Под потолком небес - Седлова Валентина - Страница 7

— Да плевать я хотела на твоего Иннокентия! Если он так тебе нравится — сам на нем женись, я-то тут при чем? Это его проблемы, что он до сих пор не женат. Может, у него с этим делом что-то не так, ты-то откуда знаешь? Или характер у него мерзкий, вот ни одна баба к нему и не прыгает?

— Я ему свечку не держал, и не собираюсь. А то что ты — дура набитая, это мне теперь яснее некуда. Учти, природа она еще свое веское слово скажет, ох, скажет!

— Ты про что это?

— Да все про то же. Пять лет ты в одиночку не продержишься, хахаля себе заведешь. А где хахаль — там и малой на подходе. Хахаль как узнает, что ты тяжелая, так тебя и бросит. А кому ты сдалась с таким приданным? Мы с матерью еще и твоего байстрюка поднимать не будем, это уже твои проблемы.

— Папа, а ты не в курсе, что уже очень давно противозачаточные средства изобрели? Или вы с мамой о таких и не слышали, поэтому нас так много и родилось?

— Ты мать не трогай, она у тебя святая женщина, тебе до нее еще как до луны! А мои слова попомни: матерей-одиночек в нашем роду не было и не будет! А узнаю, что на аборты бегаешь, я же тебя первый и прокляну за детоубийство.

— Как много громких слов! А теперь выслушай меня и не перебивай: я же тебя выслушала. Так вот, моя работа, мои дети, мои любовники, мои мужья — это мое сугубо личное дело. И я очень бы попросила, чтобы в эту сферу ни ты, ни мама не лезли. Я уже четыре года живу отдельно от вас и на свои деньги, заметь. А ты все еще относишься ко мне, как к несмышленышу. Более того, если ты настаиваешь, чтобы, когда я вернулась, я устроилась на работу к Иннокентию, мне бы лучше вообще остаться в Москве. Я там быстрее пробьюсь, чем в нашем болоте. Здесь у вас даже нормальный компьютер днем с огнем не сыщешь, а там без них просто, как без рук. Там все быстрее, все просто горит в руках. Если хочешь чего-то добиться — просто делай свое дело, а результат обязательно будет. Так что подумай, что тебе дороже: Иннокентий в качестве зятя или я. Если ты еще не отказался от мысли поженить меня с этой лягушкой, то я остаюсь в Москве.

— Хватит там и одной сумасшедшей, тебе еще только там не хватало!

— Подожди, ты про кого это говоришь? Какая еще сумасшедшая?

— Да не про кого, вырвалось просто.

— Отец, хватит крутить, кого ты только что имел в виду? Я тебя что-то не поняла. Давай, выкладывай все, как есть, начистоту.

— Да есть там одна, — начал отец и умолк, замотав головой. — Нет, я обещал твоей матери, что никто из вас об этом не узнает.

— Раз уж начал, то говори. Кроме меня это больше никто знать не будет. Давай, продолжай, чего умолк!

— Я не хотел…. Ну ладно.

— Да что ты молчишь, говори давай!

— Натаха, доченька, даже не знаю, как начать. В общем, у тебя в Москве есть родная сестра…

— Как родная сестра? Вот это новость! Откуда? Почему я ничего не знала? Рассказывай, ну же!

— Это давняя история. Мы только-только поженились с твоей матерью, и меня, как молодого специалиста, отправили в командировку в Москву: квалификацию повышать. Там я встретил одну женщину… Ну, в общем не знаю, что со мной произошло, только мы с ней закрутили роман. И какой роман! Аж искры от нас во все стороны летели! Прямо помутнение какое-то на меня нашло. Про твою мать и не вспомнил ни разу. Тут командировка к концу подошла, пора домой ехать. Я решил во всем твоей матери покаяться и попросить развод. Так и сделал: прямо с порога во всем ей признался. А она мне в ответ: «Я беременна. Подожди хотя бы, пока твой ребенок на свет появится, и уходи». Что тут со мной стало, Натаха, словами не описать. Аж круги перед глазами пошли. Меня как будто на две половинки разорвало. Одна из них шепчет, мол, твоя любовь тебя в Москве ждет, туда езжай, а вторая половинка совестью гложет, что своего нерожденного ребенка бросить — грех большой. И мать твою перед всем поселком опозорю, и сам клеймо прокаженного получу. Так и метался, как зверь в клетке.

— А что дальше?

