Освобождение беллетриста Р. - Сегаль Валерий - Страница 8

Последнее обстоятельство меня несколько покоробило, и я расстался в тот вечер с Корой довольно холодно, о чем жалел уже в ближайшие дни. Конечно, я вел себя глупо и непоследовательно; прямо из «д`Арманталя» следовало отвезти Кору в ночной клуб или отель, а теперь благоприятный момент был упущен и следовало начинать все сначала. Теперь мне смешно об этом вспоминать, но тогда все казалось сложным (а может это и было непросто!), и еще добрый месяц я ежедневно приходил в рюмочную и не решался ничего предпринять.

В недобрый час меня посетила идея развлечься с Корой в Ливадии. Конечно это было сущим идиотизмом — следовало просто пригласить ее на ночь в отель. Но я ухватился за идею с Ливадией; причем долго не мог решиться обратиться к Коре с таким предложением.

В конце концов я решил объясниться по телефону — так мне показалось проще. Я позвонил Коре, сказал, что зарезервировал номер в хорошем отеле в Ливадии, и предложил ей взять недельный отпуск и поехать туда со мной.

И все, конечно, оказалось просто: и язык у меня не отвалился, и Кора сразу же согласилась.

Август в Армангфоре — пора дождей, а мы с Корой полетели в Ливадию, где у соленого моря на согретом щедрым солнцем белом песке выстроились рядами отели-казино, ежегодно принимающие десятки миллионов туристов со всех концов света. Этот город по праву носит неофициальный титул всемирной столицы развлечений; я бывал в нем неоднократно и каждый раз любил в него возвращаться — дивиться его стремительному росту, находить все новые и новые удовольствия. И все же никогда я не прилетал в Ливадию в таком приподнятом настроении как в августе … года; мне было двадцать семь лет и меня сопровождала самая желанная женщина.

Дома я без труда получил недельный «отпуск»; оглядываясь назад, могу не без известных подозрений отметить, что Лиса никогда особо не тяготилась моим отсутствием. Впрочем, тогда я об этом даже не подумал; повторяю: я прибыл в Ливадию, исполненный самых радужных надежд. Если бы я мог предвидеть, как скоро «прольется холодный душ»…

Из аэропорта (в полете — шампанское, гаванские сигары; Кора, естественно, впервые путешествовала первым классом) такси-кэб «с ветерком» примчал нас в самый романтичный отель Ливадии — «Замок короля Артура». Окруженный фонтанами, этот отель своим строением действительно походил на старинный рыцарский замок; в него мы и вошли под звуки чарующей музыки и сразу очутились в огромном холле-казино, вид которого привел Кору в неописуемый восторг.

В казино стоял непрерывный разноязыкий гул, звенели монеты, суетились тысячи людей, полуобнаженные красавицы всех рас разносили горячительные и прохладительние напитки. Разноцветными огнями переливалась реклама: сам король Артур приглашал вас за Круглый Стол отведать сочный кусок говядины; знаменитый Мерлин выпускал гусей из пустой корзины и одновременно метал тузов из рукавов своего элегантного современного костюма; леди Гиневра, щедро демонстрируя необъятную грудь, зазывала однако лишь на icecream; зато рыцари Круглого стола дружно гремели стопарями; к ним мы первым делом и присоединились.

Мы весело провели вечер, но первая же ночь прошла куда менее романтично. Голая в постели, Кора оказалась куда менее привлекательной, чем в моих мечтах. Ее ноги без обтягивающих колготок выглядели бесформенно, полная грудь оказалась рыхлой, вислый живот порос короткими черными волосками. Испытав вполне понятное разочарование, я все же долго и добросовестно с ней возился. Не вдаваясь в излишние подробности, признаюсь, что в ту ночь с трудом исполнил свои «отпускные» обязанности и уснул, убаюканный не столько усталостью, сколько алкоголем.

Утром меня разбудил телевизор. Было уже поздно; близился полдень. Кора сидела на кровати и манипулировала кнопочками дистанционного управления. Вид у нее был опухший и — с моей точки зрения — не слишком привлекательный. Преодолевая легкое отвращение, я поцеловал ее; она принужденно улыбнулась. Она показалась мне разочарованной или, по меньшей мере, озабоченной; она явно ожидала от меня большей страсти и теперь не без оснований волновалась за наше ближайшее будущее.

