Девять граммов пластита - Баконина Марианна Станиславовна - Страница 46

– П-предположим. – Лизавета даже растерялась. Она ждала от Ковача яростных нападок на зловредных, мешающих работать писак, тихих увещеваний, просьб погодить с выводами, обещания уволить с работы, а вместо этого услышала довольно странное предупреждение. – И что дальше? При чем тут мои интересы? Мои интересы – это честный материал…

– Да, безусловно, никто и не сомневается. – Ковач потерял терпение. – Ваше право истолковать мои слова как угодно… Но посудите сами: если репортаж о моем ведомстве и взрыв машины никак не связаны, то значит, тут что-то другое… Ведь так?

– Так. То есть вы советует мне быть осторожной?

– Опять передергиваете. Шантажиста из меня делаете! Я вам не угрожаю, я просто говорю о том, что знаю. Понятно?

– Вполне. Спасибо, что позвонили. Я рада, что против репортажа вы не возражаете, а то чиновники часто обижаются на прессу, причем напрасно, ведь мы зеркало…

– Да-да, но запомните мои слова. До свидания.

– Всего доброго.

Впечатление от разговора получилось двойственное. Человек вроде подставляет себя под критические стрелы, готов хоть на плаху, хоть в тюрьму, что не вписывается в картину общей интриги. Конечно, в махинациях с бюджетными деньгами у Ковача есть свой интерес. И репортаж не может не ударить по этому интересу. А он печется о безопасности Лизаветы, и более ни о чем. Надо подумать. Покрутить варианты. И лучше с Саввой – он знаток чиновничье-бюрократической механики, знает, куда какую гирю вешают, чтобы сила действия не равнялась силе противодействия. Но это потом. Сейчас – комментарии.

Лизавета повернулась к экрану компьютера и обомлела. Посреди ее текста в окошечке другой текст – выскочила компьютерная записка или скорее телеграмма:

«Не могу дозвониться. Что за взрывы? Немедленно сообщи по почте. Люблю, Сергей».

Нашелся, голубок. И явно беспокоится, в записке никаких цветочков, шуточек. Строго и по существу. Правда, нет и объяснений по поводу его поведения в «Астории». Или он считает, что это в порядке вещей? Дозвониться не может! Да она два дня просидела у телефона, как пожарный!

Лизавета успокоилась и разозлилась одновременно. Хорошо, что с ним все в порядке, но обращаться с собой по-хамски она не позволит. За кого он ее принимает? Задергался. Узнал, что ее автомобиль подорвали. А когда она, как дура, сидела в номере, не беспокоился? А когда она с ума сходила дома, тоже развлекался? Пусть подергается! Никаких электронных писем! Хватит!

Лизавета оборвала поток собственного возмущенного сознания. На мысленные препирательства с Сергеем нет времени. До выпуска меньше часа, а в запасе всего один комментарий…

СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ ДРУГ

Игорь Горный, проводив Лизавету до студии, гнал машину обратно на Чайковского. Впереди горячий день. Вообще-то при его работе чуть не каждый день – горячий. Но сейчас Горный чувствовал, что температура поднялась совсем уж высоко.

Дело «Тутти-Фрутти» на первый взгляд выглядело дохлым, как и большинство подобных дел. Никаких концов и зацепок. Яд привезен из-за границы. Теперь это просто. Украина, Белоруссия, Средняя Азия – дыра на дыре. Впрочем, если наклеить на склянку с цианидом этикетку от какого-нибудь снотворного, то яд можно протащить и через таможню в Шереметьеве. Пока на тебя никто не стукнул, таможенники и не подумают брать пробу с лекарства в твоем багаже.

На голосовую экспертизу тоже надежда не велика. Вот если бы отдельно – голос, а отдельно – предполагаемые преступники… Или если бы можно было проанализировать записи всех имеющих отношение к терактам телефонных звонков, чтобы выстроить цепочки, – тут говорит один и тот же человек, а вот тут другой… Но о такой фонотеке можно только мечтать.

Поэтому в деле «Тутти-Фрутти» им оставались стандартные мероприятия, древние, как сам сыск, а первым сыщиком был, как известно, царь Соломон. Правда, по совместительству он исполнял еще должность судьи, ну и правил помаленьку. А следствие и сейчас ведут так же, как в те седые времена. Свидетели, потерпевшие, очевидцы, друзья и родственники свидетелей, друзья и родственники потерпевших, и так далее и тому подобное.

