Макаров - Семанов Сергей Николаевич - Страница 42

Макаров высоко ценил великолепные качества русского матроса и солдата, национальные традиции русского воинства. Он призывал беречь собственные национальные традиции и не переносить бездумно чужих правил и представлений.

В западноевропейских флотах и армиях издавна практиковалось (практикуется, кстати, и теперь) вознаграждение матроса и солдата деньгами за успехи в боевых действиях. Вопрос о введении такого рода вознаграждений в русском флоте однажды был поднят Морским министерством. Макарову было предложено высказаться по этому поводу. Он резко возразил против чуждых новшеств и написал прекрасные слова в честь рядового солдата своей родины: «Русский воин идет на службу не из-за денег, он смотрит на войну как на исполнение своего священного долга, к которому он призван судьбой, и не ждет денежных наград за свою службу. Отучать его от этих правил – значит подкапывать тот принцип, на котором зиждется вся доблесть русского солдата».

Бескорыстное выполнение воинского долга перед родиной отличало рядовых русских солдат и матросов во все времена. Не случайно за всю историю России наемные войска никогда не имели у нас хоть сколько-нибудь существенного значения. И напротив – в Западной Европе и в Америке (раньше, как и теперь) наемничество всегда играло значительную, а порой и основную роль в армиях феодальных и буржуазных государств. То же благородное бескорыстие в выполнении своего долга характерно и для передовых офицеров, генералов и адмиралов российской армии и флота. И таких военачальников солдаты и матросы почитали «своими» и любили их преданной любовью. Степан Осипович Макаров был одним из них.

Нет возможности сколько-нибудь подробно остановиться на всех проблемах, так или иначе затронутых в «Морской тактике». Повторяем, заинтересованный читатель может легко отыскать эту книгу сам: последнее, вышедшее уже в советское время издание имеется в любой крупной библиотеке19. Добавим лишь, что в книге Макарова разбросано множество мыслей по самым различным вопросам, некоторые из них сформулированы кратко и сжато, как афоризмы. В параграфе «Выбор чтения» Макаров рекомендует: «Наш совет молодому человеку – читать побольше оригинальных сочинений и в выборе книг не столько руководствоваться интересностью излагаемого предмета, сколько достоинством автора». Не скупился Макаров в этой книге и на шутку: «Когда адмиралу Лазареву сказали об одном малоспособном офицере, что он много плавал, то он, указывая на свой сундук, возразил: „Вот этот сундук сделал три кругосветных плавания, но так сундуком и остался“.

Книга Макарова имела широкий и шумный успех. Автором восхищались – у него появились новые почитатели, автору предъявляли претензии (нередко справедливые) и спорили с ним, автора бранили – бранили зло и раздраженно. Последнее принесло Макарову немало огорчений, ибо здесь проявились личные пристрастия и сведение счетов. Его прозорливую критику Мэхена, Коломба и некоторых иных современных ему западных военно-морских теоретиков толковали так, будто он вообще пренебрегает иностранным опытом. Особенно досталось Макарову за пристрастие к крейсерам и минным атакам.

– Морское казачество, видите ли, русская лихость! – ехидничали просвещенные оппоненты, понимающе переглядываясь: знаем, мол, куда ты метишь, выскочка...

И что из того, что Макаров – разносторонне образованный человек – знал европейскую науку и технику не хуже, а много лучше большинства своих оппонентов. Язвительные пересуды по поводу «морского казачества» вплоть до последнего дня не затихали за его спиной. Как же, ведь обвинить кого-либо в пресловутом «казачестве» значило подчеркнуть собственную «прогрессивность» взглядов. Чего уж не принесешь в жертву ради этого! Не только первого адмирала страны, а и весь русский флот, да чего там – всю Россию! – всю ее не жалко ради «смелого» словца. И не жалели.

Впрочем, все эти пересуды, сплетни – все это ничто, пыль, пена. Книга Макарова имела успех не потому, что вызвала шум, – она стала делом. Да, делом, ибо на много лет осталась предметом насущной идейной жизни русских моряков. Кстати говоря, не только русских. Книгу Макарова неплохо знали и на иностранных флотах.

