Чужестранец - Семенов Алексей - Страница 24

– Вот, принес. – Мирко протянул ей горшочек.

– Воды набрать, вестимо, не догадался, – тихо сказала она, почти прошептала. – Принеси, будь ласков.

– Сейчас, – ответил он так же тихо и пошел к озеру. Пробравшись через кусты ежевики, Мирко вышел к озеру. Вода чуть слышно плескала в поросший травой берег, почти сливаясь с ним. Только по слабому отблеску Мирко понял, что стоит на самой кромке. Он потрогал воду: она была теплая и неспешно отдавала в ночную свежесть то, что вобрала в себя за длинный солнечный день. Мирко погрузил горшочек, и он почти сразу коснулся мягкого песчаного дна. Булькнули пузырьки, плеснула мелкая рыбешка, и снова только ветер шуршал листьями кустарника да глухо пели что-то на своем языке сосны.

Осторожно, чтобы не оступиться и не расплескать воду, Мирко вылез обратно сквозь заросли на опушку. Девушка на сей раз сидела у огня все в той же позе, поджав ноги и глядя на пламя.

– Вода. Я принес, – приглушенно сказал он подойдя. Ему не хотелось, чтобы сейчас вдруг от какого неосторожного движения или громко прозвучавшего слова проснулся бы Ахти.

Риита поднялась навстречу.

– Вот и хорошо, сейчас на огонь поставлю, а пока вода вскипит, я уж трав насобираю. Давай сюда! – Парень протянул ей горшок, и она взяла его, коснувшись при этом пальцев Мирко. И он не сразу отпустил ношу, а на миг задержал, и их прикосновение продлилось. Он ясно ощутил, как бьется кровь под ее теплой кожей. Риита поняла его и тоже не спешила.

– Ну вот, видишь теперь, что я не нечисть лесная, не мавка, не русалка?

– Вижу, – ответил Мирко. – Ты краше русалки будешь. – И он посмотрел прямо ей в очи. Были они глубокими и прекрасными, как лесное озеро, в котором отражаются плакучие серебристые ивы и зеленые сосны. И мерцали в ее глазах золотые и серебряные звездочки – или так казалось оттого, что огонь плясал рядом?

«Какие очи! Интересно, а у каменной женщины такие же будут глаза, если она оживет?» – пришло вдруг ему на ум, и он точно из-под воды вынырнул, вновь увидев не только глаза Рииты, но и всю ее.

– А ты их видел, русалок? – Смеясь, Риита выхватила горшочек, чтобы поставить его на приготовленных камнях в огонь. Мирко наблюдал, ловя каждое ее движение. Он взглянул на тонкий девичий стан и словно ощутил его своими ладонями и пальцами. И так просто было сделать это наяву – между ними был всего-то локоть, но он не двинулся с места.

– Посиди тут, посматривай, – распорядилась Риита. – Если вода закипит, а меня еще не будет, ты покликай.

– Как это «покликай»? – удивился мякша. – Ахти ведь разбудим!

– Не бойся, – отвечала она тихо, но голос вдруг зазвенел серебряным живым родничком. – Он крепко спит, до света не поднимется. – И, мягко ступая, скрылась в темноте. Мирко и рта раскрыть не успел.

«Как это до утра? Чтобы Ахти не вскочил от малейшего тревожного звука, словно раззява какой? Или она колдовство сотворила? Недаром ведь жгла в костре что-то, может, и слова заклинательные шептала? Кто их разберет, этих хиитола, колдуны-то именно из них выходят! Проверю-ка я, как это она Ахти усыпила! Или не надо?» – Мирко задумался, потом взял два камешка-кремня и ударил их друг о друга. Звук вышел сухой, резкий, отличный от тех, что случаются в ночном лесу. В шалаше было тихо.

Расхрабрившись, он позвал приглушенно:

– Ахти! – Нет ответа.

– Ахти! Коней свели! – сказал он уже громко и отчетливо, так, что человек, если он не глухой, за двадцать шагов точно услышит. Даже шороха не донеслось. Дальше пробовать мякша не стал.

«Ну и усыпила, диво какое! Иная мать ребенку два слова скажет, тот уж десятый сон видит. Вот и все колдовство. Пусть поспит парень».

Вода еще не успела закипеть, как послышались легкие шаги – это шла Риита. Капельки росы блестели на ее волосах маленькими самоцветами, а рубаха и понева намокли, да и обувь, видно, тоже.

– Ну, вот и я. – Рита положила возле костра мягкую охапку листьев, цветочков, травы.

