Охотники до любви - Сегаль Валерий - Страница 19

— Никаких баб у нас нет, — отвечал Маккормик, взбираясь на борт «Черной пантеры». — Своих мы продали и пришли пощупать твоих.

— Ну, на этот счет вы останетесь также невинны, как и вся инженерная братия на Континенте, — сказал Эфиоп. — У меня на борту ни хрена нет, кроме рому. Поэтому пошли-ка в мою каюту, пропустим по стаканчику-другому. Да и ребятам давай выкатим по бочке на каждой посудине; пусть потусуются, а на берег высадимся завтра на рассвете.

— Идет, — согласился Маккормик. — Кстати, познакомься с моим другом.

Эфиоп крепко пожал руку Концентрику.

— Добро пожаловать, парень, — радушно сказал он. — Уважаю крепких мужчин.

— Эй, ребята! — заорал затем Эфиоп. — Все шлюпки на воду, границы между посудинами открыты! Чтоб через час все были в говно!

Плешивый Эфиоп командовал так громко, что его слышали даже на «Веселом Маке». Поэтому разбойники дружно заорали «Ура!» одновременно на обоих кораблях. Не прошло и минуты, как и тут, и там из трюмов выкатили по бочонку, и начался обмен шлюпочными процессиями между дружественными командами.

На «Черной пантере» прямо посреди палубы стоял рояль, что немало удивило Концентрика: прежде он видел музыкальные инструменты только в кино. Этот рояль живо напомнил ему веселый мордобой из старого ковбойского боевика, который Концентрик смотрел еще в школе.

Два капитана и Концентрик направились в каюту Плешивого Эфиопа. Концентрик подозрительно посматривал на огромного негра; он уже почувствовал, что Аделаиды на борту скорее всего нет.

Каюта Плешивого Эфиопа существенно отличалась от каюты капитана Маккормика. Здесь все было очень скромно, какая-либо электроника отсутствовала напрочь, лишь грубоватый, но крепкий стол, большой холодильник, старомодный бар, кровать и два портрета над ней: величайшие шахматные короли древности Роберт Фишер и Анатолий Карпов уставились друг на друга, словно примериваясь перед решающим поединком за звание чемпиона всех времен.

Эфиоп достал из бара три поллитровых стакана, до краев наполнил их ромом и сказал:

— Давайте-ка, ребята, выпьем, а потом вы мне объясните, как это вы посмели заявиться ко мне на борт без баб.

— Я ведь уже сказал тебе, — отвечал Маккормик, — что мы пришли побаловаться с твоими. Кстати, Концентрик разыскивает в этих водах небезызвестную тебе Аделаиду.

Плешивый Эфиоп вдруг сделался серьезным. Они выпили. Тем временем, на палубе зазвучала веселая фортепианная музыка, а отдельные вопли, доносившиеся оттуда, явно свидетельствовали, что иные горячие головы уже сошлись там «стенка на стенку», а возможно и «каждый за себя».

— Попользовался и отдай, — простодушно продолжал между тем Маккормик. — Господь ведь велел делиться.

Эфиоп молчал. Его глаза выражали раскаяние. Концентрик вдруг понял, что случилось с Аделаидой. Он уже предвидел, что сейчас скажет Плешивый Эфиоп, и кровь бросилась ему в голову.

— Аделаиды здесь больше нет, — тихо сказал, наконец, негр. — Я ее продал. В гарем Островитянина.

— Сволочь, — также тихо сказал Концентрик и, взяв Эфиопа за грудки, притянул его к себе.

Однако на этот раз Концентрик столкнулся с достойным соперником. Плешивый Эфиоп рванулся, его рубаха треснула по шву, и он обрел свободу. В ту же секунду он нанес Концентрику мощный удар кулаком по скуле. Концентрик, больше привыкший за последнее время наносить удары, нежели пропускать их, отлетел назад, больно ударился затылком о стену, машинально сорвал с нее при этом портрет Карпова и метнул его в Эфиопа. Плешь ловко присел, и портрет со свистом вылетел в настежь распахнутую дверь.

— Ах, ты меня Толиком! — яростно взревел Плешивый Эфиоп и, резко поднявшись, устремился вперед.

Концентрик сорвал со стены второй портрет и с размаху надел его на голову противнику.

