Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума - Сичкин Борис Михайлович - Страница 12

Емельян смотрит на нее и спрашивает:

— Сколько она стоила?

— 8,99 за фунт.

— А что, дороже не было?

— Это самая дорогая.

— Мне удавалось находить дороже.

— А зачем?

— Чем дороже, тем лучше.

— Хорошо, а если не хватает денег?

— Должны быть. Сколько надо, столько должно быть.

— Ну, а если тем не менее таких денег нет? Емельян (назидательно). — Денег должно быть столько, чтобы о них не думать.

— Я согласен. Деньги должны быть и столько, чтобы о них не думать, но что делать, если их все-таки нет?

Некоторое время Емельян смотрит на меня, как на полного идиота, не понимающего очевидных вещей и наконец внятно, как говорят с 3-х летним ребенком, когда хотят ему что-то втолковать, чтобы он запомнил, произносит:

— Значит, надо сделать так, чтобы они были, — и уходит, не сомневаясь, что он доступно и исчерпывающе все мне объяснил. Я пытаюсь остановить его вопросом:

— Ну, и почему бы тебе не попробовать самому этим заняться? — но он, не оборачиваясь, бросает: — это не моя профессия, — и, что самое смешное, абсолютно прав. Емельян пишет гениальную классическую музыку, слушая которую люди приходят в восторг, но народ покупает "Зайка моя, я твой тазик", а "тазик" Емельян писать не хочет и не умеет.

Вы не можете удивить Емельяна, похваставшись, что купили рубашку, скажем, за 500 долларов — Емельян цен не знает, и они его не интересуют (сколько надо, столько должно быть). Признаки слабого интереса появляются при назывании сумм от 3-4-х миллионов — с этих цифр начинается стоимость острова, на котором Емельян мечтает укрыться от людей и цивилизации. Емельян никогда не покупает лотерейный билет, если сумма розыгрыша меньше 20-ти миллионов, да и 20 миллионов его особенно не вдохновляют — так, как говорится, на булавки. Я поначалу не понимал:

— Тебе что, не хватит 20-ти миллионов на остров и прочее?

— Какие 20 миллионов?! — презрительно скривился Емельян. — Если хочешь получить всю сумму сразу, а не в течении 26-ти лет, тебе дадут около 40 процентов, а потом еще 50 процентов, а то и больше, учитывая, что ты живешь в этом вонючем городе, заберут в виде налогов.

— Ну, а чистыми 20 миллионов тебе бы хватило? Емельян надолго задумался, производя в уме какие-то подсчеты и очень неуверенно, с сомнением в голосе, сказал:

— Ну, при тщательном планировании, в режиме жесткой экономии...

Я тут же понял, что 20 миллионов ему хватить не может, поскольку ни жесткая, ни какая прочая экономия с Емельяном несовместимы. Емельян никогда не торгуется, больше того, он обычно даже не спрашивает цену. Когда я его спрашиваю, сколько стоит та или иная его покупка (обычно при помощи кредитной карточки), как правило следует прямой и ясный ответ: "Не знаю". В Одессе на Привозе его бы возненавидели — весь смысл в торговле:

— Что вы просите, за пиджак?

— Прошу 40, назовите вашу цену.

— Уже сейчас даю любую половину.

— Если дадите 35, можете считать, что вы в нем ушли.

— Могу уйти в нем за 25, — и т.д. в этом плане — люди отдыхают. Емельян, если дело происходит в магазине, максимум может поинтересоваться, нет ли чего-нибудь подороже. Иногда это, впрочем, приносит весьма неожиданные результаты.

Емельян поехал в Пенсильванию покупать машину, выбрал, осмотрел, прокатился и заходит в кабинет к дилеру.

Дилер: — А, бьюик Ле Сэйбр кастом? Ну что ж, поздравляю, прекрасный выбор. Я тебе на нее дам хорошую цену — шесть с половиной тысяч.

Емельян: — О кей.

Дилер: — Ну ладно, шесть с половиной, конечно, многовато, но шесть, я думаю, в самый раз, как думаешь?

Емельян: — Ну, шесть, конечно лучше, чем шесть с половиной.

Дилер: — О кей, о кей, я понимаю — ты парень еще молодой, и даже шесть кусаются. Вот что я тебе скажу — пять семьсот... да ладно уж, бери за пять с половиной.

Емельян: — Хорошо.

Дилер: — Слушай, это хорошая машина, ты ж сам видел: полная автоматика, сиденья — голубой бархат, 8 цилиндров — бегает как зверь. Ну что, такая машина не стоит пять двести, возьмешь за пять?

Емельян: — Да она больше стоит, ты же сам сначала сказал шесть с половиной.

Дилер: — Н-да... Знаешь что, ты у меня сегодня первый покупатель, я тебе даю самую большую скидку в моей практике — четыре пятьсот, и она твоя! Берешь?

Емельян: — Конечно, беру.

