Харон обратно не перевозит (сборник) - Азимов Айзек - Страница 37

— Ты что, разве не знаешь про этот кусок дороги? — на бегу спросил медвежонок. — Тут пропадешь ни за грош. Это же невероятные миры. С ними шутки плохи! Тут даже ни одного стража дороги возле окон нет.

Между тем топот гулко слышался все ближе и ближе. В предвкушении, что их сейчас схватит, оно радостно заревело. Но не тут — то было. Надеясь, что участок невероятных миров уже кончился, медвежонок и Птиц нырнули в первое же попавшееся окно и, не разбирая дороги, ринулись дальше.

Разочарованный вой гулко за их спинами становился все тише, тише и наконец исчез. Тогда они остановились и оглянулись.

Мир как мир, лес как лес!

— Тебе еще повезло, — сказал, отдышавшись, медвежонок. — Вот если бы там было мрачно, одиноко или сыро — пиши пропало.

— Да уж, — покрутил головой Птиц. — На дорогу нам возвращаться пока нельзя. Держу пари, что гулко все еще караулит возле окна. Давай лучше отдохнем. Судя по всему, этот мир не так уж и плох.

— Пожалуй, — согласился медвежонок и, сорвав с ближайшего дерева лист, задумчиво его сжевал.

— И вообще, — сказал Птиц, — может быть, этот мир необитаем? Мы могли бы стать его правителями. Хотя, впрочем, так не бывает. Обязательно кто — нибудь вылезет и нападет. С ним надо будет воевать, побеждать, а потом только — только начнешь пожинать плоды своего труда, как вылезает кто — то другой — пожалуйте бриться.

Медвежонок сорвал новый лист. Потом почесал за ухом.

— Получается, нам надо все разведать?

Птиц кивнул.

— Ладно, — согласился медвежонок.

И они пошли.

Ветки кустарников так и норовили стегнуть их посильнее. В воздухе вились странные насекомые. На секунду в вершинах деревьев мелькнуло что — то длинное, продолговатое, зеленое, с огромными крыльями, издававшими хлопки, будто кто — то ритмично открывал и закрывал гигантский зонтик.

Через полчаса они вышли на тропинку. Еще через некоторое время она вывела их к усыпанной прелой листвой, мощенной брусчаткой дороге. Тут им пришлось остановиться.

— Направо или налево? — спросил медвежонок.

— А по — гусарски, — ответил Птиц и извлек из — под крыла медную монету. — Значит, так: орел — направо, решка — налево.

Он подкинул монету. Она упала орлом вверх…

Листья пружинили под их лапами, а медвежонок и Птиц шли не спеша, лениво разглядывая росшие по обочинам молоденькие сосенки, кривоватые березки и могучие дубы.

— А почему по — гусарски? — спросил медвежонок.

— Почему? — удивился Птиц. — Ну, если такие гусары.

— А кто они?

— Кто? — покрутил головой Птиц. — Так на Рикле–3 называют полуразумных, мутировавших гусей. Они целыми днями ничего не делают, режутся в карты, пьют бургоньяк, шампаньяк и вообще ведут беспечный образ жизни. Веселый народ, этого у них не отнимешь. А монетку они кидают, когда не могут решить, что им делать — пить «горькую–76», а потом ехать к гусочкам или же, наоборот, сначала ехать к гусочкам, а потом уже пить «горькую–76»…

Спать они устроились в дупле гигантского дуба. Ночью пошел дождь.

Под утро Птиц проснулся и долго лежал, вспоминая что — то старое — старое, трудноуловимое, слушая, как шелестит мокрая трава и дождь барабанит по жестким листьям дуба.

Что — то с его воспоминаниями было неладно.

Он вздохнул и, повозившись, устроившись поудобнее, опять заснул.

4

Кормы двигались цепью. Их предводитель, трехметровый гигант в сверкающих, обшитых скальпами врагов латах, с тяжелым двуручным мечом за спиной и двумя по бокам, шел в середине. Справа от него, сгибаясь под тяжестью бердыша и сверкающего, как зеркало, щита, пыхтел оруженосец. Слева пылил красноватой гормской пылью хранитель священной трехглавой мухи. Сама муха копошилась и жужжала в узорчатом коробе за его плечами.

Предводитель кормов остановился и, наклонившись, стал рассматривать четко отпечатавшиеся в песке следы дорожников. Наконец он выпрямился и махнул рукой. Цепь воинов зашагала дальше.

