Нелюдь - Деревянко Илья Валерьевич - Страница 6

– Ваш Попенко полный дебил, психи тут ни при чем! Шизофреник или олигофрен может, конечно, совершить преступление на сексуальной почве, но быстро попадется. Напротив, самые опасные серийные убийцы, за спиной у которых десятки трупов, не вызывают у окружающих ни малейших подозрений, не состоят на учете в психдиспансерах, поэтому поймать их очень и очень сложно! Хочешь примеры – пожалуйста! В 1981 г. расстреляли Алексея Сударушкина[8], доктора медицинских наук, блестящего детского врача. Очередь на прием к нему растягивалась на год. И действительно – Сударушкин ставил на ноги самых безнадежных. Однако раз в полгода врач превращался в насильника-убийцу. Лечил детей и насиловал тоже детей. Потом убивал, наслаждаясь агонией ребенка. Судебно-медицинской экспертизой признан абсолютно вменяемым. Каков красавец, а? Идем дальше. Геннадий Михасевич расстрелян в 1987 г. Злодействовал с 1971 г. За спиной 36 трупов. Внешне вполне благопристоен. Работал заведующим ремонтными мастерскими, имел жену, двоих детей и даже был дружинником. Никаких психических заболеваний!

Ну, про Чикатило ты, естественно, знаешь: высшее образование, примерный семьянин, тихий, скромный, положительный. Свыше пятидесяти трупов. Психически вменяем...

По всем признакам сейчас «работает» подобный тип. Значит, и искать его надо не среди дебилов и бомжей, а среди добропорядочных граждан.

Объединить все дела по убийствам в одно, создать следственную бригаду. Чем больше трупов оставит маньяк, тем легче будет его вычислить. Вести тщательный опрос потенциальных свидетелей. Авось кто-то что-то видел или слышал. По местонахождению трупов постепенно определить район его обитания. Перекрыть пути отхода и отъезда, выставить засады. Постепенно круг сузится, если повезет – появятся свидетели. Вести отработку по приметам, которые они дадут, обязательно выяснить, есть ли у преступника машина. Впрочем, из того, что ты рассказал, – мне кажется, есть! В конечном счете он попадется, никуда не денется!

– Но это займет уйму времени! – в сердцах воскликнул Александр. – Подонок успеет множество детей загубить!

– Ничего не поделаешь, – философски протянул Резников, с наслаждением затягиваясь сигаретой. – Закон биологической закономерности.

– Что-о?!

Иван Владимирович загадочно прищурился.

– У меня есть собственная теория насчет серийных убийц. Могу поделиться!

– Конечно! – встрепенулся Александр. – Большое спасибо!

– Периодически на свет рождаются индивиды, в которых больше звериного, нежели человеческого. Это закономерно. Для выживания вида необходимо избавляться от ряда особей, мешающих его развитию. Маньяк изначально запрограммирован на убийства, а когда отработает заложенную в него программу, – его ловят...

– Да что вы такое говорите, дядя?! – возмутился Александр. – Выходит, эти монстры необходимы обществу? Этакие «санитары леса»! Чистейшей воды бред!

– Много ты понимаешь! – нахмурился Иван Владимирович. В глазах отставного генерал-майора появились недобрые огоньки. – И вообще топай домой, я себя плохо чувствую!

Выйдя на улицу, Беляков чертыхнулся, в сердцах сплюнул на газон и быстро зашагал в сторону прокуратуры. «Поехала крыша у дяди, доигрался со своими исследованиями!.. Необходимы для выживания вида!.. Отрабатывают заложенную программу! Может, для них специальные питомники организовать, дабы не переводились? Но в одном старик прав. Серийный убийца с виду добропорядочен и до отвращения положителен!»

Глава 5

Владимир Красиков тяжело переживал неудачу, жалел несчастного психа, пристреленного ни за что ни про что, однако не спешил отказываться от первоначальной версии и продолжал тщательно проверять лиц, состоящих на учете в психоневрологических диспансерах. Правда, теперь он действовал осмотрительнее, старательно анализировал информацию, не торопился с выводами...

