Пробуждение - Рой Кристина - Страница 23

- Ну что, господин Ужеров, разве я вам не сказала, что мы приедем посмотреть на вашу деревню? - воскликнула она знакомым ему звонким голосом, в котором слышались капризные нотки.

Степан окинул восхищенным взглядом эту поразительно красивую городскую девушку - от коротко стриженной головки, которую прежде украшали богатые косы, до ножек в лакированных туфельках. Оранжевое платье едва доставало до колен; глубокий вырез, голые руки, чулки телесного цвета - все это взволновало доселе спокойного молодого человека. Свежесть, красота и явная заинтересованность девушки приятно поразили молодого человека. Ему вдруг захотелось обнять и расцеловать ее. Он невольно отступил, словно убегая от самого себя.

- Вы в этой скучной местности разговаривать разучились, что ли? - засмеялась красавица.

- Болтуном я никогда не был, это вы знаете, - извинился он, растерявшись, - и, похоже, уже незачем спрашивать, понравилось ли вам у нас!

- Какой вы обидчивый! По вашим рассказам я эту словацкую деревню представляла себе иначе.

- Я вам никогда не рассказывал о нашей деревне, а говорил лишь о красоте долины Вага.

Для меня она и сегодня самая прекрасная, ибо она - моя родина.

Она была ошеломлена. Таким она его в Праге не знала.

- Вы что даже по-чешски разучились говорить? - спросила она недовольно.

- Почему я дома должен говорить по-чешски? Ведь вы меня понимаете. Я же словак.

- Этого вы у нас никогда не говорили.

- Однако вы знали, что я словак. Или нет? Ида оставила его вопрос без ответа.

- Мы не застали вас дома. Где вы, собственно говоря, были?

- Я в Ф. молотил. Туда мне и переслали письмо вашего отца.

- И вы еще долго намерены оставаться в этой деревне? - допытывалась она.

- Я еще не знаю. Во всяком случае, пока мне не удастся найти работу. Да и бежать из отцовского дома у меня нет причин. Мне здесь хорошо. Войной и школой я был оторван от родины. В Праге мне казалось, что не имеет значения, где жить. А сегодня мне уже не так легко расстаться с теми, кто добр ко мне и кого я люблю, - признался он откровенно.

- Вы моих родных не знаете, - продолжил он, заметив насмешливую улыбку на ее устах. - С ними надо пожить. Нет, наверное, другой такой бабушки, как моя, и нет такого брата! Его молодая жена заботится обо мне, как сестра. А мои приемные родители?

Многие сыновья были бы счастливы иметь таких родителей... Но пойдемте, бабушка зовет ужинать!

Дора очень постаралась красиво накрыть стол. Она посоветовалась с бабушкой Симоновой, служившей когда-то у господ, а бабушка Ужерова позаботилась о хорошем ужине: подавались цыплята с тушеной капустой и блинчики на сливочном масле, обсыпанные сахаром. Гостям предложили также свежий хлеб, молоко и масло, так что еды было достаточно! Господину и госпоже Найберт еда понравилась, но дочь их едва прикоснулась к пище, взяла только самую малость, а остальное оставила на тарелке. Дора не посмела заговорить с Идой. Шутник Илья даже посмеялся над Дорой, от смущения как будто проглотившей язык. Мартын рассказал гостям, что у него есть еще один сын. Он уже сдал экзамены для поступления в высшую школу, но домой на каникулы не приехал, а остался в доме одного соученика, сына богатых родителей, и готовит его к повторным экзаменам по разным предметам. Илья сказал, что представляет себе Мишку с очками на носу и с тростью в руках, а затем рассказал, как он однажды от страха перед палкой учителя выпрыгнул из окна школы и побежал домой. Все смеялись, и Ида хохотала, сверкая красивыми белоснежными зубками, и выглядела так привлекательно, что Степан не мог оторвать от нее глаз. После ужина Степан повел Иду по всему дому, а затем - по деревне. Она смотрела, как скот возвращается с пастбища, как каждая корова находит свой двор, а там, где ворота закрыты, умные животные терпеливо стоят и ждут. Барышня удивилась, как деревня вдруг ожила: заблеяли овцы и козы, замычали коровы, захрюкали свиньи, по слышались голоса крестьянок, собачий лай, щелканье кнутов и гоготанье гусей. Стоял такой гомон, что собственного голоса не слышно было. Девушка захотела посмотреть, что находилось там, за садом, и молодые люди пошли к колодцу Янковских. Она села на скамейку и похвалила прелестное местечко и хорошую воду. Ах, как жаль было, что она так вырядилась. И зачем она отрезала свои чудесные косы! Какой хорошенькой она казалась, когда закуталась в большой пуховый платок, так что не видны были ее голые ноги и руки! Понятно, почему Степан выбрал ее. Родных удивило только то, что парень вдруг стал таким неожиданно серьезным, особенно когда он стоял у колодца, прислонившись к дереву, будто и не слышал их веселые разговоры.

