Дыши, не бойся (СИ) - "Берлевог" - Страница 5

После ужина появился Мика Хаст. Нашёл Быстрова в столовой, отозвал в сторонку. Быстров нарочно не стал отходить далеко, показывая, что ему некогда разговаривать.

— Тед, я хочу извиниться. Я не пришёл...

— Всё в порядке. Не за что извиняться.

— Я должен объяснить...

— Ты ничего не должен. Не беспокойся.

— Ты не понимаешь! Тед, я хочу...

— Я понимаю. Всё хорошо. Правда. — Быстров сделал честное лицо, но гримаса получилась злобной. Его грызло смутное тоскливое чувство, и он не знал, обида это, или обманутые мужские ожидания. Постарался выкинуть эпизод в Дебоче из головы. Одним разочарованием больше — какая разница? И без того есть о чём переживать.

Мика помялся, словно собираясь сказать что-то важное, но ограничился скупым «Береги себя» и пошлёпал по лужам к своей палатке.

13 мая

Ледник Кхумбу пересекли на рассвете. Быстров шёл за Дунаевским и его шерпом, позади — Пурба с огромным рюкзаком. В середине группы — итальянцы, мурманчанин и Катя. За ними носильщики с тяжёлой поклажей. Паша Стрельников шёл замыкающим. Обходили молочно-голубые сераки высотой с десятиэтажный дом, по шатким лестницам перебирались через бездонные расщелины. Лёд двигался, глухо потрескивая под ногами, и люди замирали, когда слышали пугающие звуки. Торопились пройти прежде, чем горячие солнечные лучи подтопят нестабильный ледник. Но и спешить было нельзя: встречались такие широкие расщелины, что приходилось связывать лестницы по две, а то и по три. Требовалась предельная осторожность: каждый год Кхумбу забирал несколько человеческих жизней, порой по десять сразу. Железные кошки царапали хрупкие алюминиевые перекладины, и этот скрежет действовал всем на нервы. В качестве страховки — верёвка, натянутая над ледяной бездной. Пока один пересекал опасный участок, все остальные ждали своей очереди.

Быстров шёл споро. Он думал о том, что проходит ледник в предпоследний раз. Или в последний, если не повезёт. Мысли о смерти стали неотвязными. Во время акклиматизации он убеждал себя, что это ещё не восхождение. Он притворялся, что впереди уйма времени для принятия окончательного решения, но эти уловки больше не работали. Глупое человеческое тело знало, что его ведут на запредельную высоту, в зону неизбежной смерти, и выбрасывало бешеные дозы адреналина, стремясь освободиться от обвязок и ремней, от кошек, ледоруба и страховочных верёвок, и бежать вниз. Вниз! И только бессмертный дух мог противостоять этим трусливым позывам. И новая хитрость разума, предлагавшего телу очередной компромисс: дойти до границы смертельной зоны, а там решить, подниматься ли дальше. Быстров не собирался идти до конца во чтобы то ни стало, он полагался на своё здравомыслие. Если оно подскажет всё бросить и немедленно спускаться, он так и сделает, ни минуты не жалея о шестидесяти тысячах, потраченных на участие в экспедиции. Жизнь дороже денег.

Выбравшись из ледяного лабиринта, Быстров поднял глаза на гору. Цепочка альпинистов растянулась по крутой каменной стене на добрую сотню метров. Наверняка они стартовали ещё до рассвета. Быстров пригляделся и заметил сиреневую куртку. Американцы снова впереди всех.

На отдых и обед остановились в Промежуточном лагере на 6200. Шерпы подогрели на газовой горелке тушёное мясо и заварили чай. Есть не хотелось, но Быстров заставил себя. Солнце припекало всё сильнее, по спине текли ручейки пота. Дунаевский, не долго думая, снял куртку и остался в тонкой флиске. Раздражённо ответил на замечание шерпа: «Мне жарко! Я весь пропотел!» Быстров подумал о том, как молниеносно на такой высоте банальная простуда превращается в отёк лёгких. Поведение Данилы давно его беспокоило. Капризный, плохо подготовленный член команды может стать обузой в критический момент.