— И Боббиком тоже! — прокомментировал Маккормик, которого вся эта сцена по-видимому немало забавляла.

Плешь так и застыл на месте с болтающейся наподобие ожерелья рамой на шее.

— Я вижу, парень, у тебя совсем ничего святого за душой нет, — неожиданно миролюбиво сказал он. — Испортил мои портреты. Я и сам понимаю, что нехорошо обошелся с той девчонкой; к тому же явно продешевил. Но ведь Фишер же не виноват!

Плешивый Эфиоп снял с себя через голову обломки портрета и грустно на них уставился. У Концентрика невольно опустились руки. Ему также не хотелось драться. Плешивый Эфиоп был слишком приятным человеком, чтобы всерьез с ним драться. Маккормик видимо держался того же мнения, поскольку едва наметилось перемирие, он вновь наполнил стаканы, чтобы его спрыснуть.

Выпить, однако, не успели.

Вдруг смолк рояль, и с палубы послышались изумленные и испуганные выкрики. Затем в каюте Плешивого Эфиопа стало почти совсем темно, будто что-то огромное нависло над «Черной пантерой» и заслонило собою солнце. Спустя еще мгновенье, загремели абордажные крючья, и сразу следом начался страшный оглушающий треск. Сперва он был однотонным, но почти мгновенно сделался многоголосым, а еще через несколько секунд превратился в невообразимую адскую трескотню, которую уже нельзя было переносить хоть сколько-нибудь спокойно.

Плешивый Эфиоп прокричал что-то, потонувшее во все нарастающем треске, и устремился вон из каюты. Концентрик и Маккормик последовали за ним.

Вся палуба уже была устлана телами пиратов; рядом с «Черной пантерой» выросло что-то огромное, чего была видна лишь ощетинившаяся крупнокалиберными орудиями верхушка, а все основание заслоняла сплошная стена огня и дыма, из которой сейчас с ужасающим боевым кличем, перекрывавшим даже орудийную пальбу, выскакивали обнаженные до пояса и вооруженные автоматами системы Калашникова индейцы; и были эти индейцы почти как две капли воды похожи на тех, запомнившихся Концентрику из далекого школьного вестерна, однако он сразу понял, что перед ним биороботы.

«Абсолютно незаторможенные, — профессионально подумал Концентрик. — С запрещенными боевыми навыками.»

Он видел как почти одновременно пали сраженные свинцом Маккормик и Плешивый Эфиоп. «Это конец», — подумал Концентрик, но в ту же секунду сквозь автоматную трескотню прорвался хорошо знакомый ему голос:

— Концентрик!.. Не стрелять!.. Концентрик! Концентрик!.. Прекратить огонь!

Этот резкий хрипловатый голос мог принадлежать только одному человеку на свете. Автоматные очереди смолкли, и Концентрик увидел, как из дымовой завесы навстречу ему вышел Деймос.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. КОНКИСТАДОР

1

Был вечер. На западе красный остывающий диск медленно проваливался за горизонт, а на востоке уже собирались темнофиолетовые грозовые тучи. Огромный военный корабль, на столетие опережавший все боевые средства Империи, с немыслимой, давно забытой землянами скоростью приближался к главному острову Архипелага.

В просторной капитанской каюте друг против друга сидели Концентрик и Деймос. Между ними стоял стол, а на столе — галонный штоф, два граненых стакана, несколько небрежно очищенных луковиц, три или четыре ломтя черного хлеба, а также зажаренный целиком поросенок, от которого друзья, не стесняя себя условностями, руками отделяли приглянувшиеся жирные куски.

— Этой островной интеллигенции еще повезет, если нам не удастся захватить их живьем, — свирепо сказал Деймос.

Экипаж в это время готовился к решительному штурму столицы Империи. «Индейцы» чистили свои автоматы и перепроверяли чудовищные орудия, каждое из которых одним залпом могло превратить любой остров Загадочного Архипелага в сплошную дымящуюся воронку. Однако такие средства Деймос планировал использовать лишь в качестве угрозы.

— Откуда эта свинина? — спросил Концентрик.

— С Галапагоса. Я нанес туда визит первым делом.

— Мне там есть с кем поговорить, — сурово сказал Концентрик.

— Я уже поговорил там со всеми, — заверил его Деймос своим хриплым замогильным голосом. — Со всеми.