Пробуждение - Рой Кристина - Страница 2

- Какая польза, сынок, будет тебе от денег, - сказала она ему, - если дашь замучить жену? Она не жалуется ни тебе, ни другим, но мы и так все видим. Ты, Матьяс, лучше заботься о своем хозяйстве, чтобы однажды тебе не пришлось пожалеть о том, что для тебя деньги стали дороже твоей красивой милой жены!

Бедный Матьяс! Каким печальным ушел он от нас!

- Тетя Сусанна, а помогло это? - прервала молодая женщина молчание, шагая по луговой тропинке. - Перестал он возить лес?

- Не сразу. У Матьяса был контракт, и он не мог нарушить его; а когда время договора прошло, было поздно.

- Поздно? Как это? Ах, тетя, давайте присядем, отдохнем немного, а потом побыстрее станем косить. До того как пастух погонит стадо домой, мы и закончим работу.

- Присесть, конечно, можно, для субботнего дня мы достаточно сделали. Но еще долго придется рассказывать печальную историю наших соседей. Может быть, в другой раз поговорим, когда у нас будет больше времени?..

- Часто я думала потом, - продолжала женщина после того, как они немного отдохнули, - лучше бы я молчала! Но теперь уж ничем не поможешь. Господь всемогущий знает, что мы заботились о бедной Марийке. Она была круглой сиротой, а с ней обращались несправедливо.

Женщина вытерла слезы.

- А сосед поговорил со своей сварливой матерью? - спросила молодая крестьянка, нахмурившись.

- Он лишь вежливо, как подобает хорошему сыну, попросил ее не нагружать жену слишком тяжелой работой, а нанять поденщика, и пищу готовить получше. Марийка, дескать, плохо выглядит, и он опасается, что она может заболеть, так как к такой тяжелой работе не привыкла. Старуха на его просьбу ответила, что он может посадить свою жену под стеклянный колпак, а ей такая кукла не нужна.

- Я раньше и без нее справлялась, когда ты был на военной службе. Но, скажу тебе, для такой барыни варить не буду. Кладовка открыта, пусть варит и печет, что хочет.

Напрасно сын просил ее, напрасно Марийка оправдывалась, говорила, что никому не жаловалась, что работает охотно! Старуха ей не поверила и не захотела отступить от своих слов.

Спустя некоторое время мать Матьяса отправилась в дальнюю деревню к своей тяжелобольной сестре и вернулась лишь после ее похорон, вечером, как раз перед отъездом Матьяса.

Около трех недель Марийка с мужем смогли, наконец, спокойно пожить одни. Она готовила еду и носила ему в поле. Он позволял ей работать только по дому. За это время Марийка снова расцвела, глаза ее засветились, на лице заиграла улыбка. Я забегала к ней по-соседски, перекинуться двумя-тремя словами. Однажды, когда мы с матерью вязали снопы в поле, я сказала, что эти двое, наверное, не менее счастли-вы, чем Адам с Евой в райском саду. Все соседи радовались этому тихому, но, к сожалению, недолгому счастью.

Кончилось оно с возвращением старухи. Марийка приготовила хороший ужин, но мать к нему даже не притронулась и дала слово, что из рук молодухи никогда ничего не примет. Опечаленный Матьяс на другое утро уехал. Марийка провожала мужа и утешала его обещанием, что они с матерью обязательно помирятся. До кладбища молодые ехали вместе. Там, под елями, они еще немного постояли и горько поплакали. Когда он, поехав, оглянулся, она стояла на том же месте, смотрела ему вслед и, улыбаясь, махала платком; но вскоре лошади завернули за скалу и Марийка скрылась из виду. Однако любимый образ остался у него в сердце, он взял его с собой, и образ этот и сегодня с ним, стоит ему только закрыть глаза. Ну а теперь, Дора, за работу! Остальное расскажу тебе в другой раз. История эта длинная!

Женщины поднялись, и вскоре они уже шагали домой с большими охапками зеленого корма. Люди догоняли их или шли навстречу; и каждого они приветствовали так, будто все они были их родственниками. Так бывает в деревне, где люди с ранних лет знают друг друга. А есть среди них и такие, которых приветствуют особенно тепло, с которыми охотно останавливаются поговорить.

