Спеши любить - Спаркс Николас - Страница 17

Ее преображение было, самое малое, поразительным; я уверился, что это признак грядущих перемен. Поэтому сильно удивился, когда на следующий же день Джейми появилась в школе в своем обычном облике – тугой пучок, коричневый свитер и клетчатая юбка. И все.

Я немедленно исполнился к ней сочувствия. В течение выходных к Джейми относились как к абсолютно нормальной девушке, но она отчего-то позволила всему вернуться на круги своя. Да, окружающие стали чуть любезнее с нею; те, кто прежде никогда не заговаривал с Джейми, теперь отмечали, что она отлично справилась, но я прекрасно понимал: долго это не продлится. От предубеждений, заложенных в детстве, избавиться трудно, и я даже боялся, что ее положение ухудшится. Люди поняли, что она вполне способна быть как все; они могли стать еще безжалостнее.

Я хотел поделиться с Джейми своими впечатлениями – честное слово, хотел, но не раньше чем через неделю. Накопилась уйма дел, и вдобавок нужно было как следует все продумать. Сказать по правде, я по-прежнему чувствовал себя виноватым за то, что наговорил ей в тот раз. И совесть мучила меня вовсе не потому, что пьеса все-таки удалась. Скорее потому, что Джейми неизменно была со мной мила. Я понимал, что ошибся.

Надо сказать, я сомневался, что Джейми, в свою очередь, захочет поговорить. Она ни разу не подошла, хотя на перемене, конечно, сидя в уголке с Библией, видела, как я слоняюсь вокруг с друзьями. Но когда уроки закончились, Джейми спросила, не могу ли я ее проводить. В память о старых временах мне пришлось согласиться, хотя я еще не был готов поделиться с ней своими мыслями.

Джейми быстро взяла быка за рога.

– Помнишь, что было, когда ты в последний раз провожал меня домой? – спросила она.

Я кивнул и немедленно пожалел, что Джейми об этом вспомнила.

– Ты обещал искупить свою вину.

На мгновение я смутился. Я был уверен, что уже сделал это, приняв участие в постановке. Джейми продолжала:

– Я долго думала, чем ты можешь помочь. – Она не позволяла мне вставить ни слова. – И вот что ты сделаешь.

Джейми попросила меня собрать банки и жестянки, которые она в начале года расставила в магазинах и кафе по всему городу. Они стояли на прилавках, обычно неподалеку от кассы, и предназначались для того, чтобы опускать в них мелочь. Деньги шли на сирот. Джейми никогда не просила денег прямо – она хотела, чтобы люди давали их добровольно. В ее представлении только так должен поступать христианин.

Я видел эти жестянки в закусочной «У Сесиль» и в фойе кинотеатра. Мы с друзьями частенько бросали в них крышки от бутылок, когда кассир не смотрел, и хихикали над тем, что нам удалось надуть Джейми. Мы воображали, как она вскрывает одну из жестянок, надеясь обнаружить там что-нибудь ценное, но не находит ничего, кроме мусора. Иногда бывает чертовски неприятно вспоминать свои былые выходки. Я поежился.

Джейми это заметила.

– Никто тебя не заставляет. – Она не скрывала разочарования. – Просто я подумала, Рождество уже скоро, а без машины у меня уйдет слишком много времени…

– Я помогу, – перебил я. – Все равно нечего делать.

Именно этим я и занимался начиная со среды, хотя еще нужно было готовиться к экзаменам и дописывать эссе. Джейми дала мне список мест, где стояли ее жестянки; я взял мамину машину и на следующий же день начал с дальнего конца города. Джейми расставила около шестидесяти жестянок; я решил, что управлюсь за день. Пустяк по сравнению с тем, что сделала она. У Джейми ушло полтора месяца на то, чтобы их расставить, поскольку сначала нужно было раздобыть шестьдесят пустых жестянок, а затем разнести их по городу – без машины дело наверняка подвигалось медленно. Я подумал: как забавно, что именно я собираю жестянки, хотя это исключительно ее затея! Но ведь Джейми попросила помочь.