Дилер сокрушенно вздыхает, картинно, с видом полного непонимания такого пренебрежения к его благородству, разводит руками и снимает телефонную трубку:

— Джон, зайди — тут у нас возникла одна проблема... (Начинается стандартная идиотская игра "хороший дилер — плохой дилер", в которой плохой дилер играет роль босса хорошего).

Заходит плохой и строго осведомляется:

— В чем проблема?

— Да вот, помнишь Ле Сэйбр?

— Конечно. Пожалуй, лучшая наша машина. Ну?

— Ну понимаешь — я знаю, ты мне говорил ни в коем случае меньше, чем за пять не продавать, но, не знаю как получилось — с языка сорвалось, — тут дилер с видом заговорщика подмигивает Емельяну, — короче я ее предложил за четыре двести. Плохой недовольно хмурится:

— Ну это ты хватил. Как ты мог — я ж тебе ясно сказал пять. Ну что ж, раз сказал — ничего не поделаешь, придется отдавать за четыре двести, но учти, чтобы это было в последний раз, — и с недовольным видом уходит. Дилер вопросительно смотрит на Емельяна.

Емельян: — Я все понял, все оценил — ты скинул еще 300 долларов.

Дилер вынимает из стола сигареты и нервно закуривает:

— Неделю назад бросил, — доверительно сообщает он Емельяну, — да, видно, не судьба. Ладно, чтобы покончить с этим — четыре тысячи, ну?

Емельян: — Ну что говорить — прекрасная цена, к тому же круглая — считать удобно.

На лбу у дилера выступают мелкие бисеринки пота:

— Вот что, я, конечно, прыгаю выше головы, и у меня будут крупные неприятности, но чем-то ты мне глубоко симпатичен. Это прекрасная, чудесная машина, — его голос предательски срывался, и в уголке глаза начинает дрожать крупная фальшивая слеза, — и я хочу, чтобы она попала в хорошие руки. Будь, что будет — три восемьсот!

Емельян: — Послушай, мне даже как-то неудобно: ты ее чуть не за пол цены отдаешь.

— Ну не могу я, пойми, не могу, — уже почти с натуральными слезами кричит дилер, — отдать тебе ее меньше, чем за три пятьсот. Я и так еле пару сот на этом заработаю, а мне ее надо было пригнать, сделать тун an, вымыть...

Емельян: — Ну хорошо, хорошо, я ее беру. Дилер: — Действительно берешь? Емельян: — Да беру — вот деньги.

Позже, когда все бумаги уже были подписаны, дилер с уважением сказал:

— Ну ты торгуешься — всю душу из меня вынул! Честно, я думал, что на 4200 я тебя поймал, но не тут-то было — ты все оставшиеся семьсот откусил, до последнего цента. Меньше я уж действительно идти не мог.

— Да я, в общем-то не торговался, — пожал плечами Емельян. — Торговался, собственно, ты один.

— Подожди, подожди, — страшное подозрение зародилось в голове у дилера, — ты что же, хочешь сказать, что взял бы ее за шесть с половиной?

— Естественно, — подтвердил Емельян. — Я же тебе сразу сказал о кей.

Я не знаю, как на бумаге выразить всё отчаяние, которое прозвучало в последующем крике "ой, е..." дилера.

К сожалению, это хоть и приятный, но единичный случай. Помню, на фли-маркете мы у одного и того же торговца с разницей в 5 минут купили абсолютно одинаковые темные очки. Я за свои заплатил 3 доллара, а Емельян — 10 и никак не мог понять, что между моим вопросом "сколько бы вы хотели?" и его "сколько я вам должен?" существует большая разница. На мое несчастье, у Емельяна полный набор платиновых кредитных карточек, в количестве, достаточном для составления двух покерных колод, и он его активно использует. Емельян стал специалистом в области натуральной медицины, диетологии, гомеопатии, аюрведы и Бог знает чего еще, так что каждую неделю мы получаем посылки с витаминами, травами от всех болезней, средствами для укрепления бровей и питанием для шнурков на ботинках. Одежду он покупает только лучших итальянских и французских дизайнеров (ума не приложу зачем, если полгода он не высовывает нос из квартиры, а вторые пол года живет в лесу, где его видят только олени и зайцы) и сразу же несет ее перешивать. Что носят, и какая сейчас мода его совершенно не интересует. У него своя, никогда не меняющаяся мода (рубашки только приталенные, брюки без напуска, штанины средние ровные по всей длине, все до миллиметра точно по фигуре), и если какая-то там другая мода не соответствует его моде — тем хуже для этой моды: подаренные ему брюки от Гуччи за 150 долларов, которые из-за шлиц перешить было невозможно, он надевает на рыбалку. Вообще, Емельян уважительно относится к чужому мнению, во всяком случае, когда на него смотришь, такое создается впечатление: он внимательно, не перебивая, слушает собеседника, смотрит на него чистыми глазами и, что-то бормоча, как бы соглашаясь, вежливо кивает, но если прислушаться к его бормотанию, можно различить что-то вроде: "Нет, пожалуй, гобой в этом регистре будет грубоват. Вероятно, кларнет все же лучше".