Сыновья Большой Медведицы. Книга 2 - Вельскопф-Генрих Лизелотта - Страница 19

— Верно. Те двое сказали, что договор утвердил их очень большой вождь. Имя его я не помню, но, кажется, Та… Ту… Ты… Не можешь сказать его мне по тотемному знаку?

— Хау. Тачунка Витко?

— Да, да. Так его и называли. Тачунка Витко, Тачунка Витко. А он пользуется влиянием?

— Хау.

— Ну, значит, все в порядке. На слово индейцев можно положиться, как и на мое слово. — Адамсон совершенно успокоился. — Наконец-то под ногами земля. Моя земля! Но ее нужно не раз и не два вспахать. У меня есть сын. Он года на два моложе твоего Гарри, но уже помощник. Его зовут Адамс, Адамсон, как и моего отца, и отца моего отца, и его деда. Наверное, нас так зовут с тех пор, как библейского Адама изгнали из рая и он стал обрабатывать землю. Теперь можно сына с бабушкой взять сюда. Работа нелегка, но Адамсоны всегда были трудолюбивы. У меня хорошая жена, работает, как мужчина. — Адамсон легко вздохнул. — Да, снова собственная земля.

— Ты потерял свою землю?

— Из-за ростовщиков, которые отняли ее у меня на родине. Но тут совсем другая земля, первозданная земля! Здесь выгодно. работать. И мы снова добьемся успеха. Что ты думаешь о Томасе и Тэо?

— Хорошие парни.

— Да, это верно. Только Томас много болтает. От этого ему надо отучиться. Вечером за кружкой пива и мне по душе веселое слово, но на работе мужчине не следует зря разевать рот.

В блокгаузе все еще продолжалась словесная перепалка.

— Пошли, — сказал Адамсон Матотаупе. — Пойдем к нашим коням и позавтракаем. Мне придется подождать, пока завершится эта сделка с мехами. А там снимемся и поедем. Торговля — это потеря времени и обман. Не для земледельца.

Индеец присел вместе с Адамсоном в палисаде у коней. Фермер достал шпик и отрезал большой кусок. Индеец не стал есть свинину и, поблагодарив, достал свои запасы.

— Томас говорил, что ты поедешь с нами на ферму. Так ведь? — спросил Адамсон, проглатывая последний кусок.

— Нет, я не поеду с вами.

— Нет? Я думал, что ты тоже едешь через Миссури.

— Хау. Но я еду один.

— Как хочешь. Одному в глуши худо. Поехал бы с нами, я был бы рад тебе.

— Я не хочу оскорбить своего белого брата, но ехать с вами на ферму не могу. Тачунка Витко взял тебя под защиту, Адам, Адамсон. Тебя, твою жену и детей, твою землю. Тебе же будет нехорошо, если ты, приняв тотем Тачунки Витко, пригласишь к себе его смертельного врага.

— Эх, черт возьми, щекотливый вопрос! Это что ж, вражда действительно так сильна?

— Хау.

— Очень жаль. Но ты прав. Благодарю тебя за заботу обо мне.

Адамсон кончил завтракать, и как раз в это время из лавки вышли Томас и Тэо. У них были довольные лица, а сзади показался старый Абрахам.

— Непутевые олухи, — кричал он. — Притащили мне капканы! Да еще груду дрянных шкурок, а я теперь сиди в дураках. Больше никаких с вами дел! Никогда! Прощайте!

— До свидания, старикан!

Оба подошли к Адамсону и Матотаупе.

— Что скажете? Не прошло и пяти минут, а дело сделано. А меха, что мы принесли, все же первоклассные.

— Ну, теперь-то мы можем ехать? — проворчал Адамсон.

— Как угодно. Но Топ еще не одет.

— Он не едет с нами.

— Почему?

Матотаупа ответил сам.

— Наши пути расходятся, но мы остаемся друзьями, — сказал он так решительно, что у Томаса застрял в горле следующий вопрос. — Прощайте.

Адамсон и близнецы сели на коней, а Томас все покачивал головой. Фермер еще раз кивнул индейцу.

Матотаупа смотрел на отъезжающих через открытые ворота; они поехали берегом озера и скоро растворились в утренней дымке прерий. Он остался совсем один.

Пока Матотаупа решил ничего не предпринимать. Он шагом направился к холму, на котором ночевал вместе с Харкой и Мудрым Змеем. Там он стреножил Пегого и лег на вершине в траву. Отсюда было хорошо видно факторию и индейцев, расположившихся на берегу озера. Он решил дожидаться отъезда дакота, с которыми вел переговоры Адамс.

