Грустное танго Арлекина - Ольховская Анна Николаевна - Страница 7

Но страдания стакана из чешского стекла, последнего из старого набора, благополучного перебитого еще родителями Яны, на этом не закончились.

Потому что хозяйка, сопя и чертыхаясь, полезла в дальний угол шкафа, на нижнюю полку. Ту, что возле самого пола. Разгребая по пути баррикады посуды и отодвигая в сторону банки со специями и крупами.

Вот она удовлетворенно выдохнула:

– Есть! Нашла!

Вытащила из закромов бутылку с какой-то подозрительной жидкостью коричневого оттенка, посмотрела на свет, взболтнула, невольно поморщилась, глядя на этикетку, поджала губы, а потом, словно убеждая себя, твердо произнесла:

– А зато на травах!

Поднялась, отвинтила крышечку, щедро набулькала в задохнувшийся от возмущения и плебейского аромата напитка стакан больше половины, зажмурилась, выдохнула и залпом, повизгивая от отвращения, выдула все содержимое.

Снова бахнула стакан на стол, вытаращила глаза, затрясла ладошками, тщетно пытаясь вдохнуть, нащупала на столе кусок хлеба и почти целиком затолкала его в рот, лихорадочно пережевывая.

Плюхнулась на диванчик, вытерла проступившие слезы, с трудом проглотила хлеб и просипела:

– Блин, как же они ее пьют, «Зубровку» эту?

Печально посмотрела на початую бутылку стеклянной валюты, по совету матери припасенной для сантехников, пригорюнилась:

– И что мне с тобой теперь делать? Такую отдавать неудобно, а сама больше не могу. Толку себя мучить, если не помогает совсем…

А потом в глазах все поплыло, в голове зашумело, Яне захотелось немедленно улечься прямо тут, на кухонном диванчике, но она все же смогла принять вертикальное положение и донести это положение до дивана в комнате.

И рухнуть на него, мгновенно отключившись.

Глава 7

Ну да, стыдно, конечно: преподавательница музыки, по определению обязанная быть утонченно-одухотворенной, хряпнула на ночь стакашок «Зубровки» и завалилась спать не раздеваясь!

Но почему-то особого стыда Яна не ощущала. И угрызений совести тоже.

А вот облегчение пришло.

Валюта ли сантехников была тому причиной или всем известная поговорка «утро вечера мудренее», Яна не знала. И знать не хотела. И вдумчиво анализировать ситуацию тоже не собиралась.

Потому что – солнечное майское утро! Воскресенье! И никто не будил, не просил погулять с собачкой! И вчерашний день казался таким далеким, таким… ненастоящим, что ли?

Словно весь тот кошмар произошел вовсе не с ней, не с Яной. И вообще не произошел – это был сюжет из телевизора. Что-нибудь энтэвэшное, обильно кровавое, постоянно повторяющееся и потому ненастоящее.

А здесь, в ее уютной, залитой утренним солнцем квартирке, шла настоящая жизнь. Тихая, мирная и спокойная.

И утренний душ окончательно убедил девушку в этом.

Жизнь прекрасна и удивительна!

– А это я для компрессов оставлю. – Яна затолкала початую бутылку обратно, в дальний угол шкафчика. – Пока Ксюшка моя не увидела, чем я тут занималась в ее отсутствие. Потом глумиться будет года два! Хотя сама в моем падении виновата: нечего по командировкам шляться, когда так мне нужна!

Ксюши, самой близкой подруги Яны, почти сестры – они дружили с первого класса, – сейчас в городе не было. Иначе вчерашний день не получился бы таким одиноко-напряженным и не закончился столь… м-м-м… куртуазно.

Потому что первым делом, вернувшись наконец в квартиру, Яна позвонила Ксюхе, и та немедленно примчалась бы. И они устроили бы облегченную версию «Слета юных Василис» – вдвоем.

Обычно это мероприятие (название которому дал старый мультик) проходило в расширенном составе, «юных Василис» набиралось от шести до десяти особей – подруги Яны и Ксюши, перезнакомившиеся между собой и тоже подружившиеся.

