Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Собрание сочинений

Бродский Иосиф Александрович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Собрание сочинений - Бродский Иосиф Александрович - Страница 10

Изменить размер шрифта:

Через два года

Нет, мы не стали глуше или старше,

мы говорим слова свои, как прежде,

и наши пиджаки темны все так же,

и нас не любят женщины все те же.

И мы опять играем временами

в больших амфитеатрах одиночеств,

и те же фонари горят над нами,

как восклицательные знаки ночи.

Живем прошедшим, словно настоящим,

на будущее время не похожим,

опять не спим и забываем спящих,

и так же дело делаем все то же.

Храни, о юмор, юношей веселых

в сплошных круговоротах тьмы и света

великими для славы и позора

и добрыми – для суетности века.

1960

Песенка

По холмам поднебесья,

по дороге неблизкой,

возвращаясь без песни

из земли италийской,

над страной огородов,

над родными полями

пролетит зимородок

и помашет крылами.

И с высот Олимпийских,

недоступных для галки,

там, на склонах альпийских,

где желтеют фиалки, -

хоть глаза ее зорки

и простор не тревожит, -

видит птичка пригорки,

но понять их не может.

Между сосен на кручах

птица с криком кружится

и, замешкавшись в тучах,

вновь в отчизну стремится.

Помнят только вершины

да цветущие маки,

что на Монте-Кассино

это были поляки.

1960 (?)

* * *

Л. М.

Приходит время сожалений.

При полусвете фонарей,

при полумраке озарений

не узнавать учителей.

Так что-то движется меж нами,

живет, живет, отговорив,

и, побеждая временами,

зовет любовников своих.

И вся-то жизнь – биенье сердца,

и говор фраз, да плеск вины,

и ночь над лодочкою секса

по светлой речке тишины.

Простимся, позднее творенье

моих навязчивых щедрот,

побед унылое паренье

и утлой нежности полет.

О Господи, что движет миром,

пока мы слабо говорим,

что движет образом немилым

и дышит обликом моим.

Затем, чтоб с темного газона

от унизительных утрат

сметать межвременные зерна

на победительный асфальт.

О, все приходит понемногу

и говорит – живи, живи.

Кружи, кружи передо мною

безумным навыком любви.

Свети на горестный посев,

фонарь сегодняшней печали,

и пожимай во тьме плечами

и сокрушайся обо всех.

февраль – март 1961

* * *

Приходит март. Я сызнова служу.

В несчастливом кружении событий

изменчивую прелесть нахожу

в смешеньи незначительных наитий.

Воскресный свет все менее манит

бежать ежевечерних откровений,

покуда утомительно шумит

на улицах мой век полувоенный.

Воскресный свет. Все кажется не та,

не та толпа, и тягостны поклоны.

О, время, послужи, как пустота,

часам, идущим в доме Апполона.

А мир живет, как старый однодум,

и снова что-то страшное бормочет,

покуда мы приравниваем ум

к пределам и деяниям на ощупь.

Как мало на земле я проживу,

все занятый невечными делами,

и полдни зимние столпятся над столами,

как будто я их сызнова зову.

Но что-нибудь останется во мне -

в живущем или мертвом человеке -

и вырвется из мира и извне

расстанется, свободное навеки.

Хвала развязке. Занавес. Конец.

Конец. Разъезд. Галантность провожатых,

у светлых лестниц к зеркалам прижатых,

и лавровый заснеженный венец.

март 1961

Три главы

Глава 1

Когда-нибудь, болтливый умник,

среди знакомств пройдет зима,

когда в Москве от узких улиц

сойду когда-нибудь с ума,

на шумной родине балтийской

среди худой полувесны

протарахтят полуботинки

по лестнице полувойны,

и дверь откроется. О память,

смотри, как улица пуста,

один асфальт под каблуками,

наклон Литейного моста.

И в этом ровном полусвете

смешенья равных непогод

не дай нам Бог кого-то встретить,

ужасен будет пешеход.

И с криком сдавленным обратно

ты сразу бросишься, вослед

его шаги и крик в парадном,

дома стоят, парадных нет,

да город этот ли? Не этот,

здесь не поймают, не убьют,

сойдут с ума, сведут к поэту,

тепло, предательство, приют.

Глава 2

Полуапрель и полуслякоть, [11]

любви, любви полупитья,

и одинокость, одинакость

над полуправдой бытия,

что ж, переменим, переедем,

переживем, полудыша,

о, никогда ни тем, ни этим

не примиренная душа,

и все, что менее тоскливо,

напоминает желтый лед,

и небо Финского залива

на невский пригород плывет. [12]

Уже не суетный, небрежный,

любовник брошенный, пижон,

забывший скуку побережий

и меру времени – сезон,

чего не станет с человеком,

грехи не все, дела не все,

шумит за дюнами и снегом,

шумит за дюнами шоссе,

какая разница и разность,

и вот – автобус голубой,

глядишь в окно, и безвозвратность

все тихо едет за тобой.

вернуться

Ранний вариант (по ФВ): «Апрель, сумятица и кротость» – С. В.

вернуться

Ранний вариант строфы (по ФВ): – С. В.

как будто более тоскливы

чужой и собственной тщеты,

вдоль нас и Финского залива

стоят рекламные щиты.