Спеши любить - Спаркс Николас - Страница 24

Поэтому тем вечером я открыл Библию, которую Джейми подарила мне на Рождество, и начал читать. Конечно, я слушал ее в воскресной школе и в церкви, но, честно говоря, помнил только ключевые места: Господь насылает семь казней на Египет, чтобы израильтяне могли уйти; кит глотает Иону; Иисус ходит по воде и воскрешает Лазаря. Ну и так далее. Я знал, что практически в каждой главе Библии говорится о каком-нибудь значительном деянии Бога, но, будучи христианином, по необходимости налегал только на Новый Завет, а потому понятия не имел о таких лицах, как Осия, Руфь или Иоиль. Сначала я прочитал Книгу Бытия, на второй вечер – Исход, затем Левит, Числа и Второзаконие. Дело продвигалось медленно, особенно там, где разъяснялись все эти законы, но бросить я не мог. И объяснить свое стремление тоже.

Однажды, засидевшись допоздна и изрядно устав, я наконец добрался до псалмов и немедленно понял, что искал именно это. Я, конечно, знал Двадцать второй псалом, который начинается словами «Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться», но захотел прочитать и остальные, поскольку все они важны. Через час я наткнулся на подчеркнутый абзац – видимо, Джейми выделила его, поскольку он что-то для нее значил. Вот что там говорилось:

«К Тебе, Господи, взываю: твердыня моя! не будь безмолвен для меня, чтобы при безмолвии Твоем я не уподобился нисходящим в могилу. Услышь голос молений моих, когда я взываю к Тебе, когда поднимаю руки мои к святому храму Твоему».

Я закрыл Библию со слезами на глазах, не в силах дочитать до конца.

Понял, что Джейми подчеркнула эти строки для меня.

– Не знаю, что и делать, – беспомощно сказал я, рассматривая тусклый колпак ночника. Мама сидела на моей постели. Близился конец января – самого трудного месяца в моей жизни. И я знал, что в феврале станет еще хуже.

– Я понимаю, как тебе трудно, – шепнула мама, – но ты ничего не можешь исправить.

– Речь не о том, что Джейми больна. Разумеется, тут ничего не поделаешь. Я говорю о нас обоих.

Мама сочувственно посмотрела на меня. Она равно беспокоилась о нас обоих. Я продолжал:

– Мне трудно с ней разговаривать. Я смотрю на нее и думаю лишь о том, что однажды Джейми не станет. Сижу в школе и мечтаю увидеть ее немедленно, а потом прихожу к ним и не знаю, что сказать.

– Вряд ли можно сказать хоть что-то, от чего ей сделается легче…

– Тогда что же делать?

Мама положила руку мне на плечо.

– Ты ведь по-настоящему ее любишь?

– Всем сердцем.

Такой печальной я еще никогда ее не видел.

– И что оно тебе подсказывает?

– Не знаю.

– Может быть, – мягко произнесла мама, – ответ проще, чем ты думаешь?

На следующий день мне было легче общаться с Джейми, хотя и ненамного. Я решил не говорить ничего, что может ее расстроить, и вести себя как прежде – так оно и пошло. Сидел на кушетке и пересказывал Джейми школьные новости, и она с интересом слушала об успехах нашей баскетбольной команды. Я сказал, что еще не получил ответа из колледжа, но наверняка узнаю свои результаты на следующей неделе, что с нетерпением жду выпуска. Я говорил так, как будто она собиралась вернуться в школу, и изрядно нервничал. Джейми улыбалась, кивала и задавала вопросы, но, наверное, мы оба поняли, что таких разговоров больше не будет. Они казались нам неуместными.

Сердце подсказывало мне именно это.

Я снова вернулся к Библии – в надежде получить ответ.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я несколько дней спустя.

Джейми сильно похудела; кожа у нее приобрела легкий сероватый оттенок, на руках отчетливо обрисовались кости. Я снова заметил кровоподтеки. Мы сидели в гостиной: Джейми не переносила холода.

И все-таки она по-прежнему была красива.

– Нормально, – ответила она, отважно улыбаясь. – Врачи прописали болеутоляющее, оно помогает.

Я приходил к ней каждый день. Время как будто остановилось и вместе с тем бежало с потрясающей скоростью.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, спасибо.

Я оглядел комнату и снова взглянул на Джейми, а потом произнес:

– Я читал Библию.

– Правда? – Джейми просияла и, как тогда, снова стала похожа на ангела. Просто не верилось, что с тех пор прошло всего полтора месяца.