— Через положенное время родилась ты, я вроде бы успокоился немного. Убедил себя, что ничего серьезного у меня в Москве не было, так, обычный поход «налево», как у многих мужиков бывает. Да и мать твоя за это время меня ни разу недобрым словом не попрекнула, ни разу мою командировку мне не припомнила. Жили мы с ней, как обычные муж и жена, она обо мне заботилась, обстирывала, кормила, даже когда уже с приличным пузом ходила. А тут начальство меня снова в Москву посылает. Мать мне твоя чемодан собрала, в глаза пристально поглядела, да и отправился я снова в столицу. Там, конечно, не утерпел, позвонил своей прошлогодней зазнобе, а она говорит, что дочку мне родила. Мол, если хочу на свою кровиночку поглядеть, то она меня в гости ждет. Приезжаю, а там на подушке твоя копия лежит, только чуть поменьше. У вас разница в пару месяцев всего. Тут со мной такое началось — никому не пожелаю. И здесь семья, и там семья, только одна законная, а другая нет. А что будет, если на работе узнают? На профкоме раскатают по бревнышкам, из партии за аморальное поведение выгонят. Это тебе сейчас смешно, а тогда это вовсе не шутки были. В общем, оставил я ей денег, сколько смог, и домой поехал. Твоя матушка сразу поняла, что произошло что-то серьезное, ну и потихонечку, лаской, выпытала все подробности.

— И что, она так просто все приняла?

— Да как тебе сказать… Нет, она не плакала, меня не ругала. А что ругать, если я перед ней, как побитый пес сидел. Сам же знал, что виноват, что натура моя меня подвела. О чем тут говорить! Единственное, что она мне тогда сказала, так это то, что если я все-таки решу с ней остаться, то никто, кроме нее, не должен знать, что у меня в Москве еще один ребенок есть. Я согласился. Так и порешили мы с ней.

— И что, ты ту дочку больше никогда не видел?

— Почему не видел? Как в командировку в Москву отправлялся, так сразу им с вокзала звонил, приезжал, подарки раздавал, деньги оставлял. Последний раз я ее видел, правда, давненько, лет шесть назад. К тому времени у нее уже мать умерла, любовница моя: почки отказали. Ланка одна с теткой осталась.

— А ты на похоронах был?

— Нет, не был. Я и не знал ничего. У них же моего обратного адреса нет, так твоя матушка велела еще тогда. То, что Людмила умерла, я узнал где-то года через полтора после ее смерти.

— А почему ты ее сумасшедшей обозвал?

— Ланку-то? Да у нее с головой не все в порядке.

— Она что, умалишенная?

— Да нет, я не в том смысле. Только она с самого детства странная была. Как начнет огород городить, так только держись! И ведь так ловко выходит, что не сразу и разберешь, что она тебе лапшу на уши вешает. Врет виртуозно. Людка говорила, что это у нее фантазия такая богатая, а по мне она — врунья первостатейная.

— Подожди, я что-то не поняла. Ну, врет, так ведь многие врут: при чем здесь «с головой не в порядке»?

— Да понимаешь, обычно, когда врут, чего-то для себя добиваются. То есть у человека есть при этом какая-то цель, и он ее своим враньем пытается достичь. А Ланка врет постоянно, даже себе во вред. Если за обедом была курица, а ты рядом с ней сидел и все видел, что на стол подавали, так она вечером тебя же убеждать будет, что ела борщ. А спросишь, какие у нее друзья, столько всего нарасскажет. И с профессорской дочкой они на прошлой неделе в консерваторию ходили, и мальчик Дима ее в кино приглашал и фиалки подарил. А Людка сидит и лишь глазами мне показывает, мол, не верь, опять обманывает.

— А зачем ей это?

— Кто ж ее знает! Мать ее и к детскому психологу водила, и по врачам таскала — все бесполезно. Твердят, что это у нее такая своеобразная реакция на отсутствие отца. Если ей чего-то не хватает — она это себе просто придумывает и живет дальше спокойно. В школе с ней одни проблемы были: училась она так себе, ни шатко, ни валко, иногда хулиганила. Понятно, что временами и родителей в школу вызывали. А она как пойдет рассказывать, что маму на скорой увезли, что тетя у мамы в больнице сидит… Классная учительница ей тоже сначала верила-верила, а потом взяла, и позвонила к ним домой. Тут-то все и вскрылось. Думаешь, Ланку это остановило? Как бы ни так.