Под черным знаменем - Семанов Сергей Николаевич - Страница 23

– Во время боев у Перекопа Нестор, будучи серьезно ранен, находился в Гуляйполе. (Не был он тогда ранен, но вдова его даже полвека спустя повторяла прежнее.)

И красные, и махновцы понимали, что соглашение их – до поры. Последние с присущей им политической простотой об этом даже заявили вслух. В своей походной газете «Путь к свободе», которая вновь стала выходить, Нестор Махно без обиняков напечатал 13 октября: «Вокруг перемирия создались какие-то недоразумения, неясности, неточности; говорят о том, что, мол, Махно раскаялся в прежних действиях, признал Советскую власть и т. д. Мы всегда были и будем идейными непримиримыми врагами партии коммунистов-большевиков», а потому не следует путать «военный контакт» с «признанием Советской власти», чего не могло быть и не будет». Ясно, что советская военная и политическая разведка быстрехонько доносила это и подобное т. Троцкому, а он и иные только дожидались подходящего часа. Вскоре он настал.

В последних числах октября Красная Армия (вместе с махновским отрядом) выбила врангелевские войска из Северной Таврии. Готовился решающий штурм крымских перешейков. 5 ноября был отдан приказ Фрунзе, согласно которому махновцы должны были наступать в составе 6-й советской армии. Те выполнили приказ и успешно перешли холодный Сиваш, а потом устремились в Крым. Следует признать, что махновцы проявили достаточное воинское умение и боевой дух.

За ними пристально наблюдали, а наблюдатели без труда заметили многочисленные случаи, когда махновские хлопцы пополняли свои седельные сумки или тачанки барахлишком из богатейших крымских дворцов и вилл. Это охотно смаковалось потом в советской печати. Было такое, только красные кавалеристы порой тоже подобным не брезговали, так что как посмотреть. А советское военно-политическое руководство смотрело холодно и просто: представился удобный случай нанести сокрушающий удар по неуловимым отрядам батько. Уже 23 ноября (недели не прошло после занятия Крыма!) Фрунзе отдал приказ включить «все части армии Махно в состав 4-й армии», что означало, по сути, их расформирование; правда, было добавлено, что советское командование «до 26 ноября будет ждать ответа от т. Махно». Из Гуляйполя ответа к указанному сроку не поступило (да и неизвестно, попал ли приказ туда и отсылался ли вообще), а махновские командиры отказались выполнять этот самоубийственный для них приказ.

Тогда же Фрунзе и Гусев подписали приказ по Южному фронту: «Войскам фронта считать Махно и его отряды врагами Советской республики и революции», а посему предписывалось махновцев разоружить или уничтожить, а далее – «очистить территорию УССР от бандитизма». Это было объявлением войны всему махнов-скому движению, причем довольно вероломное, только что ведь сражались рука об руку. Нельзя не сказать тут, что подобные способы действий к своим недавним союзникам руководство компартии применяло не первый раз (и не последний).

Махновцы были окружены и в ночь на 27 ноября внезапно атакованы и разгромлены, Каретника убили в бою. Тогда же в Харькове арестовал«махновских представителей и вскоре расстреляли их. Однако не всех махновцев удалось истребить в Крыму. Отдельные группы конницы и тачанок во главе с Марченко сумели 7 декабря прорваться через Перекоп, теперь уже в обратном направлении, и уйти в степь. Вскоре они прибыли в ставку батько. «Махно был угрюм, – описывал позже Аршинов. – Вид разбитой, почти уничтоженной знаменитой конницы сильно потряс его».

Но махновцы сдаваться не думали. Украинские ревкомы и комнезамы давили крестьян продразверсткой, торговля запрещалась, промышленность, управляемая нелепыми принципами военного коммунизма, остановилась, города замерли. Кто защитит бедного селянина от этого царства всеобщего насилия? Здесь, в Левобережной Украине, только он, Нестор Махно, народный батько, который всегда боролся с насильниками – царскими, немецкими, белыми, красными. А хорош он или плох, виноват, нет ли – неважно, больше податься некуда, а он – атаман надежный. Советская сторона не могла не видеть этого повсеместного авторитета Махно, хотя публично это не произносилось. Но вот «для своих» информационный отдел украинской компартии сообщал: «Большая часть губернии находится в сфере действия и влияния махновцев» (тут имеется в виду район вокруг Александровска, но подобное наблюдалось и в губерниях соседних).