– Ты ж промокла вся! – засуетился Мирко. – На вот, накинь. – Он снял вотолу и порывисто шагнул к ней. Рубашка Рииты намокла и оттого липла к телу, еще резче очерчивая красивую девичью грудь.

– Погоди, Мирко, – мягко отстранилась Риита. – Погоди, вода кипит, травы заварить надобно.

Руки и пальцы ее работали споро, умело, будто сами знали, что им следует делать, а губы меж тем шевелились, шепча тихонько. Даже стоя рядом, Мирко не мог разобрать ни слова, хотя язык хиитола разумел.

Мирко залюбовался на нее, но не так, как прежде. Нечто неизъяснимо волнительное, сладкое и томное просыпалось в душе, и голова кружилась, как от запаха хмеля, и чувства все обострились, как давеча на болоте перед появлением всадников.

Мирко хотелось бы узнать, что за травы кладет Риита в горшочек, что за хитрую волшбу должны совершить слова ее, но молчал. Нельзя сбивать ворожбу, иначе может случиться беда – маленькая, коли колдун, как сейчас вот Риита, готовит настой из трав, или непоправимая, когда заклинают страшную рану, нанесенную охотнику лесным хозяином или воином.

– Теперь давай плащ. Зябко, – обратилась к нему Риита. Травы были уложены, и над горшком уже поднимался

по-особому пахнувший пар. Мирко увидел, что девушка и впрямь сильно замерзла, даже дрожит, и, как умел, осторожно и ласково укрыл ее плечи плотной суконной одежей.

– Да разве ж можно так! – упрекнул ее Мирко, думая о том, что бы еще такое извлечь из своего короба, чтобы обогреть девушку. – Кто ж в одной рубашке по ночам ходит! Не первый раз ведь в лесу! Ночи-то сейчас не слишком теплые! И что тебя в лес понесло…

– А ты не рад будто? Могу уйти, – предупредила Риита.

– Не уйдешь, – неожиданно для самого себя просто сказал Мирко.

– Не пустишь? – удивляясь притворно, спросила Риита.

– Не пущу, покуда не отогреешься, – твердо решил Мирко.

– А после?

– И после не пущу. Но уж коли наскучил, ступай, конечно, – сорвалось с языка.

– Ишь, гордый какой, – нахмурилась Риита. – Думаешь, плащом укрыл, так и приворожил девку? – усмехнулась она.

– Прости, Риита, – повинился он. – Я не то сказать хотел.

– Да ладно. – Голос ее потеплел. – Рядом садись да сам хоть рогожей укройся, а то овчина тоже не защита.

– Да мне не впервой… – начал было Мирко, но Риита не дала ему упорствовать.

– Будет друг на друга дуться, – перебила она. – Лучше давай вместе на колоду сядем, а в рогожу вдвоем укутаемся.

– Удобно ли? – замялся Мирко.

– Или опять меня забоялся? – Девушка улыбнулась, и блеснули ее ровные, белые, что перлы, зубы. – Экий ты пугливый: то волк у тебя, то зверь неведомый, то русалки. – Она распахнула плащ. – Мы и здесь уместимся. Садись живее, не то я совсем закоченею!

«Действительно, что это я, – подумал Мирко, – ломаюсь, как невеста на сватанье. Когда еще такое доведется – с красной девицей рядом ночь провожать? Дорога у меня впереди длинная…»

Риита, конечно, вовсе не так замерзла, чтобы окоченеть, но тонкая сырая одежда согреть уж никак не могла. Вдвоем же быстро стало тепло. То ли потому, что вдвоем, то ли еще отчего…

– Непонятный ты какой! – дивилась Риита, не стесняясь тесно прижаться к Мирко, отчего тот ощущал себя надежным и сильным. – Из Мякищей один с конями идти не побоялся, а от меня, как от ведьмы, шарахаешься. Или не приходилось ни разу с девушкой ночь гулять? – Она снова посмотрела Мирко в глаза – не хотела, чтобы тот соврал. Ему, однако, не впервой было отвечать на такие вопросы. Иной раз он лукавил, но сейчас говорить неправду было глупо, да и ничего обидного для себя в честном ответе он теперь не видел.

– Да вот, как-то не привелось, – слегка усмехаясь над собственной неопытностью, ответил он. И внутренне приготовился встретить самое противное, что могло последовать со стороны Рииты: жалость. Но ошибся.

– Экой ты, оказывается, – задумчиво произнесла она. – А в ночь купальскую что же? В отъезде был или хворал?

– Не-а, – тоскливо улыбнулся парень. – На сеновале я был, звезды считал.