Десять лет спустя - Сегаль Валерий - Страница 18

Дело было незадолго до Рождества, а точнее в понедельник, 19 декабря 1905 года, ровно в девять часов тридцать минут утра, в одном из просторных кабинетов Зимнего дворца.

В это время полковник Бздилевич всегда приходил на службу. Он, вообще, императорствовал как какой-то канцелярский работник. Ежедневно приходил, как на службу, в половине десятого, заканчивал — в два часа пополудни. В течение этого времени он иногда вызывал министров или председательствовал на собраниях, но чаще всего просто давал аудиенции лицам, записавшимся к нему на прием. Этому распорядку полковник изменял крайне редко, а зимой — практически никогда.

Заметим попутно, что зима, наконец, наступила. В тот год она пришла в Петербург гораздо позже обычного, лишь в начале второй декады декабря, и сразу, как по волшебству, земля и крыши домов укрылись белым, пока еще чистым покрывалом, Нева встала, каналы и небольшие речки также замерзли, синие от инея деревья стояли голые и некрасивые, и, вероятно, город имел бы совсем унылый вид, если бы не рождественские декорации и не предпраздничная веселость добрых горожан.

Однако всенародное радостное оживление по поводу приближения двух самых любимых празников — Рождества и Нового года — никак не задело вечно угрюмого полковника Бздилевича. Последнему русскому императору постоянно сопутствовали какие-то мелкие неприятности, да и сам он любил создавать себе препятствия, чтобы затем их преодолевать.

В то утро, явившись на «службу», император просмотрел список записавшихся на прием, удовлетворенно хмыкнул, увидев там нужное имя, и приказал немедленно просить генерала Барсукевича.

Генерал вошел с самодовольным, даже слегка напыщенным видом, что однако не мешало ему усердно и униженно кланяться по мере приближения к императорскому столу. Противоречие это объяснялось тем, что с одной стороны Адольф Арнольдович успешно выполнил возложенное на него императором поручение, но с другой

— стал в результате этого обладателем некой страшной тайны, само владение которой грозило разрушить его холуйское благополучие.

— Входите, входите, генерал, — нетерпеливо произнес полковник Бздилевич. — Портвейна? — император жестом указал на инкрустированный столик, на котором стояли две бутылки «Рубина» и несколько стаканов.

Генерал послушно откупорил бутылку, наполнил стаканы, и вдруг, словно повинуясь некой колдовской силе, рубиновое вино, бывшее таким темным и безликим в запыленной зеленой бутылке, ожило, заиграло и заискрилось, смешавшись с дорогим богемским хрусталем. «Рубин» оживает в хорошем хрустале, как старый рубиновый камень — в новой дорогой оправе», — подумал полковник Бздилевич. Он наблюдал это таинство почти ежедневно, и почти ежедневно, наблюдая его, становился поэтом. Вот и сейчас полковник зажмурил глаза и с наслаждением выпил стакан этой излюбленной им красненькой и вонюченькой жидкости.

Не без сожаления вернувшись к прозаической действительности, типичным голосом человека, только что принявшего стакан, император произнес:

— Ну-с, что новенького, генерал? Узнали что-либо про нового полковника Бздилевича?

— Ничего конкретного установить не удалось, и я по-прежнему придерживаюсь того мнения, что личность эта мифическая, и ваше величество напрасно беспокоится по сему ничтожному поводу.

Настоящий полковник Бздилевич с сомнением покачал головой и задал новый вопрос:

— Ну а как у вас с генеалогией, Адольф Арнольдович? Да вы присаживайтесь! Что это вы сегодня такой робкий?

Барсукевич и впрямь был в этот день явно не в своей тарелке, видимо от того, что знал то, что было для него весьма опасно знать, а также от того, что он прекрасно понимал как опасно демонстрировать эти свои знания самому императору. Неуверенно потоптавшись на месте и выпив при этом полстакана вина, он сел, наконец, напротив Бздилевича и положил перед собой черную кожаную папку.

— Что в этой папке? — нетерпеливо спросил царь.

— Здесь то, что вы просили, ваше величество, — ответил начальник охранного отделения и извлек из папки сложенный вдвое лист бумаги довольно большого формата.

Николай взял бумагу из рук генерала и развернул ее.

— Что это такое? — спросил он.

— Генеалогическое древо рода Ульяновых.

— И родоначальник его?

— Федор Кошка, ваше величество.

— Федор Кошка! — воскликнул полковник Бздилевич. — И эти Ульяновы являются потомками Петра III и графини Воронцовой?

— Да, ваше величество.

— Кто-нибудь посвящен в эту тайну?

— Ни одна живая душа, ваша величество! Я собственноручно копался в архивах, сопоставлял факты, выискивал необходимые доказательства; мне пришлось даже ненадолго отлучиться из Санкт-Петербурга, но я все сделал самостоятельно.

— Хорошо, — сказал Бздилевич и углубился в изучение генеалогии. — Как явствует из составленного вами документа, — сказал он после непродолжительного молчания, — истинным главой дома Романовых на сегодняшний день является некий Владимир Ильич Ульянов.

— Именно так, ваше величество.

— Знает ли он об этом? — задумчиво спросил Николай, и непонятно было, адресуется этот вопрос генералу, или император просто размышляет вслух.

— Уверен, что он ничего не знает, ваше величество, — высказал свое мнение Барсукевич.

— Откуда может быть такая уверенность, Адольф Арнольдович? Люди ведь обычно интересуются своими предками.

— Обычно — да, но в данном случае мы имеем дело с не совсем обычным человеком. Я давно его знаю.

— Вот как?

— Дело в том, ваше величество, что этот Владимир Ульянов довольно-таки известная личность, и у нас в отделении на его имя имеется весьма объемистое досье.

— Кто же он?

— Адвокат по образованию и крайне опасный социалист.

— Ne nos inducas in tentationem, et libera nos ab advocatis, — тихо произнес полковник Бздилевич.

Не знавший латыни Барсукевич счел за благо промолчать.

— А известно ли вам, генерал, где сейчас находится этот г-н Ульянов, и чем он занимается?

— Повторяю, ваше величество, этот человек — крайне опасный социалист. Десять лет назад он проходил у нас по делу о «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса». Кстати, он возглавлял тогда эту организацию. Был арестован, провел в тюрьме четырнадцать месяцев, затем отправился в ссылку. После истечения срока ссылки Владимир Ульянов несколько лет прожил за границей, но сейчас он вновь в Петербурге. Время от времени в большевистских газетах появляются крайне вредные и опасные статьи, подписанные именем Николай Ленин. У меня есть подозрение, ваше величество, что Владимир Ульянов и Николай Ленин — это одно и тоже лицо.