Девять граммов пластита - Баконина Марианна Станиславовна - Страница 3

Ее европейские вкусы позволяли готовить завтрак быстро и непринужденно. Хлопья в миску, молоко туда же, щелкнуть кнопкой чайника – утром она чаще пила чай, а не кофе, чем и отличалась от прочих людей, живущих на европейском континенте западнее Бреста. Потом включить духовку и затолкать туда булочку. Все.

С завтраком для кота временами возникали трудности. Как правило, он охотно поедал «Вискас», «Китти-кэт», «Катинку» и прочие сухие деликатесы, придуманные для удовлетворения кошачьего аппетита и облегчения жизни кошачьих хозяев. Но иногда Масон бунтовал и требовал чего-нибудь натурального, весомого, зримого. Тогда приходилось варить ему кашу с рыбой. Сейчас у него был как раз «кашный» период, и накануне вечером Лизавета сварила ему геркулес.

Получив положенное, животное еще разок благодарно мурлыкнуло и приступило к трапезе. Лизавета взяла пиалу с корнфлексом, отчего ей снова вспомнился Лондон.

Лондон ей понравился, как только они туда приехали. Сразу и навсегда. Так бывает, когда город, что называется, подходит именно для тебя.

В группе были еще журналисты из Сочи и Владивостока. Они посчитали Лондон сырым и холодным. Но это уж кто к чему привык. Не коренной петербурженке сетовать на сырость.

Лондон оказался на удивление знакомым. Все названия что-нибудь да говорили уму и сердцу. Каждая улица открывалась страницами Диккенса, Голсуорси, Конан Дойля и Агаты Кристи, а в некоторых уголках отчетливо виделся Шекспир. Вот только Темза не говорила стихами Байрона или Шелли. Темза оказалась рекой узкой, глинистой и промышленной. Она если и могла рассказать что-нибудь, то лишь о первой промышленной революции, доках и фабриках, эксплуатации человека человеком и мрачной эпохе работных домов.

Все остальные названия – Риджент-парк, Оксфорд-стрит, Пиккадилли, Сохо – на разные голоса нашептывали о семейных неурядицах Форсайтов, прогулках Шерлока Холмса, шутках завсегдатаев Пиквикского клуба и чаепитиях мисс Марпл.

Лизавета Зорина чувствовала себя в Лондоне, как рыба в воде. Ей нравилось все – и медленные прогулки по центру после деловых встреч, и поездки на двухэтажных автобусах. Лондонские водители сущие лихачи, на своих махинах они носятся сломя голову даже по довольно узким улицам. Сначала жутковато, а потом привыкаешь. Лизавете это нравилось. Если можно было выбрать автобус, она ехала на нем, а не спускалась в мрачноватую лондонскую подземку. Старую, самую старую в мире. Она именуется здесь не метро, а просто «Труба» – «Тьюб».

«В Лондоне построили метро в том же году, когда в России отменили крепостное право. Вот и вся разница между двумя цивилизациями» – так прокомментировал их первую поездку в «Тьюб» журналист из московских «Вестей». Он представлял собой весьма гремучую смесь англофила и патриота одновременно. Лизавета тогда еще подумала, что чудаков в России не меньше, чем в Британии, и это помогает взаимопониманию.

Поездка российских журналистов в Англию была задумана Министерством иностранных дел Великобритании. Уайтхолл решил, что если русские поближе познакомятся с тем, как работают британские средства массовой информации, а попутно поделятся собственным опытом, то это сделает жизнь в общеевропейской коммунальной квартире если не мирной, то хотя бы понятной.

Журналисты, и российские, и британские, старались, как могли. Встречи, визиты, круглые столы, лекции, пресс-конференции… Заодно россиян решили на практике познакомить с тем, как британская пресса взаимодействует с правоохранительными ведомствами. Именно поэтому в Буш-Хаус, где располагается штаб-квартира Внешнего вещания Би-би-си и где проходило большинство лекций и семинаров, явился рыжий веснушчатый полицейский, ответственный за связи полиции Большого Лондона с газетчиками и тележурналистами.

