грациозно ступала по чужой душе, раздаривая улыбки окружающим, как голливудская звезда, вышагивающая по красной ковровой дорожке, получала свою премию и испарялась в неизвестном

направлении, напоследок ткнув шпилькой в центральный орган кровеносной системы.

Щербатый терялся, растворяясь в Наталье, когда она появлялась рядом с ним, ненавязчиво помаячив

на горизонте для привлечения внимания.

Она приходила и уходила, когда сама того желала, даря бессмысленную надежду и тут же убивая её.

Толик провёл ладонью по оголённому плечу женщины и улыбнулся, думая о том, что эта стерва

снова исчезнет, стоит ему только поверить в то, что она больше никуда не денется.

Мазохизм какой-то. Но, чёрт возьми, оно того стоит!

— Ты чего не спишь? — Наталья поморщилась, открыв глаза.

— Мне на работу надо.

— А твоя мелкая дома?

— Вы снова с ней сцепились?

— Сам знаешь.

— Ната, оставь Ирку в покое.

— Сдалась она мне!

— А я сдался? — Финогенов обнял любовницу, зарываясь носом в приятно пахнущие волосы.

— У нас ребёнок будет. Если бы не сдался, я бы пошла на это? — Наталья лениво зевнула.

— Ребёнок?

— Угу, — женщина отмахнулась, будто сообщила о том, что нашла десять рублей на улице.

Подумав немного, она добавила: — Я знаю, что прошло слишком мало времени, но интуиция

подсказывает, что внутри меня зарождается что-то.

Щербатый отвернулся, сжав челюсти. Сдержаться. Не выдать себя. Быть может, это и есть его шанс?

Мозаика собралась до конца: Наталья забеременела, поругалась с отцом ребёнка и решила найти

пристанище там, где её всегда принимали. Разыграла как по нотам. Интересно, что она придумала

бы, зная о бесплодии Толика?

— Натка, — мужчина крепче обнял её, — я счастлив. Спасибо.

— Ага, обращайся, — она хмыкнула. Нет, определённо, Финогенов был лучшим вариантом в

сложившейся ситуации: настоящий папаша, испугавшись гнева своей состоятельной жёнушки, дал

дёру, едва услышав о ребёнке, а куда было податься ей, отвыкшей работать, беременной и живущей

в однушке с матерью? Конечно, можно было сделать аборт, не в первый раз же, но тридцать лет уже

не восемнадцать.

Её не отталкивала внешность Щербатого, потому что и не таких «красавцев» она порой пускала в

свою постель, к тому же за его поверхностными недостатками скрывалось множество достоинств, в

сравнении с которыми уродство становилось незначительной мелочью.

— Я пойду, — Толик поднялся из постели и потянулся. — Завтра заеду в магазин и куплю чего-

нибудь вкусненького. Это стоит отметить.

— Да.

Возможно, встреть Финогенов добропорядочную хозяйственную женщину, он был бы сейчас женат

и даже не взглянул в сторону Натальи, но такие попадались редко и слишком быстро исчезали, из-за

чего он даже понять не успевал, чего они стоят. Зато роковая красавица, прочно обосновавшаяся

внутри него, была рядом и, кажется, теперь собиралась остаться с ним навсегда.

Щербатый и сам не знал, хочет ли связывать свою жизнь с Натальей, потому что не мог здраво

мыслить, когда она находилась в непосредственной близости от него. Самое странное то, что он

забывал её, когда она в очередной раз уходила, но загорался, едва она опять появлялась перед ним.

Любовь? Вряд ли. Страсть? Да. Всепоглощающая, вырывающая из реальности, охватывающая

целиком и полностью.

Она была его болезнью.

Узнав о ребёнке, он готов был забыть обо всём, зубами вцепившись в загоревшуюся надежду.

Плевать, что чужой, не плоть от плоти. Можно и чужого полюбить, как своего собственного, тем

более, когда знаешь, что своего никогда не будет.