Советское командование, явно недооценивая военные силы Махно, а главное – его общественное влияние в крае, решило одним крупным наступлением навести, наконец, в этом крае искомый «порядок». В политическом смысле ставка опять делалась только на силу. План предусматривал сосредоточение крупных соединений, включая части Первой конной, и концентрическое наступление с трех сторон на район Гуляйполя. Теперь, во всеоружии огромного военного опыта, ясно, что умелые и боевые партизаны легко ускользают от подобных операций, рассчитанных штабными теоретиками, а сами эти операции весьма расточительны и только подрывают силы и боевой дух самих наступающих.

Так и произошло. В середине декабря это громоздкое наступление началось. На бумаге предполагалось окру-. жить Махно с трех сторон, прижать его к Азовскому морю и уничтожить. Очень красиво, надо полагать, это выглядело на штабных картах! Махновцы, действуя, как всегда, быстро и смело, прорвали в нескольких местах неповоротливую цепь красных частей и ушли, затерялись на зимних степных дорогах. Более того, неудавшаяся операция эта вызвала раздражение у многих красноармейцев, в большинстве своем состоявших из русских и украинских крестьянских сыновей, их родители ведь тоже страдали от продразверстки-, как и здешние селяне, отцы и матери махновских хлопцев. Усилилось дезертирство в советских войсках, а целая часть Первой конной во главе с Маслаковым (или Маслаком) взбунтовалась и тоже ушла в степи: к Махно они не пристали, но с «Советами» воевали полгода.

Нескончаемые мелкие стычки продолжались в начале 1921 года между махновцами и советскими частями, война приняла затяжной, исключительно кровавый характер. Обе стороны несли потери, порой весьма значительные. Так, 3 января на переходе по степной дороге махновцы совершили быстрый, как обыкновенно, марш от Умани к Днепру, чтобы перейти замерзшую реку и скрыться от преследования красных войск в Чернолесье. Здесь они внезапно для самих себя настигли преследователей: авангард махновцев налетел на группу красных конников, среди них на тачанке ехал знаменитый начдив Первой конной Александр Пархоменко – его и красноармейцев конвоя постреляли или зарубили шашками, вряд ли тогда махновские хлопцы знали, какого героя гражданской войны они прикончили.

С другой стороны, погибли в бою или попали в плен к советским войскам (то есть погибли тоже, но не в горячке сражения, а в чекистском подвале) многие махновские атаманы, а сам батько 14 марта получил тяжелое ранение в ногу, с тех пор и до конца жизни он сильно хромал (Галина Андреевна рассказывала мне, что роковая эта пуля была разрывная). Весенняя распутица положила естественный перерыв всем этим передвижениям и стычкам.

Меж тем весна 1921-го обещала стать весьма примечательной: Ленин публично отказался от «военного коммунизма», гражданам Советской России были возвращены основные хозяйственные свободы и кое-какие гражданские. Еще повсюду свирепствовали бессудные чекистские казни, но все же некая надежда забрезжила над измученной и истерзанной Россией.

Это последнее очень важно иметь в виду, когда мы вновь подходим к последним дням махновщины. Сила и выносливость каждого отдельного человека, любой общественной группы или даже целого народа имеет свой предел, определяемый природными законами. Так вот к началу 1921-го, после четырех лет бесконечных потрясений, насилий, бесчисленных перемен властей, после бесконечных митинговых толковищ и демагогического краснобайства, после лживых декретов, деклараций, программ и узаконений, у каждого отдельного человека и у народа в целом все сильнее и крепче вырабатывалось одно спасительное желание – дайте же нам покой! какой угодно! не мучьте, не насилуйте нас больше!…