Он коротко и внятно изложил принципы сотрудничества. Говорил на литературном английском, смотрел прямо, на вопросы отвечал по существу, чем выгодно отличался от начальника пресс-службы ГУВД Петербурга и области. Этот начальник слыл легендарной в своем роде фигурой. Достаточно было посетить любую пресс-конференцию, чтобы заметить, что он предпочитает предложения без подлежащих и сказуемых, путается в спряжениях и падежах и тайной следствия прикрывает нежелание или неумение рассказать даже о тех делах, которые давно переданы в суд.

Вторая часть знакомства с работой лондонской полиции задумывалась как своеобразный практикум. Журналистов распределили по разным полицейским участкам, и уже полицейские «на земле», если пользоваться терминологией отечественных стражей порядка, растолковывали им, что, как и почему.

Лизавете и парню из «Вестей» достался «противоречивый» участок – именно так заявил принявший их суперинтендент, а по-нашему – начальник РУВД. Он ткнул пальцем в карту Лондона:

– Видите, это как нарезанный пирог с рыбой. Здесь кварталы богатые, благополучные. Вот тут дом нашей Маргреты. – Так фамильярно многие лондонцы называют бывшего премьера и вечную «железную леди» мадам Тэтчер. – А здесь трущобы, многоэтажные муниципальные дома. Тут творится Бог знает что. И наркотики, и грабежи, и… В общем, сами увидите.

Проведя инструктаж и показав собственно участок, грузный суперинтендент сдал журналистов с рук на руки патрульным группам (если по-российски – ПМГ), которые и по вызовам ездили, и просто катались по своим улицам, за порядком следили.

Каждого отправили в отдельной патрульной машине. Коллеге из «Вестей» достался «Форд», а Лизавете выпало ехать на «Фольксвагене». Вообще, судя по автопарку данного полицейского участка, избыточным патриотизмом здесь не страдали. Покупали что дешевле и качественнее.

– Уолтер, – представился Лизаветин спутник, длинный костлявый парень с лошадиными зубами и обаятельной улыбкой. – А это Джимми. – Он кивнул в сторону своего напарника, уже сидевшего за рулем. – Самый молчаливый «бобби» в Лондоне, а может, и в Уэльсе.

– Почему в Уэльсе? – сразу удивилась Лизавета.

– Он к нам оттуда приехал, говорит с ошибками, вот и предпочитает помалкивать.

Сам Уолтер говорил чисто, не на кокни – лондонском просторечии, а на языке, который раньше называли королевским английским, но теперь, в эру телевидения, переименовали в язык Би-би-си. Безупречное произношение выдавало в Уолтере выскочку. Он явно не учился в хорошей частной школе или Оксфорде. Там ставят особую разговорную речь – с чудесной кашей во рту, чтобы свой свояка отличал с первого же слова. А может, Лизавета ошибалась. Ее представления о классах и социальных прослойках в Великобритании были почерпнуты из английских романов начала века. Но с той поры богатейшая Британская империя, где солнце не заходило ни на минуту, благополучно превратилась в самое обыкновенное государство на острове – побогаче одних, победнее других. Так что Уолтер мог быть и сыном герцога, решившим послужить родине в полиции.

– Значит так, леди. Вы садитесь сзади. – Уолтер приветливо распахнул дверцу синего «Фольксвагена». – Если что будет непонятно, спрашивайте.

Лизавета уже привыкла, что здесь всех плохо знакомых дам называют леди, а потому не сделала книксен, прежде чем залезть в автомобиль.

– Меня зовут Элизабет, по-русски Лизавета, но если вам трудно выговорить такое длинное имя, можете называть меня Лиз.

– Ли-за-фетта, – пропел Уолтер. – Как-нибудь справимся. Правда, Джимми?

Джимми только кивнул и тронул машину с места.

– Это наш участок, мы знаем здесь каждый дом, каждую улочку и закоулок, – начал полицейскую экскурсию Уолтер.

Они ехали очень медленно. Километров тридцать в час, не больше. Джимми спокойно рулил и помалкивал. Уолтер болтал. Но оба зорко поглядывали по сторонам. Один раз притормозили – Джимми высунулся в окно и что-то крикнул компании юнцов, игравших на обочине в футбол.

– Что он им сказал?

– Что пора спать.

Лизавета машинально глянула на часы.

– У нас школьники не имеют права шляться по улицам после девяти вечера, – ухмыльнулся Уолтер.