После обеда небо посерело. Натянуло облака, полные колючего снега. Пурба подгонял: «Быстрее! Надо быстрее!» К Передовому Базовому лагерю на 7300 добрались уже в метели. Их ждали палатки, установленные накануне, и горячий чай в термосе. Быстров стащил ботинки, обвязку и обессиленно заполз в спальный мешок. Дунаевский с шерпом запаздывали, Паша Стрельников тоже. Пурба сидел рядом, изредка выползая из палатки, чтобы узнать, кто ещё появился из их группы. Но из снежной круговерти выплывали только замёрзшие корейские лица. Американцы, пришедшие в лагерь раньше всех, прятались от ветра в своих палатках. Быстрова мутило от усталости и высоты. Стенки палатки прогибались от шквальных порывов, а при каждом выходе Пурбы вовнутрь залетали снежные вихри.

Метель стихла к девяти вечера, и сразу ударил мороз. На чёрный бархат неба, усыпанный алмазами звёзд, выкатилась неправдоподобно большая луна. Кратер Коперника сиял посреди океана Бурь как лунный Эверест. Призрачный свет заливал маленькие палатки, укрытые снегом, и людей, разводящих огонь, и тропинку к Южному седлу.

Стрельников и Дунаевский пришли измождённые, с заледеневшими бородами. Данила молча вполз в палатку и упал лицом в спальник. Дышал угнетённо, в груди булькало и хрипело. Шерпы раздели его, отпоили чаем, и Данила ожил, попросил баллон с кислородом. В этом лагере не принято было спать в маске, но если клиент хотел расходовать свой запас, шерпы позволяли. А Быстров заснуть не мог. Проваливался в дремоту и выныривал, когда его сотрясали приступы сухого кашля. Пурба давал напиться — это помогало, но глотка и язык всё равно высохли и на вкус отдавали кровью. Ночью с проверкой заходил Стрельников, переговорил с шерпами, пошептался с Данилой — Быстров не прислушивался. Он не был уверен, что Паша ему не снится.

14 мая

Утром он не смог встать. Тело отказалось подчиняться. Он подумал, что заболел, и с облегчением решил не идти на Южное седло. Проявил здравомыслие. Пурба принёс термос, но Быстров не открыл глаза. Глухое раздражение заставляло его делать вид, что он спит. Пурба не поверил, начал толкать Быстрова, перекатил на спину:

— Тед, мы должны идти. Погода хорошая. Ваш гид Стрельников уже готов. Данила готов. Все с кислородом. Ты тоже.

Пурба прижал к лицу холодную маску. Через полчаса Быстров встал, самостоятельно оделся и даже съел тарелку риса. Апатия отступила вместе с гипоксией. В палатку наполовину влез Дунаевский:

— Очнулся уже? Молодец. Больше не снимай маску, никому твои подвиги не нужны. Мы заплатили кучу денег, чтобы у нас было много кислорода. Пользуйся! Кстати, смотри, как я вчера нос отморозил... — Данила приподнял маску, выставив почерневший кончик носа. — Так больно! Думал, не дойду. Ноги сбил, лицо совсем обледенело...

— Семь триста всего. Что ты будешь делать выше восьми тысяч?

— Так я на кислороде буду. Ни шага не сделаю без баллона. И в метель никуда не пойду. Ну его к чёрту, страшно.

Все так говорили: страшно, не буду рисковать, только с кислородом. Шерпы говорили то же самое, но другими словами: ом мани падме хум.

До Южного седла добрались за шесть часов. Быстров встегнулся в перила и равномерно двигал жумар по верёвке. Впереди маячила красная куртка Дунаевского, выше него — русские и корейцы, которые неожиданно выступили вслед за американцами. А там, где отвесная стена Лхоцзе сливалась с могучим телом Эвереста, ярким пятном выделялся сиреневый комбинезон Хаста.