Мир без милосердия - Голубев Анатолий Дмитриевич - Страница 124

Происходившее в начале этапа имело к Крокодилу лишь косвенное отношение. Кто-то с кем-то уходил от «поезда», прорвав защиту. Кто-то организовал погоню. А Роже чувствовал себя кинозрителем: не властен вмешаться в события, происходящие на экране.

Признаки заинтересованности появились у Роже где-то в середине этапа, когда он с удивлением обнаружил, что «поезд», несмотря на все агрессивные атаки, идет вместе и сам он сидит в «поезде» довольно прочно.

Честно говоря, Крокодил даже не думал о возможной победе на сегодняшнем этапе, пока не взобрался на вершину Пью-де-Ром. Он был убежден, что сегодня любая случайность способна сломать его, смять, перечеркнуть все, что было сделано.

Звезда Роже вспыхнула случайно и имела конкретный белый цвет майки и рыжие, стриженые, с короткой челкой волосы. Это был русский гонщик под номером 21. На прим они выбрались одновременно. Оглянувшись, увидели, что «поезд» разваливается, карабкаясь далеко позади. Они обменялись многозначительными взглядами и поняли друг друга сразу. Пригнувшись к рулям, ринулись вниз по петляющему спуску. Крокодил первым, русский — за ним. Острота ощущений, дыхание ежемгновенной опасности заставили Крокодила на некоторое время потерять русского из виду — только он и дорога. Но когда сумасшедший спуск перешел в плавный изгиб широкого шоссе, Крокодил с изумлением обнаружил рыжего русского спокойно сидящим у него на колесе.

«Что может этот сопляк? — подумал Крокодил. — Стоит ли ломаться в отрыве, если он не способен даже провести?»

И, будто отвечая на сомнение Роже, русский решительно вышел вперед и повел в темпе, о котором Крокодил мог лишь мечтать. Так, сменяя друг друга, они будто играли в давнюю, известную игру «кто кого». Крокодила прежде всего волновало, на сколько хватит этого русского. Но Рыжий работал так, как бы предыдущие одиннадцать этапов проехал в автобусе или просидел, подобно рыжему сержанту, в кресле «харлея», а сегодня решил погреться на велосипедном седле.

Роже попытался представить, что думает о нем этот русский. И с улыбкой нарисовал себе весьма радужную картину. В глазах русского парня Крокодил выглядел улыбчивым, дружелюбным баловнем судьбы, этаким везунчиком, которых специально, словно желая поддразнить остальных, загоняют в стадо велосипедных тружеников.

Игра в «кто кого» поглотила Роже. За несломляемым упорством русского он забыл, что где-то течет «поезд», тщетно пытаясь наладить погоню за беглецами. Русские и французы, выбираясь в головку, осаживают «поезд». Им выгодно тормозить. У той и у другой команды в отрыве идет по гонщику. Зато датчане и бельгийцы с руганью лезут вперед, стараясь нарастить темп, но слишком мало в этом заинтересованных. Наработавшись во всю силу, датчане и бельгийцы откатываются назад. И в эти секунды русские и французы сводят на нет все усилия в раскачивании «поезда». Крокодил даже улыбнулся, как бы увидев разъяренные лица бельгийцев и лица русских, удивленных прытью своего товарища по команде.

Сидя за спиной Крокодила, русский не удержался и, привстав, посмотрел вперед на ровную, как стрела, дорогу. В двухстах метрах катился мотоотряд головного дозора, сиренами расчищая путь. С глухим стрекотом проносились ярко-оранжевые «маршалы» и словно вкопанные застывали на перекрестках, блокируя боковые дороги.

Директорская машина шла метрах в тридцати, четко соблюдая дистанцию, будто оба гонщика и не пытались постоянно менять скорость. Директорская машина как недостижимая мечта — чем больше усилий затрачиваешь, догоняя ее, чтобы укрыться за корпусом от встречного ветра, тем легче она, упиваясь мощью своих трехсот лошадиных сил, бушующих в двигателе, ускользает вперед. Сразу же за лидерами ползла машина главного хронометриста, а за ней виднелись машины обслуживания русской и французской команд. Присутствие «поезда» даже не ощущалось.

Крокодил с интересом следил за своим спутником, который нравился ему все больше и больше. Отрыв для русского, видимо, был в новинку. Он жадно озирался, упиваясь так знакомым Крокодилу чувством бесспорного преимущества.

«Пожалуй, с ним можно попробовать продержаться до финиша. А если бы сохранить минуту-другую отрыва — и вовсе славно! Осилим ли?»

