Дети капитана Гранта (худ. В. Клименко) - Верн Жюль Габриэль - Страница 32

— Да, очень странно, Роберт, — согласился Гленарван.

— Я так ясно представляю его себе, — продолжал мальчик, словно говоря сам с собой. — Добрый, славный папа! Когда я был малюткой, то он укачивал меня на коленях, всегда напевая старинную шотландскую песню, в которой воспеваются озера нашей родины. Порой мне вспоминается мотив этой песни, но смутно. Мери тоже помнит ее. Ах, милорд, как мы любили его! Знаете, мне кажется, что нужно быть ребенком, чтобы так сильно любить своего отца!

— Но нужно вырасти, чтобы научиться уважать его, мой мальчик, — ответил Гленарван, растроганный признаниями, вырвавшимися из этого юного сердца.

Во время их разговора лошади замедлили ход и пошли шагом.

— Ведь мы найдем его, правда? — проговорил Роберт после нескольких минут молчания.

— Да, мы найдем его, — ответил Гленарван. — Талькав навел нас на его след, а патагонец внушает мне доверие.

— Талькав — славный индеец, — отозвался мальчик.

— Без сомнения!

— Знаете что, сэр?

— Скажи сначала, в чем дело, а тогда я отвечу тебе.

— Я хочу сказать, что вас окружают только славные люди: миссис Элен, — я так ее люблю! — майор, такой невозмутимый, капитан Манглс, господин Паганель и матросы «Дункана», такие отважные и такие преданные!

— Да, я знаю это, мой мальчик, — ответил Гленарван.

— А знаете вы, что лучше всех — вы?

— Ну нет, этого я не знаю!

— Так знайте же это, сэр! — воскликнул Роберт, взяв руку лорда и целуя ее.

Гленарван ласково улыбнулся Роберту, но разговор оборвался, ибо Талькав жестом дал понять, чтобы они не отставали. Нельзя было терять времени, следовало помнить об оставшихся позади.

Всадники снова пустили лошадей крупной рысью. Но вскоре стало очевидным, что лошадям, за исключением Тауки, такой аллюр был не под силу. В полдень пришлось дать им часовой отдых. Они выбились из сил и даже отказывались есть пучки альфафары — разновидность люцерны, — тощей и выжженной палящими лучами солнца.

Гленарван встревожился: признаки засушливости не исчезали, и недостаток воды мог привести к гибельным последствиям. Талькав молчал и, вероятно, думал, что в отчаяние приходить преждевременно, пока не выяснилось, пересохла река Гуамини или нет.

Итак, он снова двинулся вперед, и волей-неволей, понукаемые хлыстами и шпорами, лошади поплелись шагом — на рысь они уже не были способны.

Талькав мог опередить спутников, ибо Таука в несколько часов домчала бы его до берегов реки. Несомненно, он подумывал об этом, но несомненно также, что он не желал бросать своих спутников одних среди этой пустыни и, чтобы не опережать их, заставил своего скакуна умерить шаг.

Таука не без сопротивления, то становясь на дыбы, то испуская звонкое ржанье, умеряла свой аллюр, и не столько силой, сколько увещаниями удалось хозяину подчинить коня своей воле. Талькав действительно разговаривал со своей лошадью, и если Таука не отвечала ему, то во всяком случае она его понимала. Надо думать, что доводы патагонца были очень вески, так как, «поспорив» некоторое время, Таука сдалась на увещания хозяина и подчинилась ему, хотя и продолжала грызть удила.

Но если Таука поняла Талькава, то и Талькав понял скакуна. Умное животное каким-то высшим инстинктом учуяло признаки влажности в воздухе; оно жадно втягивало воздух, двигая и щелкая языком, словно смачивало его благодетельной влагой.

Патагонцу было ясно: вода близко. Он подбодрил спутников, объяснив им нетерпение коня. Вскоре две другие лошади тоже почуяли близость воды. Собрав последние силы, они понеслись вскачь вслед за конем индейца.

Около трех часов пополудни в углублении почвы блеснула светлая полоса. Она переливалась под лучами солнца.

— Вода! — воскликнул Гленарван.

— Да, вода, вода! — крикнул Роберт.

Теперь не нужно было подгонять лошадей. Бедные животные, почувствовав прилив сил, помчались вперед. В несколько минут они доскакали до реки Гуамини и, как были, вместе с всадниками, бросились по грудь в благодетельные воды. Хозяева поневоле последовали их примеру и приняли ванну, о чем им не пришло в голову жалеть.

