Нисхождение - Селюкин Александр Юрьевич - Страница 14

Сплин редко смотрелся в зеркало, только когда брился (а брился он тоже нечасто), но он заметил, что изменилось и его лицо. Черты заострились, глаза и щеки запали, углубились складки от носа к углам рта. Если раньше он имел преимущественно окислившееся выражения лица, то теперь оно стало каким-то исступленно-отрешенным, как у бесстрастного, но целеустремленного камикадзе. Сверлящий душу зуммер побудки не звучал теперь предвестием очередного мучительного кошмара – он был сигналом неизбежного начала дня, в течение которого будут приобретены новый опыт и новая сила, которые повысят шансы на выживание. Оказался в игре – изучи правила и стремись играть не хуже остальных: нытье, сетования и сопли бессмысленны и опасны.

Что всерьез доставало, так это невозможность по своему желанию побыть одному. Вокруг постоянно находились люди, или кто-то мог в любой момент без спросу войти в любое из обитаемых помещений. Дико не хватало своего угла, некого неприкосновенного физического личного пространства, хотя бы небольшого. Вроде бы и скрывать нечего, и люди все более-менее свои. Причем особо неприятных или выражено социально опасных уродов-то нет, в душу особо никто не лезет, да и про свое не плачется – это молчаливо порицалось, а все равно быть постоянно на виду – со временем ощутимо утомляет психику.

Люди в отряд подобрались, как водится, разные: кто-то был раздолбаем «перекати-поле» без определенных занятий, кто-то, в общем, хоть и имел некую профессию, но так или иначе оказался по основному профилю не у дел, были и околоуголовные типажи, и мутные личности перманентно находящиеся в бегах, несколько вчерашних студентов, как и сам Сплин, еще какие-то категории, с менее ярко выраженными и узнаваемыми на неискушенный взгляд поведенческими признаками. Короче, как говорится, «суп из семи залуп – шесть крошены, одна так брошена, рыба – сверху чешуя, а внутри ни хуя, пирожки горячие, на хуях стоячие». Однако опустившихся люмпенов, бесхребетных слизняков, типов со сломленной личностью или явных психопатов не было – отсеялись при наборе, рекрутинговая контора туго знала свое дело и не одну собаку на нем съела. Еще не хватало тратиться на транспортировку в такую даль потенциального некомплекта. Перевод отсеянных на каторжные работы был, по видимому, не столько способом компенсации издержек работодателю, сколько средством консервации информации.

Сплин втянулся очень вовремя, так как к середине третьей недели Сержант объявил, что детский сад окончен и начал закручивать гайки. Во-первых, заметив, что питомцы окрепли, Доплер повысил всем сопротивление костюма, а наиболее крепким – Фросту и еще нескольким повысил еще больше. Теперь движения в костюме в какой-то мере напоминали хождение по дну по шею в воде – то же равномерное вяжущее сопротивление движению.

Изменились кроссы. То, что раньше наивно считалось кроссами, теперь стало просто утренней разминкой в дни, когда физическая подготовка была непрофильной темой. А нынешние забеги занимали по нескольку часов, хотя не галопом, конечно, и не обязательно «на время». Нередко они проходили в слабо освещенных или совсем неосвещенных галереях, местами полузатопленных прокисшей водой, где до финиша можно было добраться разными путями, а можно было и заблудиться. Встроенные в шлем костюма очки ночного видения давали мутную картинку в зеленых тонах, которая, впрочем, была существенно лучше, если все-таки имелось хотя бы слабое освещение, например от пятен светящейся местной плесени, специально нанесенных на стены маркеров или разбросанных люминесцентных трубок. Каждый костюм имел датчик местонахождения, но на картах унивесальных компасов курсантов, в отличие от компаса Доплера, он в педагогических целях не просматривался. Всех пугала перспектива заблудиться и невесть сколько, обливаясь холодным потом в полном одиночестве, слушать реальное или воображаемое дыхание недр и ожидать, пока за тобой явятся гонцы от Доплера или он сам.