Гостям уступили обе комнаты. Степан и Илья легли на чердаке, а Дора пошла ночевать к Аннушке, и им было о чем поговорить. Дора рассказала Аннушке, что приехала избранница Степана. Аннушка слушала, как удивленный ребенок, которому рассказывают о чем-то незнакомом, над чем она еще никогда не думала. Наконец она озабоченно спросила:

- А она Спасителя любит? Молча глядя перед собой, Дора покачала головой:

- Думаю, что нет, не похоже. Но и Степа Его еще не знает!

- Ах, если бы он Его полюбил до приезда этих гостей! - вздохнула Аннушка.

- А почему ты так сожалеешь об этом?

- Не знаю, но мне кажется, так было бы лучше.

На том разговор и закончился.

- Аннушка, ты спишь? - спросила Дора через полчаса.

- Нет, не сплю, Дора!

- Что она Иисуса не любит, я знаю точно, ведь если бы она Его любила, то постеснялась бы так одеваться. И если Степан хочет на ней жениться, то ему это нужно сделать сейчас. Потому что если он полюбит Господа, то никогда не сможет этого сделать.

А теперь спать!

- Дора, скажи еще одно, - начала Аннушка немного погодя, - А ты Его любишь?

- Да, Аннушка, :хотя еще не так, как ты или дядя Матьяс, или как бабушка Симонова; но я Его все же люблю и знаю, что Он простил мне грехи мои, когда я Его об этом попросила. Я также верю, что Он живет с нами. Я с Ильей часто о Нем говорю. Илья надо мной не смеется, и я знаю, что ему хотелось бы сделать то, о чем твой отец нам недавно говорил. Спокойной ночи!

- Спокойной ночи, Дора! В комнате наступила тишина. Обе подруги уснули.

- Вот, дочка, мы исполнили твое желание; дольше, чем до завтра, мы здесь оставаться не можем. У людей работа, а мы им мешаем, - сказал господин Найберт.

- Папа, я спать хочу, - возразила Ида плаксивым голосом.

- Знаешь, дочка, если ты хочешь стать крестьянкой, выйдя замуж за крестьянина, то ты должна отучиться долго спать. Посмотри на них: в 4 часа они все уже на ногах!

- Ты думаешь, что сможешь здесь спать до девяти часов и свекровь будет приносить тебе кофе в постель, как твоя мама это делает?

- Я спать хочу! Завтра об этом поговорим, а теперь оставьте меня в покое!

- Глупая девчонка, здесь живут приличные люди, что они о нас подумают, зачем мы приехали? Парень на тебя едва смотрит!

- А если бы он ухаживал за мной, вы бы опять сказали, что он зарится только на ваш дом. Теперь все ездят в Словакию, почему бы и нам ее не посмотреть? Мы были в Татрах, ехали окольным путем через словацкую деревню, заедем еще в Тренчин и в Тренчин-Теплиц, а потом отправимся домой. Вы говорите, что он не смотрит на меня, что все забыл, но я не хочу, чтобы он меня забывал, а хочу, чтобы он стал самостоятельным предпринимателем и поскорее побывал у нас в Праге. За мужика я не выйду, разумеется, и в деревне жить не хочу, но он меня повезет туда, куда я хочу, и, может быть, вы увидите еще, что он сам будет носить мне кофе в постель. Я не нищая, и мы из этого мужика сделаем господина!

А теперь дайте мне уснуть!

У соседей стало тихо, но все ли спали у Ужеровых? Один точно не спал. Степан не пошел на чердак. Зря Дора ему там хорошо постелила!

Серебристая луна освещала сад, по которому он бродил, пока, словно притянутый магнитом, не очутился у ключа в сосновом бору. Степан сел на скамеечку и так долго размышлял, что казалось ему, голова его скоро лопнет. Однажды, в день Троицы, он сравнил две картины, два образа, сегодня он сравнивал их снова. Обе девушки были прекрасны. Но красота Иды была вызывающе соблазнительной, а красота Аннушки, затихшей в молитве, поразила его чистотой и загадочностью. Обе девушки-невесты словно бы нарочно выбрали место для смотрин у колодца с ключевой водой, там, где родная природа особенно нежно ласкала глаза и душу Степана.