобразить из себя, как выражался незабвенный профессор Выбегалло, «шевалье де сан пер, э сан репрош», придется и перед княгиней светить свое родство с Рюриковичами, никуда не денешься – Средневековье-с! Однако делать это надо не так, как с князем Всеволодом – «я роду не худого, и не надо со мной, как со смердом обращаться», а изобразить из себя «юного Атоса»: «поступаю так, как предписывает мне мой статус, и никто, даже сюзерен, не может требовать от меня иного».

Что положено Атосу, то д’Артаньяну не светит. В переводе на язык родных осин, сэр: «Забудьте о выкупе, но позаботьтесь о таких вроде бы эфемерных, но весьма существенных категориях, как связи и положение».

Вот и цель переговоров обрисовалась: добиться появления в информационном поле Мономашичей (ну, хотя бы одного только Вячеслава Туровского) такой фигуры, как боярич Михаил, которому как-то неудобно подать «рупь на водку», а затем забыть о его существовании. Риск? Несомненно: возле князей – возле смерти. Но стартовая позиция очень нехреновая, а это – ресурс, да еще какой! Правда, возраст… но, как говорят мастера единоборств: «Если ты выше противника ростом, это преимущество, а если ты ниже противника ростом, то это тоже преимущество!»

«Помимо всего прочего, уважаемый сэр, не забывайте, что княгиня тоже управленец, причем очень не хилого уровня. В привычных вам терминах она, конечно, не мыслит, но это не повод сбрасывать со счетов ее профессиональные навыки. А посему озаботьтесь, чтобы все сигналы, которые она будет получать от вас на протяжении разговора, читались ею совершенно недвусмысленно. Агафья должна быть стопроцентно уверена, что вы – живой и невредимый на посту сотника Младшей стражи – ей гораздо выгоднее, чем вы же, но посаженный в поруб в Городно или прирезанный втихаря кем-нибудь из княжеских спецов «по особым поручениям».

Отсюда и соответствующая стратегия разговора. С князем, конечно, пришлось проще: пугнуть, выдвигая на передний план его беспомощность раненого пленника и попутно напустив мистического тумана, а потом, пока у него «кипит разум возмущенный», натолкнуть на нужные мысли, которые тот посчитает своими. С княгиней же посложнее…