Кормы не знали, что километрах в двух им навстречу движется отряд невысоких, но чудовищно широкоплечих кракеозов. Их предводитель, не подозревая, с кем вот — вот столкнется, шел во главе своих людей, медленно пережевывая наркотическую жвачку нух и рассеянно поигрывая длинным мечом.

Преследуемые кормами трое одетых в рваные беотийские хитоны дорожников находились между этими неумолимо сближавшимися отрядами. Провалились они на такой мелочи, как незнание имени любимой кошки беотийского автократора. Теперь, для того чтобы спрятаться, у них оставалось минут пятнадцать — двадцать, не больше.

Что ж, пора вмешаться.

Велимир взмахнул отливающими золотом крыльями, собственно говоря, супершпиону совершенно ненужными, но придававшими ему вид местного золотого орла, и передал старшему группы через микроприемничек, вживленный у него над ухом, что бежать надо строго на север. Там, за песчаными дюнами, начиналась спасительная для них сейчас великая топь. Теперь все зависело от быстроты ног дорожников.

Они не успели совсем чуть — чуть. Кормы заметили дорожников, когда они были метрах в тридцати от зарослей гигантской осоки и камыша, с которых, собственно, и начиналась великая топь. Засвистели стрелы…

Дорожников спасло то, что в этот момент из — за ближайшего холма с ревом и гиканьем посыпались кракеозы. Предводитель кормов выхватил двуручный меч и скрестил его с мечом предводителя кракеозов. Поле битвы заволокла пыль.

Велимир еще успел заметить, как верховный корм ловким ударом расколол щит предводителя кракеозов пополам, потом увидел одного из кракеозов, раскручивающего над головой дюжину соединенных стальной нитью, усеянных острыми шипами шаров. Неподалеку от него медленно оседал на землю с торчащей из горла черной стрелой хранитель священной мухи. Сделав изящный разворот, супершпион стал снижаться над великой топью.

Вовремя. Предупредив дорожников о том, что справа к ним подкрадывается болотный тигр, и выведя их на безопасную тропинку эльфов, Велимир переключился на другой мир.

Здесь его помощь была не нужна. Двое дорожников перед возвращением любовались заходом солнца. Одного звали Врад. Судя по профилю и цвету кожи, он был потомком индейцев. Второй, по имени Бангузун, на первый взгляд казался увальнем, но это впечатление было обманчиво. По крайней мере Велимир, видевший однажды, как Бангузун голыми руками задушил полосатую гориллу, знал, что по быстроте реакции и силе среди дорожников ему, пожалуй, не найдется равного.

А закат был действительно прекрасен. Велимир развернул супершпиона так, чтобы видеть его как можно лучше, и тоже залюбовался тем, как голубое в белую крапинку солнце, пуская изумрудные, бордовые и лазурные лучи, медленно тонуло в море, делая его темнее и загадочнее, словно растворяясь в безумии самых неожиданных цветов и оттенков.

Так, с этим все в порядке.

Он переключился на третий мир. Увидел, как работавшая в нем группа из трех человек выбралась на дорогу миров, и заставил супершпиона следовать за ней.

Посмотрев минут пятнадцать, как возвращаются дорожники, Велимир хотел было уже отключиться, но тут откуда ни возьмись появился квадратный гибарянец. Он шел по дороге, весело отдуваясь и выбирая случайного путника, на которого можно было плюнуть проклятым молочком. Понаблюдав за тем, как трое дорожников осторожно и профессионально обошли гибарянца стороной, Велимир напоследок глянул на его наспинный гарем, из которого высовывались маленькие, с изумрудными глазками и красивыми напомаженными усиками головки гибарянцевых жен. Прекрасно. Вернув супершпика в тот мир, из которого его взял, Велимир отключился.

Порядок!

Он снял с головы мнемошлем и блаженно откинулся в кресле.

А ведь было время, когда на дороге находилось до дюжины групп. Вот это была работа! Особенно если учесть, что большинство дорожников тогда были зелеными щенками и лезли в любой сомнительный и опасный мир. Только успевай им советовать, ободрять и выдавать нужные сведения. А чтобы правильно посоветовать, надо обладать опытом. Откуда же его взять, если сам — зеленый щенок? Да и аппаратура тогда была значительно хуже.