Петербург, 1895 год - Сегаль Валерий - Страница 9

Я уже почти не слушал оратора. Мне не давал покоя вопрос о принадлежности (или непринадлежности!) шефа к «трудовому люду». Вот так у меня всегда: влезет в голову какая-нибудь чушь, и ни о чем больше думать уже не могу. По моим размышлениям выходило, что шеф к «трудовому люду» принадлежит. Он вечно куда-то звонит, нервничает, суетится, посылает «факсы», вытаскивает из дипломата какие-то бумаги. Сейчас, например, время ланча. Я живо представил себе, как шеф с Бенжамином сидят в кафе «Old Jerusalem», как шеф нервно ерзает на стуле и объясняет Бенжамину, насколько важно взять сегодня интервью у Ричарда Рауша…

Внезапно я осознал всю бессмысленность своего дальнейшего торчания на этом дурацком митинге. Увиденного и услышанного уже вполне достаточно, чтобы написать приличествующую случаю статью, а взять интервью у Рауша мне все равно не удастся.

Пойду-ка я лучше домой, быстренько состряпаю статейку, и — к Тимми. Весь вечер буду пить пиво!.. Линде звонить я сегодня не должен, она собиралась поехать к родителям, в Нью-Джерси… Давненько я не пил пиво как следует!.. А вечером, с факса Тимми, я отправлю шефу статью. Пусть этот идиот думает, что я пахал весь день. В понедельник я расскажу ему, как Рауш после выступления сразу сел в свой знаменитый обшарпанный «Мустанг», как я мгновенно поймал «желтый кэб», как мы с таксистом преследовали «Мустанг», пока нам не преградила путь колонна манифестантов с красными шариками. Я попытался вообразить себе эту картину, но вместо этого перед моими глазами возникли большая тарелка с маринованными свиными ножками, баночка с горчицей и запотевшие бутылочки «Карлсберга».

Обо всем этом я размышлял уже проталкиваясь к выходу…

Глава 7

ЖРЕЦЫ КАИССЫ

Когда дом Романовых готовился отметить свое трехсотлетие, шахматная монархия еще переживала романтическую эпоху своей юности. Когда корона уже шаталась на головах российских властителей, поклонники Каиссы всего мира жаждали видеть на шахматном престоле законного монарха.

С другой стороны, если корону Российской империи никто не оспаривал у ее владельца, то на шахматную корону к концу 1895 года насчитывалось по меньшей мере пять достойных претендентов. Четверым из них суждено было сойтись на берегах Невы в грандиозной шахматной битве. Задержимся ненадолго, читатель, чтобы почтить память этих замечательных бойцов, а также вспомнить обстоятельства, которые свели их в эти декабрьские дни на ристалище Северной Пальмиры.

Подобно тому как человечество большую часть своей истории пребывало в первобытном состоянии, шахматы, зародившись в древности, в течение долгих столетий дремали в колыбели. Первые серьезные попытки научной систематизации игры были предприняты в XVIII веке, а первый международный турнир состоялся лишь в1851 году. До этого шахматные состязания неизменно представляли собой матчевую встречу двух игроков. Изучая историю этих матчей, можно почти безошибочно назвать сильнейшего шахматиста той или иной эпохи, но то были «некоронованные короли». Официально шахматная республика превратилась в монархию лишь в 1886 году. Учрежденный тогда титул «Champion of the World» получил Вильгельм Стейниц, победивший в матче Иоганна Германа Цукерторта.

Вильгельм Стейниц!..

О детстве и юности этого человека нам почти ничего не известно. Уроженец Праги, он впервые принимает участие в международном турнире в 1862 году, не добиваясь при этом особого успеха. Будущему чемпиону мира шел уже двадцать седьмой год. В таком возрасте знаменитые мастера уже были знаменитыми. И все же четырнадцать лет спустя Стейниц завоевал всеобщее признание в качестве сильнейшего шахматиста мира.