Пока он лежал на холме, его мысли текли, как поток, по которому ветер гнал против течения волны. Он хотел бы не сомневаться в своем решении, но события последнего времени и то, что он слышал вокруг, заставили его задуматься. Ведь он собрался взять Харку в дорогу отмщения Тачунке Витко. Ему казалось естественным, что Харка поедет с ним, Харка, который делил с отцом все превратности жизни в изгнании. Но когда Горящая Вода бросил на Матотаупу удивленный взгляд, отец впервые засомневался, имеет ли он право согласиться с желанием сына участвовать в этом опасном предприятии. Ведь Тачунка Витко уже однажды похитил мальчика и намерен был воспитать его у верховных вождей и великих жрецов дакота… А попав на земли дакота, Матотаупа мог в любой момент расстаться с жизнью. Горящая Вода был прав. Задуманное Матотаупой предприятие совсем не подходило для мальчика. В палатках сиксиков мальчик будет в безопасности, и, даже если Матотаупу убьют, он и без отца вырастет, станет великим воином и вождем.

Эта уверенность успокоила Матотаупу. Из видений, проносящихся перед ним, исчезла картина расставания, такая тяжелая для отца и сына. Матотаупа уже думал о предстоящей осени, о встрече с Харкой, о дне, когда он принесет в палатки сиксиков скальп Тачунки Витко, двустволку, приведет свою дочь Уинону. Матотаупа подумал о том, с какой радостью встретит его сын — Харка — Твердый Как Камень.

Солнце стояло уже высоко на небе, когда на востоке показался одинокий всадник. Это было необычно: в этих местах редко кто разъезжал в одиночестве. Приближающаяся фигура становилась все отчетливее. Интерес Матотаупы рос. Это оказался белый. Шляпа с полями скрывала его лицо, и была хорошо видна только черная борода. Рослый, ладный парень, он остановился, достигнув ворот фактории, и посмотрел по сторонам. Матотаупа продолжал следить за ним. Казалось, всадник раздумывал, въезжать ли ему. Облик чернобородого все больше и больше привлекал внимание Матотаупы. Он пытался припомнить, где же видел этого охотника или ковбоя. О, если бы услышать его голос, вот тогда бы он вспомнил! Матотаупа сел на Пегого и шагом направился к открытым воротам.

Бородатый всадник в широкополой шляпе оглянулся на подъезжавшего Матотаупу. Казалось, он на мгновение замер от неожиданности, затем дал шпоры своему серому коню и галопом поскакал навстречу индейцу. Он остановил коня рядом с Матотаупой, скинул шляпу и крикнул таким знакомым индейцу голосом:

— Мой краснокожий брат!

Матотаупа был рад, что всадник не назвал его по имени: это могли услышать дакота, расположившиеся у озера. И Матотаупа обошелся без имени. Он только воскликнул:

— Мой белый брат!

— Да, это я. И меня зовут Фред. Понял ты, Фред!

— Мой брат Фред.

— Мой брат Топ! Поехали. Остановимся ненадолго тут, на фактории.

Они въехали во двор и у второго блокгауза привязали коней. Фред сразу же вошел в дом для приезжих. Матотаупа за ним. Сейчас, утром, здесь было пусто. Пахло потом и табаком. Вещи ночлежников фактории лежали у постелей. Фред уселся посреди помещения лицом к двери.

— Топ! Топ, — тихо сказал он. — Какое счастье, что я тебя встретил. Куда держишь путь?

— Я убью Тачунку Витко, который меня оскорбил и украл ружье у Харки. Потом приведу мою дочь Уинону в палатки сиксиков, где я живу с Харкой.

— Я так и думал, что вы у них найдете приют. Не надо бы только в Миннеаполисе говорить, что вы отправились к сиксикам.

— Это знал только ты, мой белый брат.

— К сожалению, не только я. Черт знает, когда и где вы с Харкой проговорились. Возможно, Харка сказал старику Бобу, с которым работал в цирке. Во всяком случае, на твой след напали, и я хочу тебя об этом предупредить.

— Кто меня ищет, почему?

— Ты должен сам понять, Топ, наш последний парадный спектакль с ковбоями и индейцами в цирке Миннеаполиса не остался незамеченным. Вспомни-ка… кто стрелял в мерзавца Эллиса?.. А меня оклеветали. Эта алчная блондинка, кассирша, которая была с нами в цирке еще в Омахе. Забрала из кассы деньги, а полиции заявила, будто бы я их украл. Меня схватили, только я, как видишь, сбежал. Думаю, что пройдет лето… осень — и они успокоятся. Но вот ты, мой краснокожий брат… С тобой похуже. Убийство так скоро не забудется.