Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

На пасеке - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Я, как утром, приложил ухо к стенке улья — и снова за стеною был шорох от движения тысяч и тысяч пчёл.

— Не спят ещё? — спросил я удивлённо.

— Они никогда не спят, — сказал Володя, — ни одного часа за всю свою жизнь!

Меня эти Володины слова удивили, тронули за самое сердце.

— Почему ж они не отдохнут, Володь?! Он пожал плечами:

— Работают, брат… Работают! Так уж устроены. Сколько б ни накопилось в улье мёда и перги, они всё равно будут работать. — Володя положил руку на гудящий внутри улей. — Иной раз в гнёздах у диких пчёл находили мёду целые горы. Даже есть такое специальное слово — каменный мёд. Потому что он слежался — лет, может, за сто…

— Как за сто?

— А уж так. Летняя пчёлка, бывает, живёт и меньше месяца. А семья может прожить сто, двести и триста лет. Вон почитай, — он кивнул в сторону дома, — такие случаи были…

Матка

Сколько народа живёт в улье? В общем-то, я знал, что много. Но когда мне Володя сказал, я всё ж удивился. Примерно столько же, сколько в хорошем городе с десятком школ, с несколькими кинотеатрами, с городским парком, с кварталами новых домов и со старинными улочками. Главное население этого города — рабочие пчёлы. Их тысячи и тысячи.

А матка всего одна. Ясно, что поскорее захотелось её увидеть — такую знаменитость. И мне это удалось довольно-таки быстро. Как стали пчеловоды осматривать ульи, так я её и увидел. Вернее, Лена показала.

— Видишь? С синей точкой.

У неё действительно была синяя метка на спине.

— Ну, любуйся, — усмехнулась Лена.

— Любуюсь… — Матка была раза в два крупнее обычной пчелы. Вот, пожалуй, и все отличия, что я заметил. — А вы её зачем разрисовали?

— Ну… чтоб всегда сразу найти. Чтобы знать, как жива-здорова. Матка ведь!

— Ага! Значит, всё-таки царица?

— Ладно, пусть будет царица. Только царица, которая работает с утра до вечера.

— А вернее сказать, круглые сутки, — уточнил Володя. Я невольно подумал: вот бы так неслись наши куры!

Рабочая… царица. Странно звучит, верно? Да и «царица» — это слишком, конечно. Хотя положение матки особое. Без неё не будет детвы. А значит, погибнет семья. Когда рой остаётся без матки, из улья слышен тоскливый и тревожный гуд. Опытный пасечник сразу узнает его: «Пчела тужит».

В суровые зимы, когда пчёлам — особенно лесным — приходится плохо, когда они греются кое-как, сбившись в плотный комок, последний кусочек тепла и последняя сластинка еды будут отданы матке. Пока она жива, есть надежда, что семья не умрёт.

Ленивый

С трутнями я познакомился в последнюю очередь. Вот странные создания. Живут себе припеваючи — не делают ничего, только едят. Причём сами еду добывать не умеют. Кормятся тем, что подадут им рабочие пчёлы.

Трутни, а их в улье бывает немало, толпятся обычно у выхода, где попрохладней. Они большие, неповоротливые, толстые — много крупнее обычной пчелы, но чуть меньше матки.

Ползёт пчела, навстречу ей трутень. Рот раскроет, выпрашивает поесть. Пчела выпустит капельку: «На уж!»

Когда кругом много цветов, когда хороший взяток, пчёлы трутней не обижают.

А зачем они вообще-то нужны, дармоеды?

Нужны! Без них матка не смогла бы откладывать яички.

После зимовки молодые, только что выведенные матки отправляются в весенний брачный полёт. Солнце сверкает, и матка летит в окружении целой дивизии трутней — из своего улья, из чужих.

Никто не знает, в чём тут дело, но все молодые матки всех пасек какой-то одной округи прилетают каждой весной в одно и то же место, на один и тот же луг. А потом они возвращаются в родные ульи, чтобы уже никогда больше не выходить из его темноты. А живёт матка четыре и даже пять лет.

Для матки обязанности перед семьёй только ещё начались. Для трутня уже кончились. Теперь он вольный казак. Хочешь в улье сиди, хочешь лети на прогулку.

Летит трутень, вид у него деловой, гудение басовитое. Так и кажется, что он в шляпе, в роговых очках, с толстым кожаным портфелем.