Карликового роста, хромой, с огромным выпуклым лбом, обрамленным ярко-красными волосами, и с полубезумным взглядом этот человек был величайшим мыслителем всех времен и народов: он был мыслителем, сформулировавшим законы развития шахматной партии; он был мыслителем, идеи которого спустя столетие полностью сохранили свою актуальность; он был мыслителем, умевшим на практике постоять за правоту своих взглядов.

А ведь было против кого постоять!

Дважды, в 1889 и 1892 годах, оспаривал первенство у Стейница великий русский шахматист Михаил Чигорин. Оба раза он уступил, но блестящей игрой снискал себе восхищение шахматного мира и уважение своего могучего соперника.

Сохранилось множество портретов Чигорина. С них на нас смотрит лицо истинного интеллектуала, человека несомненно благородного. В многочисленных книгах о Чигорине авторы обычно представляли великого русского маэстро как яркого комбинационного игрока, боровшегося с «догматическим» учением Стейница. Какая чушь! Чигорин был универсальным шахматистом, совершенно не нуждавшимся в столь наивных комплиментах. Многие его идеи живут и поныне. Достаточно сказать, что такой строгий критик, как Роберт Фишер, считает Чигорина одним из величайших шахматистов в истории! О шахматной универсальности Чигорина красноречиво говорят следующие слова Пильсбери: «Никогда не было мастера, который в такой мере сочетал бы в себе искусство атаки и защиты, как Чигорин».

Еще одним претендентом на шахматную корону по праву считался немецкий врач Зигберт Тарраш. Многочисленные турнирные достижения, а также закончившийся вничью матч с Чигориным выдвинули Тарраша в число сильнейших шахматистов мира. Казалось, что матч Стейниц — Тарраш неизбежен, тем более что Стейниц никогда не уклонялся от встречи с самым достойным. Но…

В 1894 году Стейниц неожиданно принимает вызов молодого немецкого математика Эмануила Ласкера. Неожиданно потому, что успехи этого маэстро, лишь недавно дебютировавшего на международной арене, казались недостаточными для того чтобы бросить перчатку чемпиону. Но случилось непредвиденное! Эмануил Ласкер выиграл матч и стал вторым чемпионом мира.

Победы пришли к Ласкеру быстро. Победы, но не признание! Его игра не завоевывала сердца, уж слишком простой она казалась. Глубиной идей Ласкер действительно уступал Стейницу, но практичность и высокая техника определили закономерную победу молодого претендента. Лишь немногие поняли, что это была победа практика над теоретиком, игрока над мыслителем. Впрочем, современники вообще плохо понимали Ласкера…

В августе 1895 года в английском городе Гастингсе состоялся, быть может, самый знаменитый турнир в истории шахмат. Турнир собрал всех сильнейших мастеров мира. Играли новые звезды, адепты позиционной школы, и старые шахматные романтики. Но основное внимание, конечно, было приковано к большой четверке. Кто будет первым — Ласкер, Стейниц, Чигорин или Тарраш? Организаторы надеялись, что соревнование внесет ясность в запутанные отношения между чемпионом мира и претендентами.

Результат был сенсационным: победу одержал дебютант на международной арене двадцатидвухлетний американец Гарри Нельсон Пильсбери. К «большой четверке» прибавилась новая звезда. Так началась, к сожалению, короткая, но яркая карьера замечательного американского гроссмейстера.

На заключительном банкете Чигорин от имени Петербургского шахматного общества пригласил Ласкера, Стейница, Тарраша и Пильсбери продолжить спор в русской столице.

Как видите, читатель, Петербургский матч-турнир был призван выявить «настоящего» претендента на матч с молодым чемпионом, а заодно выяснить, чего же стоит сам чемпион, оказавшийся в Гастингсе лишь третьим.

Забегая вперед, отметим, что не все приглашенные прибудут в Петербург: Тарраш, сославшись на врачебную практику, отказался от участия в состязании. Матч-турнир начнется первого декабря при четырех участниках.