– Хотел, чтобы ты знала.

– Я очень рада, что ты мне сказал.

– Вчера я читал Книгу Иова. Бог здорово его прижал, чтобы испытать.

Джейми с улыбкой похлопала меня по руке. Было так приятно.

– Лучше почитай что-нибудь другое. Бог там показан не с лучшей стороны.

– Почему Он так поступил с Иовом?

– Не знаю.

– Ты сейчас чувствуешь себя как Иов?

Джейми лукаво улыбнулась:

– Иногда.

– Но ты не утратила веры?

– Нет.

Я знал, что нет, хотя сам, кажется, уже готов был разувериться.

– Потому что надеешься поправиться?

– Нет, – ответила Джейми, – просто вера – единственное, что у меня осталось.

Мы начали читать Библию вместе. Это казалось самым разумным решением, но сердце по-прежнему твердило мне, что можно сделать нечто большее.

Ночами я лежал без сна и думал, что именно.

Чтение Библии позволило нам на чем-то сосредоточиться, и внезапно наши отношения улучшились – возможно, потому, что я уже не так боялся обидеть Джейми. Что может быть правильнее, чем читать Библию? Хотя я не знал и половины того, что знала Джейми, та, видимо, оценила мой жест; иногда, когда мы читали, она клала мне руку на колено и прислушивалась к моему голосу.

Порой, сидя рядом с ней на кушетке, я смотрел в Библию и наблюдал за Джейми краем глаза; когда попадался какой-нибудь трудный абзац, или псалом, или притча, я спрашивал, что она думает об этом. У Джейми всегда находился ответ, и я кивал. Иногда она сама меня спрашивала, и я старался изо всех сил, хотя иногда, честно говоря, просто блефовал, и, разумеется, Джейми это понимала. «Ты действительно так считаешь?» – спрашивала она; я размышлял и делал вторую попытку. Иногда, впрочем, я не мог сосредоточиться именно из-за нее – ведь ее рука лежала на моем колене.

Однажды в пятницу вечером я пригласил Джейми к себе на ужин. Мама провела немного времени с нами, а потом ушла к себе, чтобы мы могли побыть одни. Было очень приятно сидеть с Джейми, и я знал, что она чувствует то же самое. Она теперь редко выходила из дома и, наверное, обрадовалась смене обстановки.

С тех пор как Джейми рассказала мне про свою болезнь, она перестала собирать волосы в пучок; они были все так же прекрасны, как и в тот раз, когда я впервые увидел их распущенными. Джейми рассматривала застекленный шкафчик с лампочками внутри, когда я потянулся через стол и взял ее за руку.

– Спасибо, что пришла, – сказал я.

– Спасибо за приглашение, – ответила она.

Я помолчал.

– Как поживает твой отец?

Джейми вздохнула:

– Не очень. Я так за него волнуюсь.

– Он сильно тебя любит.

– Да.

– И я тоже, – сказал я; Джейми отвернулась. Кажется, мои слова вновь ее испугали.

– Ты будешь и дальше меня навещать? – спросила она. – Даже потом, когда…

Я сжал ее руку – достаточно крепко, чтобы Джейми поняла.

– Я буду приходить, пока тебе хочется меня видеть.

– Вовсе не обязательно читать Библию, если тебе неинтересно.

– Мне интересно, – сказал я.

Она улыбнулась:

– Ты хороший друг, Лэндон. Не знаю, что бы я без тебя делала.

Джейми пожала мою руку в ответ. Она буквально светилась.

– Я люблю тебя, Джейми, – повторил я, и на этот раз она не испугалась. Наши взгляды встретились; я увидел, как у нее начинают сиять глаза. Джейми вздохнула, потупилась, провела рукой по волосам, потом снова посмотрела на меня… Я поцеловал ей руку и улыбнулся.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она.

Это были слова, которых я так долго ждал.

Не знаю, призналась ли Джейми отцу в своих чувствах ко мне; я в этом сомневался, так как привычки Хегберта нимало не изменились. Он по-прежнему уходил из дому, когда я навещал Джейми после школы. Я стучал в дверь и слышал, как он говорит дочери, что вернется через пару часов. Джейми неизменно отвечала: «Хорошо, папа». Потом Хегберт отпирал. Впустив меня, священник открывал шкаф, в молчании надевал шляпу и пальто, застегивался до самого верха. Пальто было старомодное – черное и длинное, свободного покроя, какие носили до войны. Хегберт редко заговаривал со мной, даже когда узнал, что мы с Джейми вместе читаем Библию.