100 великих женщин - Семашко Ирина Ильинична - Страница 60

24 ноября 1859 года явилось знаменательной датой в истории исполнительского искусства. В этот день аудитория нью-йоркской музыкальной академии присутствовала при рождении новой выдающейся оперной певицы: Патти дебютировала здесь в «Лючии ди Ламермур» Доницетти. Редкой красоты голос и исключительная техника артистки вызвали бурю оваций. Уже в первом сезоне она с огромным успехом пела в четырнадцати операх и совершила турне по американским городам.

Однако в отличие от сегодняшнего понимания престижа, когда любое закрепление успеха связано с признанием в США, в прошлом веке порядочной артистке необходим был восторг европейского зрителя. В Старом Свете молодая Патти предполагала сразиться за звание первой певицы мира. Надо сказать, что ситуация для завоевания оперного Олимпа сложилась весьма подходящая. Единственная певица, которая могла бы поспорить с Аделиной за сердца обожателей классического пения — Бозио почила в бозе на тридцать третьем году жизни. 14 мая 1861 года Патти уже срывала первые листки лаврового венка перед лондонцами, заполнившими театр «Ковент-Гарден», в роли Амины («Сомнамбула» Беллини) Этот первый триумф, по-видимому, так поразил певицу, что Англия стала настоящей любовью Патти. На берегах туманного Альбиона Аделина провела большую часть жизни, а с конца 1890-х годов она окончательно обосновалась в этой стране.

Но наиболее экзальтированных поклонников Патти обрела в Париже, куда впервые приехала в 1862 году. Черноглазая, грациозная Аделина сделалась любимицей французов, поэты слагали в честь неё оды, её привычки и манеры стали основой всех светских сплетен Парижа. Трудно было устоять девятнадцатилетней девушке перед лестью и преклонением. Избалованная восхищением Патти даже перестала появляться на репетициях, предоставляя возможность подавать реплики своему импресарио Стракошу. Бедному Морису приходилось распевать любовные дуэты Розины, Лючии или Сомнамбулы. Большого труда стоило добиться согласия артистки хоть на одну репетицию, разве только она внимала уговорам, чтобы разучить новую оперу. О тирании дивы стали даже ходить анекдоты.

Много сплетен родилось в Париже и по поводу чрезмерной страсти Патти к роскоши. Она соглашалась выступать лишь за баснословные гонорары и только с теми постановщиками, которые одевали её в фантастически дорогие костюмы, сшитые по последней моде. Естественно, что головокружение от триумфа не способствовало шлифованию мастерства Аделины. И вскоре среди восторженных дифирамбов газетчиков появились нотки разочарования серьёзных критиков. В одном из отзывов на исполнение Патти роли Розины в «Севильском цирюльнике» рецензент отмечал, что певица внесла в партию множество украшений, совершенно несоответствующих характеру музыки Росини. «…Поневоле говорится об одной лишь Аделине Патти, о её грации, молодости, чудном голосе, изумительном инстинкте, беззаветной удали и, наконец… о её мине избалованного ребёнка, которому было бы далеко не бесполезно прислушаться к голосу беспристрастных судей, без чего ей вряд ли удастся дойти до апогея своего искусства».

Надо сказать, что безмерное честолюбие помогло Патти в испытаниях «медными трубами». Она-таки смогла заставить себя работать и, вступая в полосу творческой зрелости, отказаться от прежних дурных привычек. Патти медленно, но неуклонно взрослела, становилась личностью, не дав дурному воспитанию возобладать и погубить её уникальный талант.

Большой успех способствовал Аделине в России. В книге «Моя жизнь в искусстве» К.С. Станиславский с восхищением вспоминал «о сверхъестественно высоких нотах чистейшего серебра» Патти, об её необыкновенной колоратуре и технике. В его памяти, уже на склоне лет, ярко воскресала её «точёная небольшая фигурка, с профилем, точно вырезанным из слоновой кости». Молодой, только начинающий свою карьеру П.И. Чайковский слушал певицу в московском Большом театре. Она пела Розину. Сохранились строки, написанные великим композитором о Патти: «В чарующей красоте её голоса и в соловьиной чистоте её трелей, в баснословной лёгкости её колоратуры есть что-то нечеловеческое. Да, именно нечеловеческое…»

Восемь лет, из года в год, Петербург и Москва испытывали наслаждение, видя и слушая Патти. В 1873—1877 годах Лев Толстой писал «Анну Каренину». Помните, в одной из глав пятой части романа он отправляет свою героиню в театр на представление с участием Патти. Наверное, Аделина Толстого не читала, хотя она была очень способной к языкам и знала французский, английский, испанский, итальянский. Но необходимости учить русский, по-видимому, у неё не было, так как в России окружающие певицу люди спокойно общались на одном из перечисленных выше языков. Интересно, что и великий писатель Патти никогда на сцене не видел, просто он описал атмосферу её спектакля по рассказам очевидцев.

1 февраля 1877 года состоялся бенефис артистки в «Риголетто». Никто не думал тогда, что в образе Джильды она последний раз предстанет перед петербуржцами. Так случилось, что именно в северной российской столице Патти мучительно, с тяжелейшими истериками расставалась с первым мужем. Подробности скандала со сладострастием смаковались петербургской публикой. Для Аделины воспоминания о разводе стали поводом для того, чтобы надолго забыть дорогу в северную столицу.

Через двадцать семь лет после своих последних гастролей в России Патти приехала по просьбе императорской семьи в Петербург, чтобы выступить в благотворительном концерте в 1904 году в фонд помощи раненым русским воинам, участникам русско-японской войны. Шестидесятилетнюю актрису встречали с восторгом, но с опасением. Она держалась за руку своего молодого мужа и выглядела рядом с ним молодящейся старухой, с жидкими крашенными рыжими волосами. Но когда она запела, слушатели были ошеломлены её звонким, по-прежнему серебристым голосом. Долголетие Патти на сцене, не искусственное, не растянутое поклонением бывшим её заслугам, было феноменальным — шестьдесят лет продолжалась её сценическая деятельность. Верди однажды определил явление Патти, как «исключение в искусстве». Современники находили голос певицы, хотя и не отличавшийся особой силой, уникальным по мягкости, свежести, гибкости и блеску, а красота тембра буквально гипнотизировала слушателей. Патти был доступен диапазон от «си» малой октавы до «фа» третьей. В лучшие свои годы ей никогда не приходилось «распеваться», чтобы войти в форму, — с первых же фраз она являлась во всеоружии своего искусства.

Патти дожила до появления первых грампластинок, и её по-детски восхищала возможность услышать собственный голос. Говорят, что, когда ей как-то проиграли одну из записей, артистка не смогла сдержать слёз от радости: ведь теперь будущее поколение будет судить о её искусстве не только со слов современников.

20 октября 1914 года Аделина Патти навсегда простилась с публикой на концерте, организованном в целях помощи Обществу Красного Креста. Шла Первая мировая война, и знаменитая певица смотрелась на сцене словно осколок ушедшего XIX века. Её последним сольным номером стала любимая англичанами простая песенка «Дом, мой милый дом».