Смерть в кредит - Селин Луи Фердинанд - Страница 85

Мадам Берюз, перчаточница, возвращаясь из магазина, специально зашла к нам, чтобы посмотреть, как я вырос. «Его мама может гордиться, — так сказала она под конец. — Заграница пошла ему на пользу!» Она повторяла это везде. Другие тоже забегали, чтобы составить собственное мнение. Старый сторож из Пассажа, Гастон, горбун, который собирал все сплетни, тоже нашел, что я переменился, но скорее похудел! Никто не соглашался друг с другом, у каждого сложилось свое впечатление. Больше всего их интересовало, как там в Англии. Они приходили и расспрашивали меня о подробностях жизни англичан… Я все время сидел в магазине, в ожидании одежды. Визьо, марсовый, специалист по трубкам, Шарони-позолотчик и мамаша Изар из красильной хотели знать, что еще интересного было в Рочестере, в моем пансионе. Особенно их интересовали овощи, правда ли, что они их жрут сырыми или немного отваривают. А как насчет выпивки и дождя? Пил ли я виски? Правда ли, что там у женщин длинные зубы? совсем как у лошадей? а ноги? Настоящее посмешище? А сиськи? У них есть? Все это говорилось с намеками и тысячами ужимок.

Но особенно им хотелось, чтобы я произносил английские фразы… Это подзадоривало их до крайности, то, что они ничего не понимали, было неважно… Только ради внешнего эффекта… Чтобы немного послушать, как я разговариваю… Моя мать не слишком настаивала, но в то же время и ей бы очень польстило, если бы я немного показал свои таланты… Если бы я немного удивил всех этих хрипунов…

Я знал: «River… Water… No trouble… No fear…» и еще два или три слова… Это было не так уж мало… Но я вяло сопротивлялся… Я совсем не чувствовал вдохновения… Моя мать очень огорчалась, видя мое упорство. Я не оправдывал их жертв! Соседи были смущены, они уже кривились и считали, что я свинья… «Он ни на волос не изменился! — заметил горбун Гастон. — Он никогда не изменится!.. Он остался таким же, как был тогда, когда писал на мою решетку! Я никогда не мог ему помешать!»

Он всегда меня терпеть не мог… «К счастью, здесь нет его отца!» — утешала себя мама. «Ах! У него бы разлилась желчь от этого! В нем все бы перевернулось! Если бы он увидел, как мало ты преуспел! Как ты неблагодарен! Ты упорствуешь против всех! Все время такой неприветливый! Ты не умеешь обращаться с людьми! Как ты собираешься достичь успеха в жизни? Особенно теперь в торговле? при такой конкуренции! Не ты один ищешь себе место! А он говорил мне еще вчера: „Господи, только бы он развернулся! Мы на грани катастрофы!!!“

В это время как раз подошел дядя Эдуард и спас меня… Он был в превосходном настроении… Он поздоровался со всеми небрежно, мимоходом… Он впервые надел свой прекрасный летний костюм в клетку, как раз английский, с сиреневым котелком, как это было модно, с привязанным к бутоньерке тонким шнурком. Он схватил меня за руки и с силой встряхнул, настоящий горячий «shakehands»! Ему очень нравилась Англия… Он всегда мечтал поехать туда путешествовать… Но все время откладывал на более позднее время, потому что сперва хотел изучить названия того, чем торговал… насоса и т. д. Он рассчитывал на мое знание языка… Моя мать начала жаловаться на мое поведение и холодность… Он не разделял ее мнения и сразу же встал на мою защиту… Он в двух словах объяснил всем этим вонючим тараканам, что они абсолютно ничего не соображают и являются профанами во всем, что касается иностранных влияний… Ведь именно Англия изменяет полностью всех, кто оттуда возвращается! Она делает людей более лаконичными, более сдержанными, придает им чувство дистанции, даже утонченность, можно сказать… И это замечательно!.. А! вот! Теперь для успешной торговли и особенно при покупке нужно уметь молчать! Ведь это действительно самое главное! Высшее достоинство приказчиков!.. да!.. Ах! давно в прошлом! прежние слюнявые расхваливания товара! Заискивания! Словоохотливость! Этого теперь абсолютно не надо! Проститутский жанр провинциального цирка! В Париже это сейчас очень распространено! В Сантье вас от этого стошнит! Это выглядит лакейски и жалко! В новые времена — новые манеры!.. Он меня полностью оправдывал…

Моя мать жадно его слушала… Это ее успокаивало… Она глубоко вздыхала… с некоторым облегчением… Но остальные, грязные ублюдки, скоты, оставались враждебными… Они стояли на своем… Их было не переубедить… Они хрипели, как контрабасы… Они были абсолютно уверены, что с подобными манерами мне никогда не подняться! Это было совершенно исключено!

Дядя Эдуард напрасно старался, приводил тысячи доводов… Они оставались при своем мнении… Они были упрямы, как мулы, и твердили, что где бы ты ни служил, чтобы заработать на кусок хлеба, нужно в первую очередь быть очень любезным.

* * *

Дни проходили за днями, а покупательниц мы больше не видели, был разгар лета, и все они были за городом. Моя мать бесповоротно решила, что, несмотря на больную ногу и мнение врача, она все же поедет в Шату и попытается продать залежавшийся товар. А я в ее отсутствие буду присматривать за лавкой… Другого выхода не было… Деньги были необходимы! Прежде всего, чтобы заплатить за новый костюм и две пары башмаков и еще перед началом сезона перекрасить наши витрины в подходящий цвет.

Наши витрины среди остальных навевали тоску… Они были грязно-серые и темно-зеленые, рядом же с нами находилась красильня Вертюн, абсолютно новехонькая, раскрашенная в желтые и небесно-голубые тона, справа от нас — писчебумажный магазин Гомез, первозданной белизны, которую подчеркивали и оттеняли очаровательные птички на ветвях, нарисованные тонкими штрихами… Все это требовало больших расходов… Нужно было этим всерьез заняться.

Она ничего не сказала моему отцу и отправилась в жестком вагоне с огромным тюком, весящим по меньшей мере 20 кило.

В Шату она сразу же развернулась… Она незаконно заняла прилавок за Мэрией, у вокзала, в хорошем месте. Она раздала все свои карточки, чтобы создать магазину рекламу. После полудня она отправилась, перегруженная, как мул, на поиски вилл, где могли бы жить покупательницы… Она вернулась вечером в Пассаж в полном изнеможении, она прямо кричала, так судороги сводили ей ногу: колено и особенно вывихнутая лодыжка распухли… Она пластом лежала в моей комнате, дожидаясь возвращения отца… Прикладывала болеутоляющие жидкости… и очень холодные компрессы.