Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Французский «рыцарский роман» - Михайлов Андрей Дмитриевич - Страница 43


43
Изменить размер шрифта:

Нейтральным, как правило, оказывается и линеарное пространство рыцарского поиска. Это дорога в лесу. Стихия леса наполняет романы Кретьена. Это их сквозной* символ (подобно тому, как море стало сквозным символом ранних манифестаций легенды о Тристане и Изольде). Вообще мы можем говорить об образе леса в романах эпохи, что явилось отражением реального восприятия людей того времени. «Лес, — писал Ж.-Ш. Пайен, — был не только местом, где скрываются, но также святилищем, где вступали в контакт с чудесным» 27. Лес как огромная бескрайняя, внемерная масса пространства противостоит в романе ограниченности и отграниченности дороги, по которой движется рыцарь с оруженосцем, караваи купцов, везущих заморские товары, или толпа паломников. Лес как нерасчлененное пространство изоморфен природе. Лес, природа у Кретьена нейтральны, «равнодушны» по отношению к герою до тех пор, пока он не покинул свой путь, т. е. дорогу, и не углубился в лесные дебри. Вспомним, что море всегда активно вмешивалось в судьбу Тристана и Изольды, равнодушным оно не было. В то же время лес надежно укрывал любовников, был им дружествен. Но там перед нами другой тип романа. В кретьеновском повествовании нарушение героем линеарности своего пространства чревато для пего многими опасностями.

Линеарное и плоскостное пространства соответствуют в бретонском романе повествовательному времени. Точечному пространству, как уже было сказано, соответствует событийное время. Точечное пространство, в зависимости от типа героя (и в его индивидуальном восприятии), может быть бытовым, волшебным и «авантюрным» (граница между вторым и третьим, конечно, условна).

Вот, например, Эрек, герой первого романа Кретьена де Труа, приезжает в незнакомый ему город (Лалют), т. е. попадает в типично бытовое пространство. Но на Эрека никто не обращает внимания; дело здесь не только в том, что его никто не знает, но и в том, что он оказывается носителем иного пространства — не бытового, а авантюрного, связанного с поисками рыцарского приключения. Далее происходит знакомство Эрека с бедным дворянином. Герой попадает в бытовое пространство его убогого дома, знакомится с дочерью дворянина Энидой и влюбляется в нее. Здесь он как бы на некоторое время оставляет свой поиск, принимает иное пространство; у него привал, отдых, передышка. Поэтому теперь он замечен окружающими. В турнире, организованном у городских стен на следующее утро, как бы совмещаются два типа пространства — бытовое (для зрителей на турнире) и авантюрное (для Эрека, мстящего Идеру за оскорбление королевы Геньевры и стремящегося прославить свою даму).

Но рыцарский поединок может быть совмещением не только бытового и авантюрного, но еще и волшебного пространства — когда герой сражается с носителем зачарованности, как, например, Ивейн, побеждающий в отчаянной схватке (в которой ему помогает его лев) двух сатанаилов и снимающий этим заклятие с замка Опасного Приключения (ст. 5442—5687).

Мы уже говорили, что у Кретьена время может останавливаться, идти вспять, неудержимо нестись вперед. Происходят эти темпоральные аномалии, как помним, в фиксированных местах, где действуют волшебные силы. Каковы же свойства «фантастического» пространства в бретонском романе? Нельзя сказать, что в данном случае Кретьен проявил чрезмерную выдумку и находчивость. Он во многом шел за сказочным фольклором. Во-первых, фантастическое пространство, как правило, четко отграничено от обычного, поэтому проникнуть в него нельзя невзначай, не заметив этого. Пространство это обычно локализовано в городе, замке, чудесном саду, огороженном особой волшебной стеной (что лучше стены могло по представлениям средневекового человека ограничить какой-либо «локус»?). Затем фантастическое пространство обладает способностью внезапно появляться и также неожиданно исчезать. Оно может быть то близким к какому-нибудь реальному (с точки зрения реальности художественного пространства) пункту, то от него стремительно удаляться. Фантастическое пространство сулит герою всяческие опасности, потому что оно непредсказуемо. Здесь герой проходит через тяжкие испытания, но испытания эти особого рода. То это «опасное» ложе, то волшебная дверь, внезапно захлопывающаяся и даже рассекающая своими створками рыцарского коня. Но волшебное пространство не обязательно угрожающе и враждебно герою. Оно может быть и благоуханным садом блаженства. Проникновение в фантастическое пространство всегда в романе отмечено: бурей, ливнем, грозой, вообще какими-либо пароксизмами в бытии природы. Главное в характеристике такого пространства — это то, что оно живет по своим специфическим законам.

Попадание в фантастическое пространство означает обычно в романе нарушение линеарности, однонаправленности. Действительно, суля герою неожиданное приключение, фантастическое пространство в силу особых своих чудесных свойств, может задержать протагониста на Неопределенное время, направить вспять, вообще сбить его с «пути истинного» (и в буквальном, и в переносном смысле). Хотя фантастическое пространство точечно (как и связанная с ним авантюра), оно, благодаря своей локализованное™, отграниченности от другого, «обычного» пространства, как бы обладает несколькими измерениями. Оно не линеарно, но плоскостно.

Помимо попадания в фантастический локус интересным случаем нарушения точечно-линеарного пространства является безумие героя. У потерявшего разум Ивейна исчезает цель, исчезает поиск пути, исчезает «дорога». Безумие оборачивается непредсказуемостью движения, поэтому понятие ширины становится значимым, существенным, а пространство оказывается плоскостным. Теперь герой не движется линейно и поступательно по дороге, он бродит — без цели и без направления — по бескрайним и внемерным лесным дебрям. Ивейн живет в лесу первобытной, почти животной жизнью. Он как бы сливается с природой. Для того, чтобы подчеркнуть особость, неизоморфность обычному нейтральному плоскостному пространству того пространства, где обитает безумный Ивейн, Кретьен де Труа с наивной непосредственностью пишет, что там иной масштаб, иные мили:

des Hues qui el pais sont,

car a mesure de noz sont

les deus une, les quatre deus.

(v. 2955—2957)

Характерно, что когда герой излечивается, понятие ширины утрачивает для него свою отмеченность. Он снова ищет путь, т. е. направление, поэтому первый его вопрос — о дороге. Безумный Ивейн — это герой открытого пространства, излечившийся — линеарного, следовательно замкнутого.

Если событийному времени соответствует пространство точечное, а повествовательному — линеарное, то описательное время может соответствовать нулевому пространству, а авторское время означает выход за пределы художественного пространства романа. Вводные его строки бывают обычно введением в художественное пространство произведения.

Линеарность пространства главного героя является вообще характерной приметой средневековой книжной литературы. В фольклоре линеарность пространства не всегда выражена (она несомненно есть в богатырской сказке, в былине [113], но в значительно меньшей степени ощущается в героическом эпосе). Это связано с ярко выраженной в средние века идеей правильного, праведного пути — и в моральном, и в буквальном, физическом смысле. Как верно заметил 10. М. Лотман, в эпоху средневековья «движение в географическом пространстве становится перемещением по вертикальной шкале религиозно-нравственных ценностей» и, таким образом, «география выступает как разновидность этического знания» [114]. На примере романов Кретьена де Труа видно, как постепенно усложняется, уточняется это понятие пути, все более и более нерасторжимо связывая путь чисто «бытовой» с путем моральным, этическим. В позднем, незавершенном романе Кретьена можно видеть попытку полного слияния этих «путей».