Над Москвою небо чистое - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 54

Улыбаясь в подстриженные усы, вспоминал Демидов, как на седьмой день войны, получив приказание перебазироваться полком на восток, зашел он в казарму, где коротали беспокойные первые фронтовые ночи механики и техники. Ему навстречу в затемненном проходе поднялся Кокорев, смуглый, узколицый техник, обслуживавший самолет Саши Хатнянского:

– Стой, кто идет?

– Я, Демидов, – пробасил подполковник.

Глазок электрического фонарика тотчас же погас, и Кокорев попятился к стене, уступая дорогу в узком проходе. В полумраке Демидов оглядел казарму. На койках в сторожких, неспокойных позах нераздетые и неразутые спали техники и механики. Кто-то метался, бормотал неразборчивые слова, кто-то со свистом всхрапывал.

– Как настроение, Кокорев? – тихо спросил Демидов.

– Ничего настроение. Хорошее.

– С чего же это? – поинтересовался подполковник.

– Так ведь слух прошел, – улыбнулся Кокорев, – говорят, на минском направлении отступаем, а прибалтийцы Кенигсберг взяли… Это правда, товарищ командир?

– Правда, Кокорев, – не колеблясь, ответил Демидов. – Не только Кенигсберг, Берлин возьмем.

А минуту спустя Демидов, гулко впечатывая шаги в твердый асфальт аэродромной дорожки, под небом, освещенным зенитными трассами и прожекторами, думал о великой силе русского человека, который, и отступая к Москве, ни на минуту не терял веры в победу.

И много раз думал об этом Демидов.

Под Вязьмой, стоя у стартового «Т», он выпускал в полет очередную четверку истребителей, когда на запыленном «газике» подъехал к нему командир БАО с незнакомым капитаном, очень худым, небритым, в изодранной на локтях гимнастерке. Демидов с удивлением оглядел капитана и, обращаясь скорее не к нему, а к командиру БАО, гаркнул:

– В чем дело?

– Товарищ подполковник, капитан требует накормить его тридцать человек, а ни у кого нет аттестатов.

– Не кормить, – властно приказал Демидов, – у нас не заезжий двор. Где продаттестаты?

– Если бы вы побывали там, где я, их бы у вас тоже не было, – ледяным от бешенства голосом сказал незнакомый капитан.

– Где же это вы побывали? – иронически спросил подполковник. – И кто вы такой?

– Я капитан Бодров, – сдавленно выкрикнул незнакомец, – десять суток я выводил из окружения свой разбитый батальон. Мы не видели за это время ваших самолетов, травой питались, а вы распивали чаи с шоколадом. Мы… нам было в десять раз тяжелее.

– Капитан, вы считаете, что это дает вам право дерзить?

– Мои бойцы – это настоящие герои.

– Герои? – язвительно переспросил Демидов. – А что они сделали такого героического?

– Прорвались к своим.

– И только?

– Как! Разве этого мало! – вскричал Бодров, ошарашенный невозмутимостью этого властного рябоватого подполковника.

Демидов усмехнулся:

– Да, мало, – сказал он жестко. – Действительно, вы шли по лесам и болотам, но все это делали для того! чтобы занять свое место в строю… и только. За что же вас называть героями! Вы прятались эти десять дней от немцев, а мои летчики били их в открытых боях, причем били их основную силу. Ту, что вообще не считалась с вашей группой, оставшейся в окружении. Вели вы себя достойно – оружия не сложили, но выполнили лишь свой долг. А герои… герои – это те, кто вражескую силу сейчас молотит.

Капитан устало опустил плечи.

– Это верно, товарищ подполковник… Только и мы себя не посрамили.

– Достойный ответ, – согласился Демидов и приказал немедленно накормить, помыть в бане и обмундировать всю группу капитана Бодрова. Потом смотрел вслед подымавшему аэродромную пыль «газику» и думал: «Не ошибся ли? Может, слишком круто с ним обошелся? Нет, не ошибся. Видно, хороший ты человек, капитан Бодров. Вот встанешь в строй, набьешь со своими ребятами морду фашистам и будешь настоящим героем».

На новом аэродроме жизнь демидовского полка поначалу потекла гораздо спокойнее. Командующий авиацией фронта дал летчикам два свободных дня. За это время они успели разместиться в уютных землянках, обжитых экипажами дальних бомбардировщиков, ранее занимавших этот аэродром. Наведались в баню, сооруженную в небольшом лесочке, люто парились в тесной парилке, заменили вышедшее из строя обмундирование. Командир БАО майор Меньшиков сам разводил летчиков по землянкам, сам вместе с начальником вещевого отдела развез им пакеты с вещами.

Султан-хан старательно брился, когда в землянку пришел посыльный и объявил, что Демидов приказал всем явиться на совещание летного состава.

Алеше Стрельцову после ночного перелета хотелось скорее повидаться с Вороновым, и он обрадовался этому известию.

– Скоро побреетесь, командир? – окликнул он Султан-хана.

– Вай, – не отнимая от щеки тонкого лезвия бритвы, отозвался горец, – какой нетерпеливый! Самому брить нечего – на командира не кричи, как на ишака. – Султан-хан снял со своей щеки последнюю дорожку смолисто-черных волосков, посмотрел в зеркало: – Ай молодец, Султанка, совсем помолодел. Какой жених!

И тотчас же погасли черные глаза, тенью легла на лицо печаль. Маленькая ранка – снова встала она перед ним. Задумчиво и скорбно смотрел Султан-хан на свое отражение в зеркале. Тоска, дремавшая на самом дне души, пока он ходил, летал, что-то делал, не погружаясь в сокровенные свои мысли, вдруг всплыла и заслонила перед ним все окружающее, болью перекосила губы. Снова думал Султан о неотвратимых признаках своей болезни. На лопатке, уже третье по счету, росло круглое, с багровыми краями пятнышко. А на руке, под лайковой перчаткой, то, самое первое, теперь не просто шелушилось, а стало покрываться по утрам липким, влажным налетом. Тяжелая испарина выступила на щеках у горца. «Ой, дедушка Расул, сколько же еще мучиться твоему бесприютному Султанке?»

Султан-хан оттолкнулся ладонями от острого края стола, вскочил. Смахнул с лица своего угрюмость. Даже улыбнулся, повстречавшись глазами со взглядом Алеши:

– Ну что, ведомый, дождался? Пошли.

Новый аэродром выгодно отличался от старого. Здесь все было сделано прочно, капитально. От широкой бетонированной полосы расходились в разные стороны гладкие рулежные дорожки. В авиагородке после бомбежек уцелели многие здания. На асфальтированных дорожках авиагородка еще сохранились транспаранты с довоенными лозунгами. Идя в штаб полка на совещание, Алеша с любопытством прочитывал их: «Летчик! Помни, что высокая дисциплина – залог безаварийности полетов», «Будем образцово проводить предварительную и предполетную подготовку», «Женсовет – будь шефом зеленых насаждений».