Я катил от магазина к магазину и к концу дня понял, что потрачу больше времени, чем рассчитывал. Забрал всего штук двадцать, потому что забыл одну характерную особенность бофорской жизни. В маленьком городе невозможно просто войти в магазин и взять жестянку, не поболтав с хозяином и не поздоровавшись со знакомыми. Исключено. Поэтому я сидел и выслушивал сагу о марлине, который попался на удочку прошлой осенью, или рассказывал, как дела в школе. Иногда нужно было перетащить несколько коробок или высказать свое суждение о том, стоит ли переносить журнальную стойку в другой конец магазина. Я знал, что Джейми отлично справляется с подобными вещами, и старался поступать так, как поступила бы она. В конце концов, это была ее идея.

Чтобы не тратить время, я не проверял содержимое жестянок по пути – просто ссыпал все вместе. Вечером отнес две полные жестянки в комнату. Среди мелочи торчало несколько банкнот, но по-настоящему я заволновался, лишь когда высыпал деньги на пол и убедился, что это преимущественно одноцентовые монетки. Хотя мусора было не так много, как я опасался, итог изрядно меня обескуражил. Двадцать долларов тридцать два цента. Не бог весть какая сумма даже в 1958 году, особенно если поделить на тридцать детей.

Впрочем, я не разочаровался и на следующий день собрал еще штук двадцать жестянок. Двадцать три доллара восемьдесят девять центов.

Третий день выдался совсем никудышным. Я подсчитал деньги и не поверил собственным глазам. Всего одиннадцать долларов пятьдесят два цента. Эти жестянки стояли в кафе и магазинах на набережной, где постоянно ошивались туристы и подростки. Я невольно подумал, какие мы на самом деле придурки.

Мысль о том, что собрано всего пятьдесят пять долларов, изрядно испортила мне настроение, особенно учитывая тот факт, что жестянки простояли целый год и сам я видел их бессчетное количество раз. Вечером мне нужно было позвонить Джейми и назвать собранную сумму, но я просто не мог этого сделать. Она неоднократно говорила, что хочет устроить для сирот нечто особенное, но даже я понимал, что ничего не получится. Я солгал Джейми и предложил считать деньги вдвоем, поскольку она главная. Просто мне было слишком тяжело. Деньги пообещал привезти завтра после школы. Двадцать первого декабря. До Рождества оставалось всего четыре дня.

– Лэндон, – воскликнула она, когда подсчет был окончен, – это чудо!

– Сколько там? – спросил я, хотя прекрасно знал ответ.

– Почти двести семьдесят долларов!

Джейми ликовала. Поскольку Хегберт был дома, мне позволили войти в гостиную. Джейми складывала деньги, преимущественно четвертаки и десятицентовики, в аккуратные стопки на полу. Хегберт сидел за столом на кухне и писал проповедь; услышав слова дочери, он обернулся.

– Думаешь, этого достаточно? – невинно спросил я.

По щекам у Джейми текли слезы. Она все еще не верила своим глазам. Со времени спектакля я ни разу не видел ее такой счастливой. Джейми посмотрела на меня:

– Просто чудо. – Она просияла. Ее переполняли эмоции. – В прошлом году я собрала всего семьдесят долларов.

– Рад, что этот год оказался удачнее, – сказал я, ощущая комок в горле. – Ты правильно сделала, что заблаговременно расставила жестянки.

Я понимал, что лгу, но ничего не мог поделать. Ведь это был единственный выход.

Я не помогал Джейми покупать игрушки – она лучше знала, что нужно сиротам, – но та настояла, чтобы в сочельник я поехал с ней в приют и присутствовал при том, как дети открывают подарки.

– Пожалуйста, Лэндон, – сказала она. Джейми была так счастлива, что у меня не хватило сил отказать.

Поэтому через три дня, когда мои родители отправились на вечеринку к мэру, я надел лучший галстук и зашагал к машине, прихватив подарок для Джейми. Я потратил последние несколько долларов на красивый свитер, потому что больше ничего не смог придумать.

Предполагалось, что я приеду в приют к семи, но мост в Морхед-Сити был поднят, поэтому пришлось тащиться на пароме. В итоге я опоздал. Входную дверь уже заперли, и я стучал, пока не пришел мистер Дженкинс. Он долго возился с ключами; я вошел, растирая замерзшие руки.