— Ах, как вкусно! — воскликнул Роберт, упиваясь водой посредине реки.

— Не пей так много, мой мальчик, — предупредил Гленарван, не подавая, однако, сам примера умеренности.

Некоторое время ничего не было слышно, кроме громких, торопливых глотков. Что касается Талькава, то тот пил спокойно, не спеша, маленькими глотками, «длинными, как лассо», по патагонскому выражению. Он никак не мог напиться, и его спутники стали опасаться, как бы он не выпил всей воды в реке.

— Ну, видно, надежды наших друзей теперь не потерпят крушения, — сказал Гленарван. — Доехав до Гуамини, они найдут здесь достаточно чистой и свежей воды, если только Талькав не выпьет всю воду в реке.

— А не могли бы мы отправиться им навстречу? — спросил Роберт. — Таким образом мы избавим их от нескольких часов тревоги и страданий.

— Конечно, мой мальчик, но в чем же мы отвезем им воду? Ведь бурдюки остались у Вильсона. Нет, уж лучше подождать их на месте, как было условлено. Принимая во внимание расстояние, которое им надо проехать шагом, я полагаю, что наши друзья прибудут лишь ночью. Итак, приготовим же для них добрый ночлег и добрый ужин.

Талькав, не дожидаясь предложения Гленарвана, отправился выбирать подходящее место для привала. Ему посчастливилось найти на берегу реки «рамаду» — трехсторонний загон для скота. Рамада являлась превосходным убежищем для людей, не боящихся спать под открытым небом, как это было в данном случае. Поэтому путники не стали искать ничего лучшего, и все трое растянулись на земле, под солнцем, чтобы просушить промокшую одежду.

— Итак, место для ночлега найдено, — сказал Гленарван. — Позаботимся теперь об ужине. Надо, чтобы наши друзья остались довольны посланными вперед гонцами. Надеюсь, что им не придется жаловаться. Мне кажется, что, поохотившись часок, мы не потеряем времени даром. Ты готов, Роберт?

— Да, сэр, — ответил мальчик, вставая на ноги и поднимая ружье.

Мысль об охоте пришла Гленарвану в голову потому, что берега Гуамини, казалось, были местом встречи всей дичи окрестных равнин. Целыми стаями поднимались в воздух «тинаму» — род красных куропаток, водящихся в пампе, черные рябчики из породы ржанок, именуемые «теру-теру», желтые коростели и водяные курочки с великолепным зеленым оперением.

Что же касается четвероногих, то их не было видно. Но Талькав, указав на высокие травы и густые лесные поросли, дал понять, где именно притаились животные. Охотникам достаточно было сделать лишь несколько шагов, чтобы очутиться в месте, равного которому по обилию дичи нельзя было найти на целом свете.

Для начала они предпочли дичь четвероногую дичи пернатой: их первые выстрелы были направлены на крупную дичь пампы. Вскоре они вспугнули сотни косуль и гуанако, подобных тем, которые так неистово обрушились на них в вершинах Кордильер. Но эти пугливые животные быстро умчались, так что оказалось невозможным приблизиться к ним на расстояние ружейного выстрела. Охотники решили преследовать другую дичь, которая к тому же была значительно вкуснее. Подстрелили штук двенадцать красных куропаток и коростелей, кроме того, Гленарван убил метким выстрелом пекари — «таи-тетр». Мясо этого толстокожего животного с рыжеватой шерстью очень вкусно, и на него не жаль было потратить порох.

Меньше чем в полчаса охотники без труда настреляли столько дичи, сколько им было необходимо. Роберт не отстал от других; он застрелил редкое животное из семейства неполнозубых — «армадилла», нечто вроде «тату» — броненосца, длиной в полтора фута, покрытого панцирем из подвижных костистых пластинок. Это было очень жирное животное, и, по словам патагонца, мясо его представляло настоящее лакомство. Роберт очень гордился своей удачей.

Что касается Талькава, то он показал своим спутникам, как охотятся на «нанду» — разновидность водящегося в пампе страуса, отличающегося удивительной быстротой в беге. Имея дело с таким быстроногим животным, индеец не стал прибегать к хитрости. Он погнал Тауку галопом прямо на этого страуса, стремясь сразу настичь его, ибо, не сделай он этого, тот лишь замучил бы и лошадь и охотника, непрерывно петляя во время быстрого бега.