В первый же день двое умников из тех, кто решил срезать путь и всех наебать, заблудились. Первого умника нашли через полчаса и еще какое-то время гонялись за ним, так как точка его датчика лихорадочно металась по мониторчику компаса Доплера из одного тупика в другой – ужас и давящее ощущение полукилометровой толщи свода над головой не позволяли бедняге ожидать вызволителей на месте, как загодя было велено. Сержант матерился на чем свет стоит: самой ласковой оценкой заблудившегося было «пизда тебя родила, а не мама». До второго через час добрались Фрост, Сплин и Дрейк, которых Сержант снабдил интеллектуальным компасом, показывающим помимо прочего еще и кратчайший маршрут. Сами вызволители при этом чуть не заблудились. Незадачливого Барни нашли в тупиковом штреке в позе зародыша. Деактивировали с пульта костюм, сняли шлем – взгляд Барни блуждал, никого не узнавая. Он не выразил никаких чувств по поводу своего освобождения, но не впал и в истерику, покорно позволив отвести себя под белы ручки. Возникли опасения, что Жердяй двинулся умом на почве латентной клаустрофобии. В лазарете ему вкатили в плечо добрую дозу транквилизатора. Через полчаса он вроде пришел в норму, объяснив свое недостойное воина поведение тем, что через час ожидания стены ожили и начали смыкаться над ним. Никто не язвил и не смеялся.

С того случая курсанты предпочитали достигать финиша более длинным, но более комфортным путем, причем всей толпой. Доплера это огорчило, но он быстро придумал новшество, стимулирующее тактическую изобретательность. Теперь одна группа стартовала несколько раньше и вооруженная лишь пистолетами, а вторая, полностью вооруженная, стартовала чуть позже с заданием не дать первой команде добраться до финиша. Причем за нечаянное попадание в своего (что было очень нетрудно сделать при посредственной видимости через ПНВ, несмотря на контрастно светящиеся имена на костюмах), а также за оставление или добивание своих раненых для всей команды грозил второй заход в качестве преследуемых, причем без средств навигации. После первого же такого кросса Сержант добавил к аналогично наказуемым деяниям малодушное самоубийство. Симулятор костюма, при имитации попадания пули в голову, мучил жертву гораздо меньше, чем при ранениях, не столь однозначно отправляющих на покой. Сценарий назывался «Отрыв от преследования».

Доплер счел полезным задействовать в ходе обучения гипнопроектор Мерлина, правда, несколько устаревший. Данное устройство изначально было спроектировано и начало применяться для медицинских целей: восстановление потерянных двигательных функций после травм соответствующих отделов головного мозга, при овладении пациентом навыками пользования трансплантированными или искусственными конечностями. Однако впоследствии, как это часто бывает, устройство было взято к применению военными и соответствующим образом доработано для загрузки в память боевых двигательных и психических рефлексов. С его помощью нельзя было загружать в память человека сложную информацию типа иностранных языков, курса молекулярной биологии и тому подобных комплексных знаний. Это было привелегией тех немногих, кто мог позволить себе раскошелиться на имплантацию интерфейсного разъема, обеспечивающего прямую связь с мозга с компьютером. Назначением гипнопроектора Мерлина было оптимизировать двигательные функции организма, в данном случае обострить боевые рефлексы, причем гипнопроектор не грузил знания как таковые, а скорее создавал предпочтительные для их лучшего восприятия психические установки. Поскольку модель была устаревшей, полезные ментальные блоки вроде подавления паники или притупления болевых ощущений волевым импульсом не были в ее возможностях, но можно было зашить условную подпрограмму-триггер перенаправления этих деморализующих эмоций в другое, более конструктивное русло. Сержант не стал вдаваться в подробности, а может, и сам их не знал, просто делал по инструкции и все.

Сплин, устраиваясь в пологом кресле, похожем на зубоврачебное, испытывал беспокойство, смутно опасаясь, что после гипнокурса может тронуться головой (начать передвигаться на четвереньках, например, полагая это естественным) хотя аппарат вроде был многократно проверен и рикошетов в сознании обычно не давал.