Жили два друга - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 44

– Пока к вам шел, по колено в грязи. Не знаю, как я свою «тринадцатую» по грунтовой полосе протащу на взлет. Послушается ли она?

– А ты хвостик на взлете особенно не поднимай, – вкрадчиво подсказал круглый, лысоватый Колесов. – Хвостик не задирай, а уголок побольше.

– Взлет через час по зеленой ракете?

– Через час по зеленой ракете, – одобрил Колесов.

– Тогда я пошел, – совсем уже мрачно откликнулся старший лейтенант.

– Иди.

Когда он вернулся на стоянку, воздушный стрелок, облаченный в летное обмундирование, уже прохаживался у хвоста боевой машины, вполголоса насвистывая пародию на бездумную мексиканскую песенку:

Демина всегда покоряла кажущаяся беззаботность Пчелинцева перед вылетом. За ней легко было спрятать и волнение, и беспокойство, и напряженность. Но сейчас легкомысленная песенка друга вызвала лишь раздражение.

– И чего ты привязался, Леня, к этой аэродромной «Челите»?

Пчелинцев обвел его наивно-вопросительным взглядом.

– Тебе, Николай, не нравится репертуар? Могу сменить на «Кукарачу», скажем.

– Мне задание не нравится, Леня, а не твоя «Кукарача».

– А куда мы должны лететь?

– На разведку. Вызывать огонь на себя, чтобы составить схему расположения зенитных батарей.

– Летим четверкой, шестеркой?

– В том-то и дело, что нет. Пойдет одна «тринадцатая». Правда, под прикрытием звена истребителей, но только одна. Ох и не нравится же мне это.

Пчелинцев отвел глаза, ставшие сразу серьезными.

Аэродромная «Челита» уже не пелась.

– Что я могу сказать тебе, Коля? – встряхнул он непокрытой головой. – Если ты меня спросишь как командир, отвечу: «Есть, товарищ старший лейтенант».

Если как друга – скажу то же самое, но другими словами. Идет большая война, а раз мы летчики, то не за нами, а за нашими командирами остается право выбора.

Мы же не имеем права разделять боевые задания на трудные и легкие и тем более выбирать их по своему усмотрению. Это после войны, в мемуарах, можно будет оценивать.

– Или во второй твоей повести?

– Дай пока завершить хотя бы первую.

– А что? Уже осталось немного?

– Совсем немного, Николай. Главы три, не больше, Я уже определил судьбы своих героев и подошел к развязке. Думаю, что закончу гораздо раньше, чем мы начнем штурмовать Берлин.

– Тогда по кабинам, – коротко произнес Демин, и это прозвучало как приказание.

Низкая кромка замутненного неба никак не хотела подниматься. Прогревая мотор, Демин постепенно отпускал на ручке управления тормозную гашетку. Дождавшись, когда мотор ИЛа басовито заревел на максимальных оборотах, он привычным взглядом скользнул по приборам: бензин, давление масла, радиополукомпас – все в норме. Он вслушался в гул двигателя и удовлетворенно кивнул головой. Потом бегло осмотрел путь к взлетной полосе – на нем никаких препятствий. Тогда он убрал газ и стал постепенно отпускать тормозную гашетку. На широкой взлетной полосе – его машина сейчас стояла одна. Чтобы создать большой угол на взлете в те секунды, когда надо было разбежаться по мокрому от дождя грунту, Демкн потянул на себя ручку управления, по хвост почти не поднял.

– Удав-тринадцатый, вам взлет, – донеслось с КП, и Демин очень плавно, разбрызгивая лужи, начал разбег. Метнулись назад зачехленные в канонирах самолеты, горбатая насыпь штабной землянки, узкие улочки Вышкува. На мгновение машина врезалась в облака задрожала скользкой неприятной дрожью. За плексигласом фонаря возник сырой клубящийся мрак. Трудно было вести шеститонный зеленый ИЛ-2, не видя земли по такому прибору, как радиополукомпас, Демин отвел от себя ручку управления, опустил нос машины, и тотчас же мрак поредел, в просветах облаков он увидел землю, исполосованную разбухшими дорогами, дождевую воду в балочках и кюветах, серые маленькие хутора с пашнями и левадами, какими была богата Польша при Пилсудском и Мосьцицком. Они были уже совсем близко от Вислы и от линии фронта, когда Пчелинцев доложил:

– Нас догоняет четверка ЯКов, идут «этажеркой»: пара выше нас, вторая – ниже.

– Отменно, – откликнулся Демин и тут же увидел, как два зеленых истребителя с красными звездами на коротких крыльях выскочили впереди его машины и, описав полукруг, набрали высоту стремительным боевым разворотом. «Нашему бы «илюхе» такую маневренность», – с завистью подумал Демин.

– Командир, мы над Варшавой пройдем? – раздался в наушниках голос Пчелинцева.

– Пройдем.

– Подойди поближе к центру.

– Это еще зачем? Я город только с краешка зацеплю.

– Николай, я тебя очень прошу – пройди над центром. Мне нужно для повести посмотреть на Варшаву. Понимаешь?

– Чтобы тебя черт побрал, фантазер, – выругался Демин без всякой злобы.

– Пусть поберет, но только доверни, – засмеялся воздушный стрелок.

Все, что было связано с клеенчатой тетрадью и работой Пчелинцева над повестью, как-то магически действовало на Демина. «Раз мы составляем карту расположения огневых средств, можно и доворотик к центру Варшавы сделать, – подумал он. – Притом кто заметит? А истребителям, чтобы не ворчали, скажу, что получил дополнительную вводную», – и окликнул по радио ЯКи:

– «Маленькие»! Делаем небольшой доворот на Варшаву.

– Удав-тринадцать вас понял, – совершенно спокойно ответил командир четверки сопровождения.

А Пчелинцеву действительно очень хотелось увидеть под крылом ИЛа центральную часть Варшавы, мосты через Вислу, описанные им в одной из глав повести. Однажды он видел их издалека. Ему показалось тогда, что фермы северного моста были разрушены, их арматура свисала вниз, и лишь мощные каменные быки поднимались из воды. У него даже фраза в этой главе была о том, что мост через Вислу с большой высоты напоминал огромную челюсть.

Демин превзошел все ожидания Пчелинцева. Он на бреющем промчался вдоль набережной Вислы и до того быстро развернулся над центром города, что зенитки не успели дать ни единого залпа. Совсем близко Пчелинцев увидел пустые, обугленные остовы зданий, скрещение нескольких широких проспектов, постаменты памятников по-кладбищенски пустые площади. И мосты он просмотрел хорошо. Даже успел просчитать на северном количество взорванных пролетов. Этот мост действительно был похож на обнаженную челюсть.