Жили два друга - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 9

– Командир, подъем… зеленую ракету дали!

Демин потер опухшие со сна щеки.

– Что? Лететь? На задание? Я – сейчас.

– Да нет, не на задание, – уточнил Заморин. – Полчаса назад на стоянку прибегал посыльный из штаба, объявил, что по первой зеленой ракете всему летному составу прибыть на КП.

Зара Магомедова стояла рядом, улыбалась, обнажая ровные молочные зубы. Очевидно, он после сна с полосками на щеках и на лбу выглядел весьма потешным, иначе она была бы серьезной, как и полагалось быть ефрейтору в присутствии командира экипажа. Ее большие глаза чернели под навесом густых бровей.

– Вы, Магомедова, совсем как с иллюстрации к поэме «Мцыри» сошли, – неожиданно выпалил Демин и слегка смутился. – Ладно, я пошел, раз зовут. – Он пружинисто вскочил с травы и, не надевая на голову пилотки, зашагал к землянке командного пункта полка. Ветер шевелил его светлые волосы.

Как ни спешил на командный пункт старшина Николай Демин, но все-таки опоздал, потому что забежал по пути в техническую каптерку и плеснулся теплой водой, чтобы начисто смыть остатки короткого крепкого сна. Отворив дощатую дверь землянки, он, как и подобало по уставу, громко опросил: «Разрешите, товарищ командир?» – в ответ на что получил холодный полунасмешливый взгляд подполковника. На деревянных скамьях и табуретках сидели уже все летчики полка. Он только один стоял в проеме двери. В незастекленные верхние окна землянки струился полуденный свет, здесь было прохладнее, чем на аэродроме, обогретом июльским солнцем. Подполковник Заворыгин один возвышался над сколоченным из досок широким и прочным столом. Приняв как должное деминское «разрешите», он, не предлагая садиться, озадачил сразу.

– Лейтенант Демин, – выпалил он трескучим сухим тенорком, каким обычно отдавал самые серьезные распоряжения. – Как солдаты и офицеры «третьего рейха» именуют самолет, на котором вы доставляете им все радости бытия?

– Прошу прощения, товарищ подполковник, – нерешительно поправил Заворыгина Демин, – вы хотели сказать «старшина».

– Нет, я хотел сказать «лейтенант», – тоном, не допускающим возражения, повторил подполковник. Когда у Заворыгина было хорошее настроение, он любил не то чтобы шутить, а огорошивать подчиненных неожиданностями.

Демин скользнул глазами по лицам однополчан, увидел прикрытые ладонями рты, косящие в сторону взгляды, но ничего не понял.

– Да, да, – резко выкрикнул подполковник, – пока вы позорно дрыхли на самолетной стоянке, я здесь зачитывал приказ командующего воздушной армией о присвоении вам воинского звания «лейтенант». Отныне вы больше не «старшина». Вы даже перескочили через одну ступеньку – через первое офицерское звание. Кого вы должны благодарить?

– Вас, товарищ подполковник, – с готовностью ответил Демин, но бледные губы заворыгинского рта слились в одну прямую насмешливую линию.

– Ерунда. Генерала авиации Руденко. Это он принял такое решение – Служу Советскому Союзу! – гаркнул Демин.

– Служите, лейтенант, – одобрил подполковник, – и так же хорошо, как это вы делали в последних боевых вылетах. А теперь все же прошу ответить на вопрос. Так как же зовут наши враги самолет, вверенный в ваши руки?

– «Черная смерть», товарищ подполковник, что звучит на их поганом языке «шварце тод».

– Совершенно верно, лейтенант Демин. Только откуда вы взяли, что немецкий язык поганый?

– А какой же он? – буркнул на задней скамье командир первой эскадрильи мордвин Степан Прохоров. – Я его без дрожи даже над полем боя по радио слушать не могу.

– Нет, немецкий язык не поганый, – будто бы пропустив мимо ушей восклицание Прохорова, продолжал командир полка. – На этом языке Гете написал свою бессмертную поэму «Фауст». А «Капитал» Маркса, а «Анти-Дюринг» Энгельса? А Шиллер, Бах, Гейне?

А Тельман? Немецкий язык – это достояние немецкого парода, а не Гитлера и его банды. Так что здесь попрошу быть точнее.

Заворыгин сделал шаг от стола к стене, но вернулся на прежнее место – теснота землянки сковывала.

– Так вот. Лейтенант Демин выразился довольно-таки точно. «Черной смертью» зовут враги машину, на которой мы летаем, и вряд ли в этом они ошибаются. А почему они так окрестили наш самолет? Скорость, лавина огня и металла. Но есть одно уязвимое место у нашего самолета. Как вы думаете, какое, товарищи?

– Прицел бы для бомбометания получше иметь, – подал голос Чичико Белашвили.

– Управление чуточку бы полегче. У меня ручка тяжеловатая. Если пять вылетов сделаешь, на шестой надо силенку у Ивана Поддубного занимать, – с места заметил Степан Прохоров.

Подполковник отрицательно покачал головой.

– Это все детали, и вполне устранимые. Главное не в этом. Вы вот скажите, с какого направления чаще всего вас атакуют «мессера»?

Летчики недоуменно переглянулись, стараясь взять в толк, для чего интересуется подполковник такой азбучной истиной.

– Так ясное дело, – прогудел Степан Прохоров. – Чешут и в хвост и в гриву. Но начинают, как правило, с хвоста.

– Да. С хвоста, – самодовольно подтвердил Заворыгин с таким видом, будто открыл сложную закономерность, коей еще не знало человечество. – Сколько летчиков из-за этого пострадало! Атакующая мощь ИЛ а выше всяких похвал. А летчик, атакованный сзади, почти всегда беззащитен. А что у нас самое дорогое, товарищи офицеры? – Заворыгин вскинул подбородок и прицелился серыми глазами в раскрытое оконце землянки.

Только что всем выдали новую форму с погонами и звездочками на них. Слово «офицер» едва успело войти в быт огромной сражающейся армии, и командир полка с особенным наслаждением произнес его, обращаясь к своим летчикам. – Что, я спрашиваю? Моторная группа? Бортовое вооружение? Рулевое управление? Как бы не так! Жизнь советского летчика, товарищи офицеры, ибо нет в нашей Советской Армии ничего более дорогого, чем жизнь человека. Так вот, заботясь о жизни наших летчиков, конструктор Ильюшин и авиационная промышленность выпустили новый тип ИЛа, с двумя кабинами. Два человека составят его экипаж.

– Наконец-то, – вздохнул капитан Прохоров.