Он не спрашивал себя, осилит ли сам, — после допинга любой свежий салажонок мог оказаться сильнее закаленного в боях Крокодила.

Роже невольно шарахнулся в сторону, когда, обогнув их, вдруг резко сбавил скорость один из «маршалов». На его спине висела черная грифельная доска с белыми цифрами 3,40. Крокодил увидел, что до русского не дошло значение этих цифр. Крокодил обернулся, радостно поднял большой палец правой руки, и тогда русский понял, что «поезд» безнадежно отстал.

«Теперь «поезд» затаился. Оставит нас на съедение километрам и встречному ветру, который крепчает с каждой минутой. «Поезд» будет ждать, пока мы не сдадимся сами. У «поезда» есть на это время». Так думал Крокодил.

Судя по всему, у русского прошло первое опьянение свободой от «поезда». И хотя они катились по-прежнему довольно легко, Крокодил предпочел бы иметь на месте русского кого-нибудь из гонщиков поопытнее. Он дал это почувствовать русскому в двух едва заметных, как бы исподтишка, попытках оторваться от соперника. Русский посмотрел на Роже удивленно, но спокойно. Роже показалось, что Рыжий воспринял рывки как проверку на прочность.

Глаза русского парня выражали гордое удивление: разве тебе недостаточно доказательства моей силы, что я с тобой сегодня в отрыве?

Крокодил смутился. Он понимал, что пройти одному предстоящий путь, борясь со все крепчавшим встречным ветром, — безнадежная затея: измотаешься и станешь легкой добычей «поезда». И как знать, не проиграешь ли весь свой запас, да и десяток минут сверх того?

Крокодила приятно обрадовало, как быстро они притерлись друг к другу. Это говорило о природном даре русского, поскольку до сегодняшнего отрыва им ни разу не приходилось работать вместе. Крокодил не помнил точно, но готов был поклясться, что его спутник числится где-то во второй половине сводной таблицы. Крокодил быстро подметил сильнейшее качество русского — умение вживаться в ситуацию и в стремительно меняющейся обстановке быстро и тактично находить место, наиболее ему выгодное. Это было качество, сделавшее Крокодила Крокодилом.

Так, в окружении пяти служебных машин, они довольно дружно петляли по узким зеленым улочкам городов, по боковым второстепенным шоссе, больше похожим на чистенькие аллеи городских парков. На широких, под стать американским, автострадах, забитых автомобилями, трасса долго не задерживалась и вновь ныряла на боковые дороги, покрытие которых куда хуже, чем на автострадах, да и профиль местности под стать перехватывающей дух трассе русских гор.

При воспоминании о «русских горах» и русском гонщике, идущем с ним в паре, Роже не смог сдержать улыбки. Лишь одно тревожило теперь Крокодила — им еще предстояло преодолеть главный подъем сегодняшнего этапа. Дорога мучительно долго тянулась вверх — график, показанный Оскаром, напоминал пик, прочерченный пером осциллографа при осмотре больного тяжелым сердечным недугом.

Впрочем, какими бы страшными ни выглядели на графиках острые зубья пиков, дорога, ведущая в гору, будет — Крокодил испытал это на собственной шкуре — гораздо страшнее.

Перед самым подъемом еще раз проскочил «маршал» с доской, на которой стояло уже 6.30.

Впервые за время, что они шли вместе, Роже улыбнулся русскому и вновь показал большой палец, поднятый кверху. Тот пожал плечами — видно, не верил, что отрыв так велик. Потом в этом жесте Крокодил уловил плохо скрытую тревогу перед горным участком. Русский что-то хотел сказать Крокодилу, но не знал французского языка, а Крокодил — русского. Десяток интернациональных выражений — это было все, чем они располагали. Но сейчас слова были и не нужны, скорее следовало дать почувствовать отношение одного к другому.

Крокодил молча махнул рукой в сторону подъема и потом тремя энергичными жестами поманил русского за собой. Русский самоотверженно двинулся следом. Когда они вышли на крутой поворот — это было где-то на второй трети подъема, — Рыжий, как показалось Роже, даже перестал реагировать на боль и расстояние. Крокодил перехватил его полный животного страха взгляд, направленный на противоположный склон, где длинная цепочка гонщиков словно застыла на фоне жухлой горной зелени. Роже тоже покоробила такая близость «поезда». Правда, он отдавал себе отчет, что расстояние, которое «поезду» надлежало пройти, они с русским уже оплатили дорогой ценой. Кажущаяся близость «поезда» отнимала у русского последние силы.