Рыжик - Свирский Алексей Иванович - Страница 32

— Ты погоди, Санька, горевать, — проговорил Вьюн, видя, что товарищ намеревается плакать, — еще не поздно… может, мы что-нибудь успеем раздобыть…

— Куда мы пойдем, Спиря? — жалобным тоном спросил Рыжик, устремив влажные глаза на товарища.

— Сейчас… Не горюй! Дай подумать… — рассеянно ответил Спирька.

У Спирьки в это время действительно стал зарождаться какой-то план. Он все время с большим интересом следил за теми маленькими оборванцами, которые сидели неподалеку, за большим столом. Еще раньше, когда он только взглянул на них, он решил, что они не кто иные, как мазурики, а с момента появления косоглазого мальчика мнение это еще более укрепилось в Спирьке.

«Что он там нашептывает?» — мысленно спрашивал самого себя Спирька, не спуская глаз с косоглазого оборвыша, который, наклонившись над столом, тихим и таинственным шепотом продолжал что-то рассказывать. Но вот косоглазый кончил и выпрямился.

— Иду домой, — сказал он и кое-кому из компании подал руку.

— Посиди, куда тебе? — послышались голоса.

— Нет уж, я пойду… Надо Косоручке все доложить…

— Скажи ему, что и мы скоро домой, и еще скажи, что удачи нет нам сегодня…

— Ладно, скажу… Ох, не любит Косоручка, когда без фарта… — быстро проговорил косоглазый и выбежал из трактира.

— А наплевать, что не любит, — проворчал один из компании, смуглый чернокудрый мальчик.

В это время Спирька, ничего не сказав Рыжику, вдруг поднялся с места и решительно подошел к компании оборвышей. Семь пар глаз уставились на него с любопытством и удивлением.

— Тебе чего? — раньше чем Спирька успел открыть рот, строго спросил его черноголовый кудрявый мальчик.

Впоследствии Спирька узнал, что мальчик этот — еврей и что его зовут Мошка Каракуль. Прозвище свое получил он за волосы, которые цветом и завитушками очень напоминали каракуль.

— Нам ночевать надо…

— Ну? — нетерпеливо перебил Мошка.

— А не знаем, где… Вот я хочу спросить…

— Где ночевать? — снова перебил Каракуль.

— Да постой, Мошка, не горячись! — вмешался в разговор другой мальчик, лет четырнадцати, с добродушным, немного как будто опухшим, мягким лицом и большими серыми глазами. — Дай поговорить… Вы откуда сами? — перевел он глаза на Спирьку.

— Мы сегодня из Киева приехали, — счел почему-то нужным соврать Спирька.

— На чем приехали?

— На товарной машине… В пустом вагоне…

— Вот как! — удивились некоторые из компании.

— Мы завсегда так ездим, — продолжал врать Спирька, почувствовав себя смелее.

На Вьюна стали смотреть совсем иначе. Даже Мошка и тот сделался приветливей.

— Садись сюда! — предложил он Спирьке, указывая ему на стул, стоявший подле него.

Спирька весело кивнул головой Рыжику, как бы говоря ему: «Не робей, брат: дело на лад идет», — и сел рядом с Каракулем. А мальчик с добродушным, мягким лицом, которого, как узнал потом Спирька, звали Ванька Немец, продолжал между тем начатый допрос:

— А тот, рыжий, кто такой?

— Товарищ мой. Мы вместе разъезжаем.

— Чем занимаетесь?

— Мы фартовые ребята, — не моргнув глазом, соврал Спирька, который, кстати сказать, недурно владел воровским жаргоном.

Заявление Спирьки произвело прямо-таки сенсацию.

— Так вы вот кто!.. Так бы ты раньше и сказал. А то сидят себе и молчат! — воскликнул Ванька Немец и тут же добавил: — А вы сильные?

— Я, по правде сказать, — отвечал Спирька, — силен-то силен, но не очень чтобы уж, а так, средственно… Ну, а вон тот, приятель мой, тот действительно…

— Очень? — заинтересовался Мошка.

— То есть страсть какой сильный… Ведмедя уложит!..

— Ну?! — хором воскликнули оборвыши.

— Ей-богу! Только ловкости во мне больше. Я на кулачки хорошо дерусь, а он бороться мастер.

— Как его зовут?

— Санька Рыжик.

— А тебя?

— Спирька Вьюн.

— Ну, вот что, Спирька, — сказал Немец, — позови-ка сюда своего приятеля, и мы потолкуем…

Спирька не дал договорить Немцу: он сорвался с места и подбежал к Рыжику.