Чей-либо день рождения, или профессиональный праздник, или просто по настроению – поводов для слета искать особо не приходилось. Девчата созванивались, определяли место, договаривались, кто что несет с собой вкусненького, и слетались. Мужчинам вход на эти мероприятия был строго запрещен, но мужья и бойфренды (у кого были) на это уже давно не обижались. Да и не рвался особо никто из них: представители сильного пола относились к подобным посиделкам с некоторой опаской – сразу восемь штук таких, как моя?! Нет уж, спасибо, я лучше с мужиками в спортбар пойду, матч под пиво посмотрю.

А девушкам подобные встречи были очень нужны. Выговориться, пожаловаться, посоветоваться, услышать слова поддержки, отдохнуть душой – разве могут походы к дорогущему психологу заменить такие посиделки?

Правда, Яна, когда ей было совсем уж худо, ограничивалась обычно только Ксюшей. А Ксюша – Яной.

Но Ксюша, недавно закончившая интернатуру, в составе группы лучших молодых врачей их города была направлена на трехмесячную практику в клинику Израиля.

И пока прошел только месяц, как подружка-сестренка уехала…

Так что справляться с проблемами приходилось самой.

Ничего, сегодня вечером по скайпу она все это вредине выскажет! Бессовестная, умотала почти на курорт и в ус не дует!

Хотя назвать Израиль курортом…

Там, конечно, имелся Эйлат, и море тоже, вот только…

Ну да ладно, жизнь все равно прекрасна и удивительна!

И это надо отметить вкуснейшим завтраком.

Через полчаса Яна с удовлетворением осмотрела красиво сервированный стол, где томно возлежали на широкой тарелке румяные оладушки, золотился в фарфоровой плошечке мед, кокетливо подбоченился кофейник, ждала своей очереди изящная чашечка на не менее изящном блюдечке.

– Лепота и благолепие, чесслово! – улыбнулась девушка. – Ай да я, ай да молодец! Сейчас ка-а-ак…

Очень невежливо, не дослушав фразу, булькнул дверной звонок.

– Бли-и-ин, – страдальчески поморщилась Яна, – неужели опять?! Ну хотя бы сегодня она может оставить меня в покое?! А вот не пойду открывать! Нет меня!

Звонок еще раз булькнул, но именно булькнул – робко и нерешительно, словно стесняясь. Что совсем не похоже было на настойчивый набат Лидии Васильевны.

Но тогда кто? Остальные соседи как-то обходились без визитов, ограничиваясь приветливыми кивками и парой слов при встрече. Почтальон? Но сегодня воскресенье, почта не работает.

Пожалуй, надо открыть.

Яна торопливо прошлепала в прихожую, щелкнула замками, отпирая, и только в последний момент сообразила, что не мешало бы в дверной глазок глянуть: мало ли, кто там заявился? А вдруг маньяк ее выследил?

– Паранойя, – грустно констатировала Яна. – Она самая. Пора сооружать шапочку из фольги, чтобы инопланетяне мои мысли не читали.

Девушка решительно распахнула дверь и озадаченно приподняла брови – там никого не было. Детвора балуется, что ли? Так вроде нет в их подъезде, мальчишек шкодливого возраста.

– Если в стенах видишь руки, не волнуйся – это глюки, – сообщила Яна мирозданию.

Мироздание задумчиво помолчало пару секунд, усваивая откровение, а потом нерешительно спросило:

– Яна? Это вы?

Девушка, уже почти закрывшая дверь, вздрогнула и снова выглянула на лестничную клетку. Снизу по лестнице, смущенно улыбаясь, поднимался Кирилл:

– Доброе утро, Яна!

– Здравствуйте, Кирилл. Это вы звонили?

– Ага, – виновато кивнул парнишка. – Разбудил, да? Простите! Я хотел за бабулю извиниться, а сам… Вомбат бестолковый!

Он так забавно расстроился, что Яна не удержалась от смеха:

– Кто, простите?

– Вомбат. Зверюшка такая, довольно неуклюжая.

– Заходи, вомбат. – Девушка посторонилась, пропуская гостя.

– А удобно?

– Удобно, удобно.

– А никто возражать…

– Экий мне вомбат благовоспитанный попался! Ты что, в институте благородных девиц обучался?

– Нет, в пажеском корпусе, – улыбнулся Кирилл, протискиваясь мимо Яны: разминуться свободно в крохотном коридорчике могли только два хомяка. – Розги, знаете ли, весьма способствуют правильному воспитанию юных отроков.

– И отроковиц тоже. Жаль, что в нашей школе эта мера убеждения запрещена. Так чего ты хотел, отрок?