За последние дни Владимир осунулся, похудел, потерял аппетит. В глазах следователя появился лихорадочный блеск, по ночам мучили кошмары. Когда-то он слышал краем уха, будто многие врачи-психиатры сами сходят с ума, но не верил, думал – обычная сплетня. Просмотрев десятка три историй болезни, наслушавшись вдоволь бредовых откровений шизофреников и параноиков, Владимир убедился – никакая это не сплетня, а истинная правда! Если через несколько дней ум за разум заходит, то что же будет лет этак через пять?

Закрыв очередную папку из больничного архива, Красиков глубоко вздохнул, протер измученные покрасневшие глаза и устало откинулся на спинку ветхого, жалобно скрипнувшего стула.

– Работаете, молодой человек? Ну-ну! – В комнату зашел главврач Афонин собственной персоной.

Владимир непроизвольно вздрогнул, опасаясь услышать очередную лекцию по части сексуальных извращений, брюзжание в адрес следственных органов и тому подобное.

Однако сегодня, вопреки обыкновению, Александр Владимирович был настроен дружелюбно.

– Я тут подумал на досуге, вспомнил некоторые случаи из своей практики и обнаружил интереснейший экземпляр, – скупо улыбнувшись, сказал он. – Сергей Сикушенко, тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, гнуснейший тип! Прошел через мои руки, знаю как облупленного. Если хотите – просмотрим вместе историю болезни, там много подозрительного, даже странно – почему раньше на это не обращали внимания?

– Конечно! Огромное вам спасибо! – едва не подпрыгнул от радости Красиков. Минуту спустя они склонились над подшивкой документов. Профессор зачитывал вслух абзацы, отмеченные красным карандашом, и комментировал их по ходу дела.

– «...В школе Сикушенко учился плохо, проявлял агрессивность, с товарищами не дружил, вскоре переведен во вспомогательную школу, со второго класса имеет диагноз – «олигофрения». Дома вел себя безобразно, часто сбегал. Единственно, кого любил, – бабушку... Через несколько дней после ее похорон услышал стук в окно, затем почувствовал, как кто-то сел рядом на кровать. Отчетливо увидел бабушку, гладившую его по голове... С тех пор появились периоды сниженного настроения, длившиеся один-два дня. В это время ничем не занимался, не выходил из дома»...

Афонин на мгновение прекратил чтение и торжествующе поглядел на Красикова:

– Это, молодой человек, так сказать, прелюдия, сейчас начнется самое интересное!

Толстый, пожелтевший от никотина палец уткнулся в бумагу:

– Смотрите! Вот где собака зарыта!

«...Сикушенко часто приносил с кладбища человеческие кости, подолгу любовался ими, периодически ходил в морг, где его дед работал сторожем, с наслаждением наблюдал за вскрытиями. Любил рассматривать покойников на кладбище, собирал фотографии мертвецов. Дома вскрывал и препарировал птиц и животных, делал чучела...»

Итак, молодой человек, налицо явная склонность к некрофилии вперемешку с плохо скрытым садизмом.

Александр Владимирович прикурил «беломорину» (сигареты он не признавал), глубоко затянулся, гулко закашлялся и продолжал прерванный монолог:

– Мне недавно довелось беседовать с коллегой, обследовавшим маньяка-убийцу Головкина. Эта свинья отличалась редкостной нечистоплотностью. Головкин не любил мыться, знакомые отмечают постоянно исходивший от него тяжелый запах. Теперь посмотрим с данной точки зрения на Сикушенко: «...Был лишен брезгливости, мог сесть за стол с окровавленными руками, внешне неряшлив, грязен». Каково?! Прямо один к одному! Но главное впереди! «...В 1982 г. Сикушенко задержан милицией за совершение развратных действий...» Проще говоря, дрочил возле детского садика, глядя на детишек. Сволочь! Судебно-медицинская экспертиза признала его невменяемым и направила на лечение в нашу больницу. Я немало с ним общался. И вот что интересно... – Афонин бросил на стол две тонкие тетрадки. – В зеленой – результаты наблюдений за Сикушенко, в желтой – заметки моего коллеги о характере Головкина. Давайте сравним.