Если раньше он мог пойти на усыновление или женитьбу на матери-одиночке, то теперь получил

иную возможность. Да, не от такой женщины он хотел бы ребёнка, но в его случае глупо было бы

терять дарованный шанс.

Людям свойственно меняться под действием обстоятельств, значит, Наталья тоже может измениться

и стать заботливой матерью и хорошей хозяйкой в доме.

С одной стороны, Финогенов понимал, что это лишь его мечты, с другой — он хотел надеяться, поэтому и занимался самообманом.

___

Толик обходил территорию, когда его окликнули. Повернувшись он увидел, Дмитрия, медленно

идущего к нему. Прошло всего несколько дней после их разрыва, и эта встреча была первой.

— Привет, — Сизов остановился напротив, засунув руки в карманы стёганой серой куртки.

— Привет.

— Обход делаешь?

— Как всегда.

— В пятницу корпоратив, придёшь?

— Не знаю.

— Как планируешь праздники отметить?

— У матери, — Щербатый начал чувствовать какую-то нервозность рядом с человеком, который

совсем недавно был его любовником, да и память не щадила, услужливо подкидывая картинки

эротического содержания.

— Молодёжь с тобой?

— Да. Надо же Крюкова будущим родственникам представить.

— Ты уже не морщишься, говоря о нём, — Дмитрий засмеялся. — Смирился?

— Понял, что нужно привыкать, потому что я ничего не изменю. Ирка счастлива, а это главное.

— А ты счастлив? — Сизов замер, когда вопрос невольно сорвался с его языка.

— У меня будет ребёнок.

— Э… — мысли крутились в его голове, наскакивая одна на другую. Невозможно. Невозможно, если только… — Ты изменял мне с ней? — серые глаза зло сощурились.

— Изменяют жёнам, — припечатал Финогенов, закуривая. Вся эта ситуация его неприятно

взволновала. Оправдываться не хотелось, а говорить о том, чего окружающие знать не должны, тем

более. Пусть лучше Дмитрий верит в предложенную им самим версию.

— А со мной ты зачем был?

Толик неопределённо пожал плечами. Да, им было неплохо вместе, но разве это значит что-то?

Если бы в жизни Щербатого встречались примеры гомосексуальных отношений, не построенных

только на сексе, он бы иначе относился к происходящему и понял злость Сизова, но единственное, с

чем он лично сталкивался, это связи на одну-две ночи и Лёня, который точно не мог показать ему

что-то другое, нежели прелести физического удовлетворения желаний без обязательств.

Конечно, в этот раз он вышел за привычные рамки, но впитанные с детства принципы и понятия

нормы не растаяли как дым. Нельзя в одночасье изменить себя.

— Счастья тебе, Толя. Надеюсь, ты нашёл, что искал, — развернувшись, Дмитрий пошёл прочь. Это

слишком. Это выше его понимания. Противно.

Если до этого момента он бы ещё мог решиться вернуть любовника, то сейчас отчаянно хотел

забыть, что вообще был с ним.

Толик смотрел на удаляющегося Сизова, медленно поднося сигарету к губам и делая глубокие

затяжки. А ведь вопрос верный... Счастлив ли он? Наверное, должен быть.

Мечта, начинающая сбываться, перестаёт быть мечтой, а человек без мечты — ничто.

***

— Зачем он звонил тебе? — Роман стоял за спиной Татьяны и еле дождался, когда она закончит

говорить с Артамасовым.

— Поздравил с наступающим и спросил, буду ли я на школьном вечере, — брюнетка поёжилась, чувствуя тяжёлый взгляд, прожигающий затылок.

— Какая ему разница?

— Наверное, ради поддержания беседы поинтересовался.

— Таня, — Смирнов скрипнул зубами, — ты серьёзно в это веришь?

— Роман Николаевич, — Антонова развернулась к нему лицом, — вас не касаются мои

взаимоотношения с кем-либо!

— Не начинай, — финансист коснулся пальцами её губ, призывая к молчанию. — Почему ты

продолжаешь сопротивляться? Я чувствую, что ты хочешь того же, чего и я. В чём дело? Кирилл