...Летом 1902 года в Кронштадт пришел военный корабль из Аргентины. Командир явился с представлением к Макарову. Разговор шел по-английски, разговор чинный, официальный. И вдруг аргентинец с аффектацией произнес:

– Позвольте поблагодарить вас за прекрасную книгу о морской тактике, мы все ее хорошо знаем.

Макаров вежливо поблагодарил, но в душе подумал: врет небось темпераментный южанин, откуда ему знать о «Тактике»... Аргентинец, видимо, почувствовал сомнения хозяина. Резко повернувшись, он бросил приказание одному из своей свиты. И вот Макаров листает книгу на испанском языке. Свою книгу. А на титуле обозначено место издания – Буэнос-Айрес. Макаров слегка взволнован, но, листая страницы, он внимательно слушает, что говорит аргентинский моряк:

– Хотя наш флот совсем еще молодой, но странно было бы, если бы мы не знали книги, достоинства которой оценены во всех государствах Европы и Америки.

Да, лестно, ничего не скажешь. «Во всех государствах Европы и Америки...» Экзотический город с другого конца земли на титуле собственной книги... Подумать только – Буэнос-Айрес! И тут Макаров сразу мрачнеет: в Петербурге его книга до сих пор не вышла отдельным изданием.

Трудно поверить, но Макаров так и не увидел своей книги, изданной на русском языке; при его жизни «Морскую тактику» можно было прочесть только в журнальном варианте. Морское министерство никак не желало выделить необходимые для издания средства, хотя вся сумма расходов-то была много меньше стоимости одного-единственного крупнокалиберного снаряда. Так что тут дело заключалось не в экономии казенных средств, а, так сказать, «в принципе». Каков же он, этот «принцип»?

Здесь порой возникал соблазн причислить Макарова к числу критиков существовавшего в России политического строя, сделать из него противника самодержавия или уж на худой конец фрондирующего либерала. Так, кстати говоря, его уже изображали20. Но, как бы ни хотелось видеть в Макарове противника существующего порядка, материалов для этого его биография не дает. Он всю жизнь оставался убежденным монархистом, был религиозен и никак не интересовался новейшими социальными и политическими идеями. Зато он никогда и не высказывался по идейным проблемам, полагая это не своей «специальностью». Он ничего общего не имел с окружением Победоносцева21, адмирал Дубасов был его старый знакомец (они даже «на ты» обращались), но в отличие от будущего губернатора Москвы Макаров решительно сторонился всех реакционных группировок.

Он понимал свою жизнь в служении делу укрепления Российского государства. И теперь, когда мы хорошо понимаем то, чего не довелось постичь Макарову, что государства бывают разные и различна их классовая природа, даже сегодня, во всеоружии большого исторического опыта, нельзя не оценить этой патриотической цельности адмирала Макарова. Но революции он не сочувствовал. И нечего здесь выдумывать или скрывать.

Итак, спрашивается, каков же был «принцип», исходя из коего Макарову так упорно отказывали во многих его начинаниях. А все тот же нехитрый бюрократический «принцип», метко выраженный Щедриным: «не пущать». «Не пущать» все смелое, яркое, инициативное, что нарушает департаментский покой и общую безмятежность. В инертной и косной среде морского ведомства самостоятельный и смелый Макаров вызывал тем большее раздражение, чем смелее и решительнее он действовал. Заржавленный, давно не чиненный механизм царского государства был давно уже разлажен. И чиновники из Адмиралтейства, не будучи вражескими агентами, приносили делу обороны отечества огромный вред.

Итак, Макарову отказывали...

11 февраля 1904 года, когда началась русско-японская война, его назначили на должность командующего Тихоокеанским флотом, он вновь обратился с просьбой напечатать 500 экземпляров «Тактики» и выслать их в Порт-Артур: Макаров справедливо полагал, что подчиненные должны быть знакомы со взглядами своего адмирала. Однако на этом документе имеется лаконичная резолюция: «не признано возможным». Макаров узнал об отказе уже в Порт-Артуре. Тогда он ультимативно потребовал немедленно напечатать книгу или в противном случае заменить его «другим адмиралом». Степан Осипович хорошо знал, что только таким путем можно победить инерцию бюрократической машины. «Рассуждения о морской тактике» были наконец напечатаны. Но к этому времени Макаров погиб, а Порт-Артур был блокирован с моря и с суши.