— Ну, брат, — зашептал он, радостно взволнованный, — дело идет хорошо… Мы на воров наскочили… Они, брат, настоящие… Пойдем к ним!..

Рыжик нехотя поднялся и последовал за товарищем. Сердце его трепетно забилось, и ему чудилось, будто Спирька тащит его в пропасть, из которой ему никогда не выбраться.

Воришки между тем внимательно и критически разглядывали Рыжика. Их глаза бегали по его широким плечам, по его крепкой, массивной фигуре и по всклоченным рыжим, давно не стриженным кудрям, благодаря которым голова Саньки казалась вдвое больше. А когда Рыжик подошел к столу, к нему разом протянулось несколько рук для пожатия.

— Вы, стало быть, ночевать не имеете где? — обратился к приятелям Немец.

— Нет, — ответил Спирька.

— В таком разе, идемте с нами, мы живем на Молдаванке, отсюда недалече… Наш хозяин — Федька Косоручка, мошенник первой руки. Он вас возьмет к себе… Не правда ли, ребята, — обернулся он ко всей компании.

— Конечно, возьмет, — подтвердили и другие.

— Еще спасибо скажет, — добавила одна из двух девочек, сероглазая замарашка, закутанная в большой дырявый платок.

— Уж не тебе ли он скажет? — заметил ей Мошка Каракуль.

— Нет, тебе, клопу! — вспылила девочка.

— Что?.. — Что ты сказала?.. Повтори!.. — вскочил с места Каракуль.

— Манька, брось! — вмешался в дело Ванька Немец, который, по-видимому, играл среди компании роль старшего. — Да и ты, Мошка, оставь!.. Как тебе не стыдно с девчонкой связываться!.. Ну, ребята, пора домой, — добавил он в заключение и вышел из-за стола, пробираясь к выходу.

Спустя немного маленькие оборвыши шагали по опустевшей Базарной площади, направляясь к Молдаванке.

В то время Молдаванка была неблагоустроенной окраиной, на которой даже бедняки избегали селиться. Ютился там народ темный, безработный. Улицы на Молдаванке почти совсем не освещались, а в ненастное время они утопали в грязи и болоте. Одесситы даже днем боялись бывать в этой местности. Не проходило дня, чтобы на Молдаванке не произошло убийства или грабежа. Короче говоря, Молдаванка была местностью, где жило и пряталось все преступное, грязное и несчастное. Вот почему не только Рыжик, но и Спирька, не на шутку струсили, когда компания оборвышей, пройдя площадь, вошла в какую-то длинную, темную и безлюдную улицу.

Луна еще не взошла. На темно-синем небе крупными алмазами горели звезды. Но их блеск не давал света земле, и Молдаванка утопала во мраке. На улице, по которой шла компания, было тихо и безлюдно. Слышно было, как ноги оборвышей хлюпали по жидкой грязи.

— Федька Косоручка, брат, человек хороший, да только бог смерти ему не дает, — вполголоса говорил Ванька Немец шедшему рядом с ним Спирьке. — Был он когда-то конокрадом, много раз сидел в тюрьме, а как на одном деле попался да как избили его — он и сделался Косоручкой, потому ему руку выломали. Теперь он сам не ворует, а только перекупает да еще мелкоту обучает… Ну, понимаешь, на манер как бы школа у него…

— А спать нам будет где? — вдруг задал вопрос Спирька, который главным образом беспокоился за ночлег.

— Известное дело, будет… Да мы скоро придем… Вон там огонек, видишь?.. Как дойдем, так, значит, и дома.

На конце улицы действительно мерцал огонек, как далекая звездочка.

Рыжик за все время не проронил ни слова. Ему не нравились новые знакомые. Он их побаивался и очень жалел, что послушался Спирьку и пошел за воришками.

Саньке сделалось грустно. Совсем не того ожидал он от Одессы.

Чудесные рассказы Полфунта об этом городе врезались в память Рыжика, и он стремился сюда, полный наивных, несбыточных надежд и мечтаний. Надежды эти, как мы видим, не сбылись, и Санька затосковал. Он почти бессознательно следовал за компанией и думал о своих неудачах. Давно ли он пустился странствовать — еще года нет, а уж сколько пришлось ему выстрадать, сколько горя перенесть!..

— Ну вот и пришли, — перебил думы Рыжика Немец, остановившись перед каким-то невысоким деревянным забором.