Царьград. Трилогия - Посняков Андрей - Страница 42

— Ничего не понимаю, — Владос почмокал губами. — Белиберда какая-то.

— Думаю, это из-за нее мы сегодня совершим несколько ездок, — негромко пояснил Лешка.

— Ты так считаешь?

— Да. Думаю, наш хозяин не так-то прост! И главное — как бы его игры не вышли нам боком.

— А мы-то тут при чем?! — вполне искренне удивился грек. — Мы вообще ни о чем таком ни сном ни духом.

— Это все так, — Лешка задумчиво потеребил подбородок. — Вот только чаще всего такие, как мы, и попадаются. Поди потом, доказывай, что ты ни при чем. Боюсь я, дружище! Как бы не запалиться! Не зря нам старик такие деньжищи платит…

— Обещает заплатить — ты хотел сказать?

— Ну да. Обещает. Интересно, на кого он работает?

— На турок, — авторитетно заявил грек. — Или, может быть, на армян, на ордынцев… мало ли. До Трапезунда многие охочи — больно уж вкусен кусок.

— Да уж, — невесело кивнул Лёшка. — Это ты верно заметил — вкусен. Как бы только нас вместе с ним не проглотили.

Сказал — и словно накаркал!

На этот раз у восточных ворот, через которые они всегда и ездили, стояла не обычная стража, а совершенно новые люди — надменные, злые, в блестящих чешуйчатых латах и с копьями. Главный — высокий чернявый мужчина с раздвоенной, словно копыто, бородкой — презрительно выпятив губу, вразвалочку подошел к телеге:

— Куда, зачем?

— В керамическую мастерскую Аристарха, что на Валясице, — охотно пояснил Владос. — За кирпичами на ремонт подворья церкви Святой Софии.

— За кирпичами, говорите? А ну, записывайтесь в подорожную книгу! И платите три обола.

— Так мы ж пока пустые…

— Четыре!

Друзья грустно переглянулись: ничего не поделаешь, видно, придется платить. Какой-то молодой воин — совсем еще мальчишка — принес из привратной будки подорожную книгу — длиннющий папирусный свиток.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался копытобородый. — Никогда подобных книг не видел. Интересно взглянуть… — Он развернул свиток, вчитался… — Ага! Вот и вы… Владос и Алексий, возчики господина Николая Стадоса, церковного старосты. Третьего дня с утра везли кирпичи… И в обед везли. И вечером. И за день до того… Ого! Да из этих кирпичей не только церковное подворье отремонтировать, стену крепостную выстроить можно! А не уклоняется ли ваш наниматель от налогов, а?

— А мы почем знаем?

— Верно, не знаете. Но — поможете его побыстрей отыскать! — расхохотавшись, главный щелкнул пальцами. — Взять их!

Рослые стражники враз скрутили парням руки и утащили в воротную башню.

— Да что вы делаете-то, ироды? — нарочно привлекая внимание прохожих, громко ругался грек. — Это же произвол!

— Меньше болтай, дешевле отделаешься, — цинично бросил стражник и подмигнул своим. — А ну-ка, братцы, обыщем их!

Сильные руки зашарили под одеждой.

— Ой-ой! Щекотно! — задергался Владос, а Лешка… Лешка похолодел — из-за его пазухи уже вытаскивали грамоту. Развернули.

— Ого! Ну и птички залетели в наше гнездо! Господин Каландис, взгляните-ка сюда!

Господин Каландис — тот самый командир, чернявый, с раздвоенной бородкой — заглянул в караульное помещение.

— Ого! — воскликнул он, рассмотрев найденную грамоту. — Да тут пахнет хорошей наградой! Значит, так: этих, — он кивнул на побледневших друзей, — связать. Сторожить. Потом доставить, куда скажу. И смотрите у меня, отвечаете головой.

— Ну, вот оно, — уныло повесил голову Владос. — Дождались.

Лешка ничего не сказал — а что было говорить-то?

Связав руки, их поместили в узкой комнате для задержанных, забранной решеткой из толстых металлических прутьев. Двое воинов, притащив скамью, уселись рядом с решеткой и не отрывали от пленников глаз.

— И не вздумайте разговаривать! — без обиняков предупредил один из стражей. — Не то ка-ак шваркну копьем — мало не покажется.