Как-то, уже совсем освоившись на пасеке, я сидел, прислонясь к задней стенке одного из ульев, и писал. Хорошо мне работалось. Ни комары, ни слепни на пасеку кровожадного своего носа не сунут.

И тут к моему блокноту подлетел трутень. Строго прожужжал страницу слева направо, будто читал, затем отправился дальше по своим якобы очень важным министерским делам.

И всё же трутню не позавидуешь. Ну что за удовольствие, в самом деле, весь век провести лентяем и побирушкой. Да и смерть у трутней бывает ох как нехороша.

В конце июня отцвела липа. Пчелиные семьи получили хороший взяток. И здесь наступил перебой в их работе.

Правда, оставались ещё луговые цветы, но уже начался сенокос. А громадные гречишные поля должны были зацвести только дней через десять.

Пчёлы стали сердитые, «нервные». Напрасно трутни клянчили мёду. Всё чаще вместо еды им доставались укусы да жала. А трутень, он, между прочим, хоть и здоровенный, но беззащитный: жала у него нет.

Пчёлы сердитой толпой выталкивали неловких трутней на улицу, на прилётную доску. Иная, усевшись на трутня, с жужжанием гнала его прочь.

Впервые увидев эту картину, я страшно удивился, даже засмеялся. Но понял, что невпопад.

— Вот и конец ему пришёл, — сказал Саня.

— Ужалит?

— Увидишь…

Пчела бросила трутня и вернулась в леток. А он вдруг резко, с каким-то даже отчаянием взмыл высоко вверх. Я тотчас потерял его из виду, вопросительно посмотрел на Саню.

И здесь толстый дуралей вернулся, он упал на прилётную доску и был уже еле жив.

Голодный, он этим своим нелепым полётом сжёг последние остатки горючего. И теперь умирал, затухал, словно мотор. Крылья его дёргались слабо и не в такт.

— Зачем они так делают? — сказал удивлённо Саня. — Может, чтобы не мучиться?..

Мёд, яд и пчелиный хлеб

— Как на тоненький ледок выпал вкусненький медок! Как на тоненький ледок… — Танька поёт и приплясывает от нетерпения.

— Ну что ты несёшь? — говорит Володя, а сам улыбается.

Отцвела липа. И сегодня они с Саней «собирали урожай» — доставали из ульев рамки с мёдом. В одной соты были так полны, что не выдержала рамка. Теперь неровными кусками, глыбами полуразрушенные соты лежат на большом плоском блюде. И Татьянка пляшет вокруг него. Вы не думайте — конфетами её не удивишь, и тортом мама балует. А всё равно — мёду сотовому, «тёпленькому медку» она радуется больше всего.

— Как на тоненький ледок…

Белые чистые соты и правда кажутся ледяными под ярко-жёлтым густым липовым мёдом. Волшебный аромат разрастается над блюдом огромными невидимыми цветами.

Каких только чудес не рассказывают люди про этот необыкновенный продукт, про мёд. Каких только легенд не сложили. И почти всё, оказывается, правда.

Кто дольше всех живёт на свете? Пасечники. Не оттого ли, что частенько приходится им едать тёпленького медку?

Я тотчас вспомнил себя, как стою, маленький, перед магазинным прилавком: «Мам! Бабушк! Купи конфету!» Эх, глупый я был человек. Ничего не понимал. Слава богу, в книжке могу написать, чтобы хоть другие знали: «Мам! Бабушк! Купи медку!»

Но не только мёд, оказывается, целебен. В те разы, когда я охал и тряс ужаленной рукой, это же в меня вливалось очень полезное лекарство — пчелиный яд. Люди даже специально ходят в поликлинику на пчелиные процедуры… Ложишься и ждёшь, когда к тебе в особом приборчике поднесут рассерженную пчелу. Конечно, дрожишь слегка. Потом: «Ай! Ой!» Глядишь, однако: радикулита как не бывало.

Между прочим, для тех, кто не слишком смел, теперь придумали пчелиный яд собирать. В улей ставят металлическую сетку, к которой подведены провода. Вот включена батарейка, по сетке идёт слабый ток. Пчёл это ужасно сердит. Они начинают жалить непонятного врага. Но жало скользит по железке, а яд остаётся на проволоке.