Нужно было вставать и идти похмеляться. Я подумал, что один исполнил бы это лучше. Я уже жалел, что взял Кору в Ливадию. Я начал понимать, что моя любовь к ней являлась лишь миражом психологического свойства. Кора принадлежала к другому общественному классу, и, следуя известным предрассудкам, я не должен был иметь с ней ничего общего. Роман с ней привлекал меня как запретный плод, ибо содержал в себе некий общественный вызов, в котором я в ту пору, очевидно, нуждался. И все это было бы хорошо, если бы не лишило меня объективности восприятия. Прекрасно, когда человек вопреки предрассудкам своего класса влюбляется в девушку из другого сословия. Прекрасно — если влюбляется естественно. Иное дело, когда подогреваемый инстинктом противоречия по отношению к своему непосредственному окружению, он бросается за первой же юбкой лишь потому, что подсознательно усматривает в этом искомый общественный вызов. Здесь важно понимать — что первично, а что вторично. Задним числом я осознал, что Кора прельстила меня не столько своими объективными добродетелями, сколько — и прежде всего — тем, что встретил я ее в момент исканий и неудовлетворенности, в пору стремления вырваться за границу душивших меня рамок и условностей, — а она как раз и была за границей, она родилась и выросла там, и в такой, как она, я в ту пору больше всего нуждался. Конечно, сыграли свою роль и ее улыбки, и ее соответствие некоторым моим низменным вкусам, но, в общем, на ее месте вполне могла оказаться и другая, ничего исключительного Кора из себя не представляла.

Я лежал, собираясь с силами и мечтая о пиве или, на худой конец, о шампанском. Чуть потная Кора сидела рядом и смотрела телевизор. От нее воняло перегаром и чем-то еще. По одному из локальных (отельных) каналов раз за разом повторяли один и тот же рекламный ролик: под проникновенную, поистине волшебную музыку знаменитый Мерлин демонстрировал свои фокусы. Сочетание этой музыки и красочных фокусов заворожило меня, и я на время забыл про похмелье. Особенно меня поражало, как Мерлин поминутно вытряхивал женщину из халата: она танцевала вокруг него под все ту же музыку, а он, легко и пластично поворачиваясь за ней следом, вдруг хватал ее за ворот, встряхивал, и она удивительным образом исчезала, а он кланялся, стоя с пустым халатом в руке. Это было удивительно и непостижимо. Я подумал, не сходить ли на шоу Мерлина, и даже сказал об этом вслух — отчасти искренне, в основном же — чтобы хоть что-нибудь сказать. Кора охотно кивнула и улыбнулась. Я вздохнул с некоторым облегчением и отправился в ванную.

Приподнятое настроение, разумеется, ушло безвозвратно, но апатию и подавленность — вместе с головной болью — снял первый же утренний бокал пива. Похмелившись, мы искупались в море, и, нагуляв таким образом аппетит, я с удовольствием расправился с огромной яичницей, заказав еще впридачу дюжину устриц. Кора почти не отставала. Мы снова пили пиво; затем отправились смотреть фонтаны.

Обедали мы в «Магеллановом облаке». Чтобы избежать в ближайшую ночь близости с Корой или хотя бы сделать ее менее обременительной, я решил напиться. Кора не протестовала (она еще не успела устать от этого), и под рыбную закуску в прохладном ресторане я с наслаждением пил водку. За послеобеденной чашечкой кофе я вдруг вспомнил, что вечером телевидение будет транслировать международную встречу по футболу с участием нашей национальной сборной. Такие вещи я не пропускал! Я сообщил об этом Коре; она осталась равнодушной, однако не возражала. После обеда я купил бутылку коньяку, плитку шоколада, и к восьми часам вечера мы возвратились в номер, где я сразу уселся смотреть футбол.

Теперь я уже не в силах припомнить, с кем встречалась в тот день наша команда — матч был второстепенный; помню лишь, что играл Тони Миранья, и, пользуясь случаем, я рассказал Коре, что он — мой одноклассник. Она не поверила, чем лишний раз продемонстрировала собственную ущербность. Я уже давно вышел из того возраста, в котором люди придумывают себе знаменитых одноклассников. Кроме того, мне показалось обидным — комплекс неполноценности! — что знакомство с Тони — есть нечто, столь меня возвышающее, в глазах Коры даже невозможное. Разозлившись, я перестал с ней разговаривать. Безразличная к футболу, она вскоре уснула, чему я, конечно, был только рад.