вечеринкам и не участвовал в разгулах своих приятелей. Когда? Утром он провожал Машу в школу, а потом летел в институт, чтобы после пар бежать обратно и вести её домой.

По выходным чаще всего он тоже был с ней и лишь иногда позволял себе расслабиться, затащив в

койку какую-нибудь симпатяжку.

Все эти куклы сливались в одно сплошное грязное пятно, в центре которого он видел лишь

растрёпанные светлые волосы, прищуренные серые глаза и подрагивающие губы, которые умеют

быть такими мягкими и податливыми, что хочется сминать их, жестоко кусая за чистоту и

невинность.

Принцесса. Девочка, прошаркавшая в своих маленьких балетках по его сердцу и душе. Когда она

перестала быть ребёнком? Когда её кожу опалили летние лучи солнца, окрасив золотистой дымкой?

Когда он увидел её худое, но совсем не костлявое девичье тело, прикрытое только тёмно-синим

открытым купальником? Как же он захотел тогда, чтобы все окружающие парни на пляже ослепли и

не бросали заинтересованные взгляды в сторону школьницы. А может, тогда, ещё в конце весны, когда он сорвался и поцеловал её? Один поцелуй, вскруживший голову? Бред. Макс никогда не

верил в подобные романтические сопливые истории – он верил в секс.

И он бесился, когда Кленова вылезла из своих тряпок заучки , надевая теперь всё узкое и

подчёркивая свои скромные формы. Больше не было никаких хвостов и косичек, её волосы теперь

спадали на плечи и лопатки, а чёлка была зачёсана наверх и заколота невидимками, открывая лоб, на

котором иногда появлялись небольшие подростковые прыщики, кои она даже не пыталась

замаскировать чем-то, чтобы ещё больше не забивать поры.

Он видел, как на Машу косятся ребята из её школы, улыбаются, заигрывают, чего он не замечал в

конце прошлого учебного года. Возможно, дело было в том, что все опасались её старшего братца, а

теперь получили свободу. Но эта басенка могла подойти только для жалкого самоубеждения , ведь

ему было лучше других известно, что их отношения наладились за пару недель до того, как Ник

выпустился. Кленова расцвела к своим семнадцати годам и при помощи её одноклассницы и

закадычной подружки Марины стала тщательно подбирать себе одежду, больше не пряча свою

фигурку, но и не выставляя напоказ. Скромно, временами строго, но как-то легко, ещё не изящно, но

уже красиво и порой очень элегантно. Она брезговала косметикой, подкрашивая только ресницы по

какому-нибудь особому случаю вроде чьего-то дня рождения.

С каждым днём ему всё труднее было убеждать самого себя в том, что она ещё ребёнок, но он

продолжал бояться запачкать её своими грязными руками, исследовавшими не одно женское тело.

Она даже пахла по-особенному, не приторными или резкими духами, а чем-то прозрачным, невесомым и тёплым - чистотой.

Однажды он чуть не сорвался. Это было на проводах Ника сразу после того, как Антон расквасил

нос призывнику, наорал на него, а потом обнял по-братски и ушёл на улицу, где ревела Аня, сжавшись на лавке под деревом. Алишеров тогда не трогал её, он вообще делал вид, что они

посторонние люди, хохотал, пил и курил одну за другой.

Именно в тот вечер, перебрав, Валеев оказался слишком близко к уснувшей в своей комнате Маше.

Она прикусила кончик указательного пальца во сне и свернулась клубком, подтянув колени к груди

и откинув одеяло в сторону. Присев на край кровати, Максим пристально рассматривал спокойное

умиротворённое лицо, совсем детское в этот момент. Он по привычке коснулся её волос, пропустил

их через пальцы и, не выдержав, немного стянул, наклоняясь. Судорожный вздох и вздрогнувшие

ресницы оттолкнули его. Проснувшись, девочка удивилась, увидев его, извинилась за свою

сонливость и пообещала выйти ко всем через несколько минут.

Тогда рыжика повело, и он ощутил, как напряглось внутри него желание, обыкновенная похоть, жажда обладания, змеиным клубком закручивающаяся в животе.

В ту же ночь он наведался к Карине, которая ему ещё с поступления в институт глазки строила.

Через пару недель он помахал Леоновой ручкой, потому что она измучила его, требуя повышенного

внимания. А потом она увидела его вдвоём с Машей, прогуливающимися по парку, и разнесла всем

знакомым забавную сплетню о том, что Валеев нянчится с какой-то школьницей.

Макс продолжал заводить короткие, ничего не значащие для него связи, о которых, естественно, не

знала Кленова. Ему просто нужно было, физически нужно было опустошать себя, выматывать и

удовлетворять, чтобы не наброситься на неё, сорвавшись. Нет, он желал, хотел, вожделел, но боялся

порушить ту хрупкую башенку недодружбы , которую они успели построить.

Он помнил их поцелуй, опьянивший его, после которого он три недели избегал встреч с девочкой, успокаивая себя и приводя в норму. Она не напоминала, но стала краснеть ещё чаще, когда он

случайно касался её или брал за руку по привычке.

На проводах Алишеров пытался поговорить с ним о сестре, но был слишком пьян, чтобы составить

хотя бы одно целостное предложение.

Всё полетело наперекосяк: скончалась Тамара Васильевна, и без того пережившая время, отведённое

ей врачами, и они все вместе отвлекали Артёма от воспоминаний о любимой бабушке; Ник ушёл в

армию, оставив разбитую Аню, не понимающую, бросили её или нет; Антон внезапно устроил

полный бойкот Глебу, который превратился в мумию, как и его подруга. Да и сам Тимошин только

на людях оставался собой, а в те моменты, когда они по-приятельски выползали в бар, был молчалив

и угрюм, только рюмки опустошал со спринтерской скоростью. Валеев пытался поговорить с ним, но

получил такой красноречивый взгляд, что быстро перевёл тему на свою сестру и новоиспечённого

солдата.

Его близкие страдали, и он кожей чувствовал это, злясь на самого себя за бессилие. Только Маша

дарила ему минуты и часы покоя, одновременно изводя его и заставляя давиться собственным

желанием.

Подходя к школе, он сразу выделил из толпы свою юную подругу, смеющуюся вместе с Мариной в

компании трёх парней.

- Принцесса! – он окликнул девушку, прислонившись спиной к старому клёну возле ворот и

скрестив руки на груди.

- Максим! – весёлая улыбка не сползала с её лица. – Иди к нам!

- Привет, – Валеев сухо поздоровался с парнями, пожав поочерёдно протянутые руки: – Макс, – и

кивнул уже знакомой ему Корниловой.

- Это Лёша, – Кленова указала на сутулого очкарика, перекатывающего слипшуюся в шарик жвачку

на языке. – Кирилл, – коренастый мордоворот оскалился в улыбке. – И Серёжа, – Максу хотелось

добавить «тоже», как в старенькой рекламе, но он лишь окинул беглым взглядом щуплое

недоразумение, о котором уже был наслышан, хоть и не подозревал об этом пока.

- Идём? – рыжик нетерпеливо дёрнул плечом.

- Ребята с нами хотят, можно?

- Я волен запрещать тебе что-то? – Максим хмыкнул. – Не забывай, что в восемь ты должна быть

дома, и я приведу тебя, даже если будешь упираться.

- Договорились, – Марина ответила за подругу и тут же прилипла к студенту, подцепив его под

руку. – Пошли буянить!

«Буянить» заключалось в том, что кучка старшеклассников устроила в парке листопад, сгребая