Все эти разговоры – кого видели, о чем слышали – хороши в простых делах. Вместе распивали, вместе на гоп-стоп ходили, кто тетку убил, тот и брошку слямзил.

В «Тутти» поработал или профессионал, или маньяк. И те и другие обычно не распространяются о своих подвигах. Друзья и родственники ничего не знают, не ведают, считая своего близкого или закадычного достойным членом общества, и сообщники не будут биться, размазывая слезы раскаяния на груди у следователя и терзая дяденек из РУБОПа душераздирающими признаниями.

Но в этот раз им повезло. Они кинули сеть без всякой надежды выловить не то что золотую рыбку, а хотя бы умного карася, и вдруг такая бурная реакция. Хотя грех даже думать «повезло». Женьку жалко. Они в один год в милицию пришли. Кадмиев после Военмеха, а Игорь – отучившись в Политехе. Вместе трубили в отделении на земле, вместе стали борцами с организованной преступностью, когда существование таковой было официально признано и в правоохранительных органах появились соответствующие подразделения.

Женька хоть живым выцарапался. Сумел уклониться, когда деятель в кепке его пырнул. Не зря Горный заставлял его ходить в спортзал. Женька сопротивлялся этому отчаянно, говорил, для того, чтобы одолеть мафию, нужно тренировать мозг, а не мускулы. Пусть вон собровцы и омоновцы качаются, а их дело – собирать информацию, систематизировать ее и анализировать. Что бы он со своим анализом делал, если бы инструктор не вколотил в него приемы самообороны. Накололи бы Женьку, как фазана. Как этого толстяка журналиста.

Конечно, Айдарова тоже жалко. Неплохой парень был, только с фанаберией. Наверное, у них иначе нельзя. Не высунешься – не заметят. Вот он и высунулся. На свою голову.

Но работать теперь будет легче. Ясно, в каком направлении искать. Засветились ребята-террористы, занервничали. Телеведущей пластит в машину затолкали. Ликвидируют тех, кто опасно приблизился, только уж больно грубо работают, словно на себя наводят…

Прежде чем уехать с улицы Чапыгина, Горный поинтересовался у охраны на входе, когда заканчивается последний выпуск «Новостей» и как обычно добираются домой журналисты и технические сотрудники.

– Кто как. У кого свои колеса, тот сам. Кого-то встречают. А еще официальная развозка есть. – Постовой из вневедомственной охраны ответил только после того, как старший оперуполномоченный РУБОПа Игорь Горный предъявил удостоверение.

– А Зорина?

– По-разному. У нее машина была, вчера взорвали, но она не всегда ездила. Иногда с парнями какими выйдет, с друзьями, значит. Иногда ее здесь, на «паперти», поджидают. Хахали, поди. А иногда и на развозке уезжает. Мы вообще-то не следим, да и посты меняются.

– Хорошо, спасибо. – Игорь решил подстраховать девушку и вечером тоже или попросить Митю Сункова. Но тот у нее и ночевать останется, только разреши. Митя как услышал, что Игорь собирается опрашивать Зорину, чуть истерику не устроил. Кричал, что Горный страшно злоупотребляет своим служебным положением, самые сладкие куски выхватывает. Что он, Сунков, еще два дня назад говорил – допрашивать надо эту рыжую красотку…

На Чайковского Горный приехал уже после полудня. Митя, теперь его единственный помощник, сидел за столом, сложив руки, как примерный школьник:

– Здрасьте. Уж полдень близится, а Горного все нет. А Горного тем временем полковник Бойко ищет чуть ли не с собаками. Хочет посмотреть на оперативно-розыскное дело и вообще услышать отчет о проделанной работе!

– И что ты ему ответил?

– Сказал, что ты опрашиваешь свидетеля. А где ты был на самом деле?

– Свидетеля и опрашивал. Караулил у дома Зорину.

– Ах-ах-ах, это теперь так называется. Буду знать. И контингент свидетелей подберу соответствующий. Можно даже шифр выработать. Скажем, на опознании – это значит прямо у свидетеля на квартире, уличная встреча – это если в кино пошли…