Боги, обжигавшие горшки - Сегаль Валерий - Страница 1

Валерий Сегаль

Боги, обжигавшие горшки (Размышления над шахматной историей)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Вниманию читателя предлагается монография, анализирующая некоторые узловые моменты шахматной истории. Это не пособие по истории шахмат — таковые уже написаны и весьма удачно. Вместо того чтобы вспоминать биографии выдающихся мастеров во всех подробностях и рассматривать ход борьбы в многочисленных турнирах и матчах мы лишь остановимся на некоторых деталях, не получивших до сих пор должного освещения, а также порассуждаем на отдельные темы, где, на наш взгляд, последнее слово еще не сказано. Очевидно, что при таком подходе мы ориентируемся лишь на читателя, уже знакомого с шахматной историей.

В первую очередь нас будут интересовать следующие проблемы:

1. Формы и перспективы борьбы за мировую корону;

2. «Политизация» шахмат;

3. Роль шахмат в общественной жизни.

Автор не претендует на истину в последней инстанции и будет рад, если его работа поднимет или оживит дискуссию по актуальным вопросам прошлого и настоящего нашей игры.

В основном мы будем рассматривать период от 1886 года до настоящего времени. Мы разделим этот период на две истории — новую и новейшую: новую будем отсчитывать с 1886 года, т. е. с момента учреждения титула «Champion of the World», новейшую — с матч-турнира на первенство мира 1948 года.

ПРОЛОГ

Что такое шахматы? Спорт, наука или искусство?

Шахматы — прежде всего игра, и первые шахматисты, не обремененные мыслью о стратегии, не мудрствуя лукаво, вели в бой свои игрушечные армии навстречу столь же неискушенному, но порой казавшемуся таким коварным врагу. Подобно неопытным полководцам, те игроки не давали себе труда задуматься о гармоничном развитии своих сил на поле боя и уповали на численное превосходство, не понимая при этом, что успех в битве обеспечивает лишь преобладание над противником на главном участке фронта. Немногие партии, пришедшие к нам с тех времен, кажутся наивными, хотя порой они прекрасны, как невинные улыбки не искалеченных еще жизнью младенцев.

Таково было детство шахмат, растянувшееся на века.

Итак, поначалу это была просто игра. Элемент науки впервые входит в шахматы лишь в XVIII веке, когда за доску садится Франсуа Филидор (1726 — 1795). Великий французский мастер первый подверг шахматные партии углубленному исследованию, и его замечания к ним показывают, что от него не ускользнули основные принципы шахматной борьбы, а многие его анализы из области шахматных окончаний актуальны и сейчас. Столь ценный вклад можно было ожидать от человека научного склада ума, но Филидор по профессии был музыкантом, более того — выдающимся композитором, основателем французской комической оперы, не забытым и поныне. Как шахматный теоретик он не был понятен современникам, но, становясь наукой, шахматы оставались игрой, и силу Филидора игроки той эпохи ощутили на себе сполна — великий французский мастер несомненно являлся сильнейшим шахматистом XVIII столетия.

Пришел век XIX, и научные идеи Филидора были надолго преданы забвению. Так случается во всех областях человеческой деятельности: задолго до того как прогрессивная мысль становится всеобщим достоянием, она бывает высказана, хотя и в несовершенном оформлении, гением-одиночкой, намного опередившим свою эпоху. Так или иначе, но шахматисты XIX века не последовали за Филидором. Они предпочитали играть на атаку любой ценой, не считаясь с требованиями стратегии, много и беспечно комбинировали, наивно полагая, что успех комбинации определяется лишь талантом игрока, а отнюдь не позиционными, почти научными к тому предпосылками. Крупнейшим представителем этого направления по праву считается немецкий математик Адольф Андерсен (1818 — 1879). Он не только восхищал современников поразительными по красоте партиями, но и вышел победителем первого международного турнира, состоявшегося в Лондоне в 1851 году. Андерсен был сильнейшим шахматистом середины XIX столетия; слава его держалась до 1859 года, когда он был побежден юным американцем Полом Морфи (1837 — 1884).

Морфи превзошел всех своих противников. Он также был блестящим комбинационным шахматистом, но внимательный анализ его партий показывает, что Морфи придавал значение методическому построению позиции и прекрасно понимал открытую игру. К сожалению, Морфи только играл (да и то всего три года!); он не оставил после себя книг, статей или комментариев к партиям, и мы можем лишь догадываться, являлось ли его понимание игры следствием глубокого научного мышления или просто гениальным откровением.

Близится XX век, ускоряется технический прогресс, сокращаются расстояния, улучшаются коммуникации между народами. Перемены касаются и шахмат: изобретены шахматные часы, все чаще проводятся международные турниры. На повестку дня выходит вопрос об официальном титуле чемпиона мира.

Шахматы становятся спортом.

НОВАЯ ИСТОРИЯ

Глава I

ВИЛЬГЕЛЬМ СТЕЙНИЦ (1836 — 1900),

чемпион мира 1886 — 1894 годов

В 1886 году шахматная общественность постановляет провести матч между двумя сильнейшими шахматистами планеты Вильгельмом Стейницем и Иоганном Цукертортом и провозгласить победителя официальным чемпионом мира. Этот матч прошел в различных городах Америки и принес убедительную победу Стейницу.

Стейниц был не просто первым чемпионом мира. Он был величайшим шахматным теоретиком из всех когда-либо живших на свете, ибо он первый придал шахматной игре наукообразный характер и подвел под шахматную теорию твердый логический фундамент. Однако прежде чем знакомить читателя с биографией Стейница и анализировать его вклад в шахматное искусство, обратим внимание на один малоприметный на первый взгляд нюанс.

Почему чемпион мира был определен в матчевой встрече двух шахматистов, а не в крупном турнире с участием многих претендентов? Вопрос не праздный: выявление чемпиона в матче войдет в традицию, и мы увидим, что на эту традицию еще столетие спустя будут ссылаться сильные шахматного мира в удобных для себя случаях.

Задержимся ненадолго на этом вопросе. Каковы преимущества выявления сильнейшего в матче? Сторонники матчевых единоборств обычно приводят два аргумента.

1. В матче из большого количества партий сильнейший выявляется более объективно, чем в круговом турнире со многими участниками.

2. В матче не бывает «договорных партий»; в турнире же участник, потерявший шансы на общий успех, может умышленно отдавать очки одному из претендентов на победу, концентрируя свои силы на встречах с его конкурентами.

Первое из этих соображений не выдерживает критики: ведь и турнир можно провести во много кругов, с тем чтобы на длинной дистанции объективно выявить сильнейшего. Более того, как раз в матче может победить не сильнейший шахматист, вследствии того лишь обстоятельства, что он психологически или по стилю игры неудобен сопернику. Первый аргумент, по-видимому, приводят в силу стереотипности мышления, либо… не желая произносить вслух второй аргумент, из которого отчасти вытекает первый.

Второй аргумент действительно серьезен, и нам еще предстоит с ним столкнуться, когда мы перейдем к анализу новейшей шахматной истории. Однако к моменту организации матча Стейниц — Цукерторт в мире было проведено лишь несколько крупных круговых турниров, и проблема «сговора участников» тогда еще не стояла на повестке дня.

Скорее всего, титул «Champion of the World» был разыгран в соревновании с двумя участниками лишь по той причине, что прошлом веке в связи с затрудненностью далеких путешествий было нелегко собрать крупный шахматный форум, а потому именно матчевая борьба получила широкое распространение и имела относительно богатые традиции.