Над Москвою небо чистое - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 26

От первых трех истребителей, летевших левее, отделились «эрэсы», выплюнув желтые пучки огня. «Надо и мне», – сверкнуло в сознании Алеши. Впереди по аэродрому мчалась грузовая автомашина, забитая людьми. Алеша вдруг всем своим существом ощутил, что его правый «эрэс» угодит в нее или по крайней мере разорвется очень близко, и нисколько не удивился, что это случилось именно так. Столб огня и дыма окутал машину, и, перевернутая набок, она еще некоторое время ползла по летному полю. Куда угодил левый снаряд, Стрельцов не заметил, но, когда он, чтобы не врезаться в набегавшую землю, резко выхватил ручку управления и заставил свой «ишачок» снова набирать высоту, а потом опять зашел по центру аэродрома, он увидел, как буйное пламя пожирало останки грузовика.

Хлыстом ожег его голос Султан-хана:

– Осторожнее, оглашенный! Пристройся!

Три машины, успев второй раз прочесать аэродром, ложились на обратный курс. Если бы Алеша, не атакуя цели, последовал за ними, он бы неминуемо их догнал и пристроился. Но он сгоряча спикировал на центр аэродрома еще раз, спикировал неудачно, потому что опоздал с открытием огня, и еле-еле вывел свою машину в горизонтальное положение. Белая полоса бетонки была под самым хвостом истребителя, когда он, задрав широкий капот, устремился вверх.

Машина уносила Алешу от аэродрома на большой высоте. Сзади ударили зенитки. Алеша посмотрел на пузырек компаса и вздрогнул. Он шел курсом на запад. Когда он развернулся на восток, ни справа, ни слева не было ни одного самолета.

«Где же капитан? Где Барыбин, Красильников?» – подумал Алеша. Ему стало жутко оттого, что он теперь совершенно один над землей, занятой врагом, где из каждого лесочка на него могут обрушиться зенитки.

Неожиданно Алеша вспомнил, как однажды в столовой добродушный огромный Боркун, прихлебывая горячий чай, поучал его и Колю Воронова:

– Здесь, ребятки, у нас фронт, а не университет. Всего рассказать вам не успеешь. Поэтому каждое слово у нас, стариков, ловите! Вот, например, заблудился ты над вражеской территорией. Что будешь делать? Первое дело – бери курс девяносто на восток и гони – всегда к линии фронта выйдешь. А там любой советский аэродром пригреет.

В кабине было душно. От разогревшегося мотора пахло бензиновыми парами. Стрельцов установил курс девяносто градусов и сразу почувствовал облегчение.

Вдруг правее, выше себя он увидел растянувшуюся в полете девятку боевых машин. Самолеты шли на юго-восток. Над фюзеляжами горбились кабины. Очертания самолетов показались ему странно знакомыми. «Батеньки! – обрадованно подумал он. – Да ведь это же «илы»! Пристроюсь, они и доведут меня поближе. Они же севернее города сидят, а наш полк южнее. От города сразу свой аэродром найду, лишь бы колокольни увидеть».

Разглядывать перемещающийся в воздухе косяк самолетов не было времени. Все свое внимание Алеша сосредоточил на пилотировании и на приборной доске. Он прибавил газ и нагонял девятку. Ощущая сильную усталость, он иногда взглядывал на идущие впереди самолеты, но их силуэты двоились в глазах, поблескивая на солнце стеклом кабин.

Не приближаясь к ведущему (чего доброго, этим ведущим окажется какой-нибудь командир полка, майор, а то и подполковник), Алеша взял положенный интервал, уменьшил скорость и полетел в хвосте.

Усталость сделала его движения вялыми и неточными. Опасаясь столкновения, он беспрерывно следил за высотой и скоростью. Девятка стала набирать высоту, Стрельцов последовал за ней. Когда самолеты снова выровнялись, на высотомере было около двух тысяч метров. Алеша, оторвавшись от доски приборов, глянул на хвост впереди идущего самолета, и его прошиб холодный пот. На сером жестком киле он отчетливо разглядел черную фашистскую свастику. В ту же секунду Алеша перенес взгляд чуть повыше и увидел, что у всех остальных самолетов из-под брюха торчат колеса.

Теперь даже для него, неопытного, необстрелянного, позорно оторвавшегося от своей группы в первом боевом полете, все стало ясно. Он пристроился к группе летевших без прикрытия одномоторных бомбардировщиков-штурмовиков Ю-87, тех, что именовались «лаптежниками» за свои неубирающиеся шасси и «музыкантами» за то, что с воем со страшного переворота довольно точно бомбили наши мосты, переправы, железнодорожные узлы. Все это произошло в какие-то три-четыре минуты. «Почему же они меня не обстреляли? – удивился Алексей, и ответ на этот раз пришел быстро: – Ясное дело, надеются, что наши зенитки не откроют огня, если в хвосте идет советский самолет. За моими красными звездами хотят спрятаться! Небось зенитчики ждут, что этот самолет вот-вот атакует «лаптежников». А я? Ну погодите же!» – Алеша нехорошо выругался и вдруг понял, что в его положении потерявшего группу, опозорившегося в первом же полете новичка единственное средство восстановить репутацию – сбить хотя бы один из этих тихоходных самолетов.

Он отдал от себя ручку, и его «ишачок» выпрямился на одной высоте с последним, замыкающим всю девятку «юнкерсом». Горбатая кабина щерилась на него черным стволом пулемета. Стрельцов изо всех сил нажал на гашетку. Его машина встрепенулась от дробного грохота пушек, трасса сверкнула впереди и оборвалась. Алеша смотрел и ждал. «Почему же не берут проклятого фашиста мои снаряды?»

«Юнкерс» шел и шел. Алеша еще раз нажал на гашетку и удивился, что новая его трасса рассекла чистое небо. «Где же самолет?» – встревожился он. Когда движением ручки управления Стрельцов слегка наклонил истребитель, он увидел сквозь козырек кабины, что атакованный им «юнкерс» кособоко повалился на крыло и сделал какой-то немыслимый виток.

– Уходишь, гад! – с озлоблением выкрикнул Алеша.

Но пилотская кабина на «юнкерсе» внезапно подернулась дымом, и самолет, не выходя из крена, стал рушиться вниз.

Алеша заметил, как ведущий «юнкерсов», а следом за ним два ведомых отвалили от группы и, сделав полукруг, заходят на него для атаки. «Ерунда! У вас максимальная скорость двести восемьдесят», – подумал Алеша. Он дал сильный газ и скользнул вперед и в сторону, изменив прежний маршрут.

Дымка расступилась, и чудесный осенний день засиял над землей. Справа на горизонте блеснули позолотой верхушки церквей. Алеша рванулся к ним напрямую, твердо зная, что едва он успеет подлететь к высокому холму, густо усеянному светлыми городскими домиками, как сразу же увидит ровный ряд самолетных стоянок, знакомую рощицу и красный столб с деревянным пропеллером над могилой майора Хатнянского.