К таким относились и наши знакомые: Сусанна Ужерова и Дора Ми-лова, всего несколько недель назад вышедшая замуж за племянника Сусанны. Женщины торопились, так как издали уже слышались звон колокольчиков и щелканье кнута. Возвращалось деревенское стадо, ворота всех дворов были распахнуты настежь.

Солнце пряталось за горы. Опускался вечер.

Глава 2

Тетя, а не пойти ли нам после обеда на луга? Вчера вы говорили, что хотите на них посмотреть! - предложила Дора, когда они в воскресенье вернулись из церкви.

- Я не против, - улыбнулась Сусанна, - я ведь знаю, чего ты ждешь.

- Мне хочется поскорее узнать конец истории. Проповедь у меня сегодня мимо ушей прошла: как только увидела в церкви нашего соседа, так только о Марийке и думала.

- Вот и я тоже! Всю прошлую ночь о них думала. И все так ясно виделось, хотя и прошло уже 18 лет. Мы пойдем с тобой за травой, только без Иосика, при нем я не хочу рассказывать.

- Значит, сразу после обеденного богослужения пойдем, да, тетя?

- Можешь сразу из церкви идти. Встретимся в роще. Если мы вместе пойдем по селу, то наверняка остановимся с кем-нибудь поговорить, и я не успею рассказать тебе эту печальную историю. Ты еще немного можешь побыть со своими, пока я приготовлю полдник и скажу бабушке, куда собираюсь пойти.

Только к четырем часам дня женщинам наконец удалось управиться с домашними делами.

Для беседы они выбрали прелестное место, где капустные поля граничили с лугом, заросшим дикими яблонями и грушами. Луг этот отделял поля от соснового бора. Зеленые сосны благоухали, и на их темном фоне ярко выделялись бело-розовые цветы яблонь и груш. С луга видна была вся деревушка Зоровце со своей небольшой красивой церковью. Женщины, сидевшие под цветущими деревьями, чувствовали себя как в раю.

Но какой же это рай, если на земле было еще столько горя и несправедливости, как, например, в той истории, которую рассказывала Сусанна Ужерова своей племяннице.

- В тот раз, когда Матьяс уезжал из дома, мой сын Миша был болен, так что я не смогла проститься с соседом. Через некоторое время моя мама заметила, что у Янковских подозрительно тихо. Она предположила, что Марийки не видно во дворе потому, что старуха наняла поденщицу (которой она будто бы очень довольна). Значит, решили мы, наставления сына все же помогли. Из-за болезни ребенка я не выходила из дому и пошла в церковь лишь спустя три недели. Там я сразу увидела, что соседка на нас сердится. На меня она не смотрела и на наше с Мартыном приветствие не ответила. Может быть, она догадывалась, что именно мы пожаловались на нее Матьясу. Нам это было неприятно, ибо мы с соседями всегда жили в любви и согласии. А старая Янковская была таким человеком, который если на кого-нибудь рассердится, то уж ни за что не простит обиду. Я знала, что теперь мне с Марийкой встречаться нельзя, чтобы старуха, увидев нас вместе, не подумала, что мы о ней судачим. Но Марийка и сама избегала меня, так что я с ней и не встречалась. Однажды, спустя две недели, идя из церкви, я услышала, как жена могильщика сказала:

- Молодая Янковская все-таки очень слаба. Не сегодня завтра ей рожать, а как она, бедная, это выдержит?! Когда Матьяс привел ее, она была, как цветок, а теперь!..

- Ты права, - ответила жена старосты, - мне ее, бедненькую, так жаль, и я все думаю, кто за ней будет ухаживать? Старуха уже несколько недель с ней не разговаривает. Сын, говорят, укорял мать за дурное отношение к жене, и с тех пор соседка сердита на весь мир.

Я быстро повернулась туда, куда смотрели женщины. Недалеко от нас, по другой стороне дороги, шла Марийка. Только не на яблоневый цвет она теперь была похожа. Личико ее вытянулось, румянец на щеках исчез, темные глаза запали. Такими бледными и красивыми рисуют ангелов, которые, как известно, не от мира сего. Ее когда-то столь легкая походка стала тяжелой и медленной, как у человека, смертельно уставшего от жизни. Мне захотелось догнать Марийку, но около нее остановилось несколько женщин, и я быстро побежала домой, чтобы выплакаться. На следующий день к нам зачем-то пришла поденщица старухи. Оказалось, ей просто хотелось излить свою душу перед моей матерью.