Владос опустил голову, а Лешка… Сказать, что он был подавлен — значит, ничего не сказать. Ну, как же так?! Как же так получилось? Далась ему эта телега, эта злосчастная грамота… Ведь телегу-то не обыскивали, обыскивали седоков, и то — просто так, для профилактики. И вот, на тебе! Как назло. Да-а, вляпались. И самое главное — виноват-то во всем он, Лешка. Как теперь быть? Как смотреть в глаза Владосу? Выход один — взять все на себя, а уж там — будь что будет.

Их продержали в караулке почти до вечера, и, уже когда начинало темнеть, посадили в закрытый возок и куда-то повезли под усиленной охраной стражников. Повозку подбрасывало на ухабах, скрипели колеса, а на сердце было так муторно, что просто и не сказать как.

Ехали долго, правда, больше стояли, и Лешка даже попытался представить себе, как матерый шпион —куда везут? Впрочем — а к чему все это? Города-то они толком не знали. Скорей бы уж привезли.

Лешка старался не смотреть на Владоса, и глотал горькую слюну, чувствуя себя виноватым во всем. А грек… Грек вдруг изловчился, ткнул его локтем и вдруг весело подмигнул — мол, еще повоюем!

Как раз в этот момент повозка явно поехала медленнее, а затем и вообще остановилась. Один из сидевших внутри — вместе с арестованными — стражников откинул плотный полог, что-то громко спросил и, оглянувшись, махнул рукой:

— Вылезайте, приехали.

Один за другим узники выбрались из повозки. Уже было совсем темно и над головами холодно мерцали звезды. Холодный ветер дул откуда-то с гор, раскачивая ветви деревьев, пахло конским навозом и почему-то — розами, вернее — шиповником. А, так и есть — повернув голову, Лешка увидел обширный сад. В руках стражников, потрескивая, горели факелы, добавляя к навозу и розам свежий запах смолы.

— Ну, чего встали? — Лешку весьма ощутимо приложили по шее, парень дернулся и, вздохнув, зашагал следом за копытобородым Каландисом — тот их, оказывается, сюда и привез. Сюда… Интересно было — куда? Впрочем, чего интересного? Здоровенный трехэтажный дом, довольно угрюмый, скорее даже — крепость, если учитывать маленькие оконца и башни. Сад был окружен железной оградой, через ворота которой к дому вела посыпанная песком тропинка. Когда подошли ближе, гремя цепями, залаяли псы. Они были невидимы в сгустившейся темноте, но, судя по лаю, чувствовалось — зверюги солидные, не какие-нибудь там болонки.

Проведя арестантов длинным пустынным коридором, стражники спустились вниз, в подземелье, мрачное и сырое. Приоткрылась дверь… вторая…

В одну камеру втолкнули Лешку, в другую — Владоса. Ну, ясно — разобщили, суки… Лязгнул засов.

Внутри оказалось темно, сыро и холодно. Чтобы не озябнуть, Лешка принялся прыгать… но прыгать долго ему показалось не интересным. Тогда он стал делать вид, что заводит гусеничный трактор. Подняв ногу, забрался в кабину — вытянул руку — включил «массу». Спустился. Снял крышку с двигателя. Нагнулся, аккуратно поставил рядом. Намотал на шкив тросик. Резко, с силою, дернул. Эх, не повезло, не завелся с первого раза. Есть ли в «пускаче» бензин? Нету! Так и знал, что нету. Залить. Взять канистру. Поднять. Осторожненько… Ага! Теперь — снова шкив. Дернул! Рраз! Два! Три… Ага! Завелся… загрохотал основной. Теперь перевести рычаг, выключить пусковой движок… Ху-у, слава богу. Умаялся!

Лешка согрелся, что ему сейчас, для начала, и надо было. Теперь настала пора подумать, поразмышлять. Итак — как юноша и предполагал, вернее, как предупреждала Балия — старик Николай занимался совсем уж опасным и предосудительным делом, которое и молодым-то не всем по плечу, не говоря уже о пожилых людях — короче говоря, шпионил. И надо ж было такому случиться, что он, Лешка, как раз и попался со шпионской информацией в кармане… ну, не в кармане, за пазухой. Что ж у него теперь будут спрашивать? А что всегда спрашивают у шпионов? На кого работаешь, тайники, информаторы, связь… А ведь ничегошеньки Лешка не знает. Знал бы — выдал, конечно. Какая ему, к чертям собачьим, разница, на какой стороне быть? Но в том-то вся и штука, что ничего такого известно не было! А в истину, естественно, тюремщики не поверят. Да никто бы не поверил. «Твоя грамота? О, нет! А как у тебя оказалась? Случайно нашел под телегой. Ой, не смеши мои шнурки!»