Самсоновский удар - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 1

Стадион был старый, запущенный, грязный. Футбольное поле заросло бурьяном, а сразу за входными облезлыми воротами начинался такой лес из травы и диких кустов, что к давно не ремонтированным трибунам пробраться можно было лишь по узкой дорожке. Только на гаревых дорожках занимались члены легкоатлетической секции, да среди кустов у ржавой железной ограды, как островок, желтела песчаная площадка с врытым в землю турником. В семь утра стадион был безлюден. Дул ветер, осеннее солнце с трудом пробивалось сквозь тучи. В этот час и появился пожилой невысокий человек в кожаной, видавшей виды, коричневой курточке и помятом сером берете на голове, из-под которого выбивались жесткие седые волосы. На длинном поводке он вел лохматого желто-белого щенка колли. Равнодушно позевывая, человек обогнул груду неубранного колотого кирпича и направился к турнику. Под перекладиной прыгал широкоплечий парень с короткой прической в голубом спортивном костюме и ярких новеньких кедах, рубил крепко сжатыми кулаками промозглый осенний воздух. С парня, что называется, валил градом пот. Он тяжело дышал, делая короткие прыжки во все стороны. Щенок колли опустился на груду опавших хрустящих листьев и с интересом уставился на парня. Хозяин его из-под редких бровей равнодушно скользнул серыми глазами на парня и равнодушно прошел мимо него, как учитель проходит мимо заурядного ученика. И вдруг в спину ему раздался рассерженный голос:

– Эй, ты! Разве не знаешь, что на стадионах с собаками появляться запрещено!

Старик задержал шаг и обернулся.

– Это вы мне, молодой человек? – спросил он вкрадчиво.

– Тебе, тебе! – подтвердил раскрасневшийся парень. – Кому же еще.

– Странно, – усмехнулся старик, – а ведь мы, кажется, телят совместно не пасли, да и в своей разведроте в Великую Отечественную войну я вас не видел.

– Вали, вали! – угрожающе закричал парень. – А то я тебе сейчас покажу и телят и Великую Отечественную. Легонький оперкот дам, и будешь ты, папаша, полчаса на песке валяться.

– Вот как, – усмехнулся старик. – Но позвольте узнать, а что такое оперкот?

– Узнаешь, когда на земле очутишься.

– Вот как. Значит, вы хотите меня бить? А я до сих пор полагал, что боксеры самые вежливые и благородные люди. Оказывается, теперь среди них попадаются и такие подлецы, как вы, молодой человек.

– Что? – заревел парень в голубом костюме и в два прыжка очутился перед незнакомцем. – На тебе! – воскликнул он, размахиваясь.

Но седой человек сделал какое-то небольшое движение, и огромный кулак проплыл мимо него. На тонких, высушенных временем губах появилась ухмылка. Боксер бросился на него снова, словно решив проучить как следует за дерзость. И тут произошло неожиданное. Кулак опять не достиг цели. Но, промахиваясь, парень ощутил мощный короткий удар и, оказавшись на земле, увидал, что старик стоит в прежней позе, только поводка в руке уже не держит. Лицо его лишь чуть побледнело от гнева, а тонкие губы были стиснутыми. Вскочив на ноги, парень в третий раз набросился на старика, но на этот раз получил такой сильный удар, что небо в его глазах осветилось фиолетовыми вспышками. Медленно поднимаясь с холодного желтого песка, широкоплечий парень вглядывался в худого щуплого старика и, держась за болевшую челюсть, с глазами, наполненными радостью, неожиданно спросил:

– Скажите, а вы не Самсонов?

– Самсонов Григорий Иванович, – скупо подтвердил старик. – Визитных карточек с собой не ношу.

– Вот видите, я сразу по одному удару определил, что вы Самсонов! – восторженно воскликнул парень. – Да ваш удар авторитетней визитной карточки. Вы же мой кумир, Григорий Иванович.

Старик с сожалением посмотрел на свою левую руку, которой нанес удар, и со вздохом промолвил:

– Десять лет никого не бил, а сегодня пришлось ее выпачкать. Пойдем, Рыжик, – позвал он желто-белого щенка.

Они медленно направились к пустым трибунам, а парень в спортивном костюме, держась огромной ладонью за челюсть, вполголоса повторял:

– Сам Самсонов ударил. Завтра всем расскажу. Это же надо! – И только когда скрылись за трибунами старик с щенком на поводке, с досадой хлопнул себя ладонью по лбу: – Как же так, А прощения у него допросить я так и забыл!