Эверест-82 - Рост Юрий - Страница 18

Вечер в Тхъянгбоче

После Намче-Базара тропа пошла по левому склону горы высоко над рекой. Яков на тропе стало больше. Появились вдоль дороги лиловые ирисы, нежные, на очень коротких стебельках. Дорога медленно уходила вниз, и вдруг за поворотом открылось преддверие рая. Во всяком случае, мне показалось, что место пребывания, первоначально определенное богом человеку, не было бы оскорблено сравнением с открывшимся пейзажем. Белые и розовые деревья цветущих рододендронов на склоне зеленой горы с алыми от цветов кустами, пенно-белая река, в тихих местах словно отлитая из изумруда, лиловый туман, переходящий в густо синее небо, на фоне которого сверкают ослепительно белым снегом вершины ближних гор, а в качестве задника для всей этой картины использованы Сагарматха со снежным флагом за вершиной и островерхая Лхоцзе.

И действующие лица под стать всей этой красоте. Носильщик в недлинной, до середины бедра, белой куртке-рубахе с корзиной, крытой малиновым платком, мальчик в, пиджаке и кепке с двумя полосатыми мешками через плечо и стайка пестро одетых шерпани, босых и быстрых, с открытыми, добрыми кареглазыми лицами.

Дальше идти не было ни смысла, ни сил. Жить надо было здесь столько времени, сколько будет длиться эта красота. Я бы согласился превратиться после смерти в камень на этой дороге в соответствии с верой шерпов, но не скоро, если можно. А пока я лег в тени ярко-розового рододендрона, на расстоянии вытянутой руки цвели коротенькие ирисы и еще какие-то белые шарики с твердыми глянцевыми листьями. В небе парила большая птица, как жаль, что я не знаю, как ее зовут и как зовут шарики, цветущие рядом со мной, и как зовут маленькие голубые цветочки под Москвой…

Почему мы так не уважаем мир, в котором должны жить, что даже не можем обратиться к нему по-человечески? Господи, каким только мусором не забивали нам голову учителя! Что, какая часть из того, чем мучили нас и чем мучают теперь наших детей, сгодилась нам в жизни для дела, любви, радости?..

Хорошо, что вы знаете, что такое горы, и я знаю, а то бы не объяснить. «Большая куча камней» или «монолитный камень огромной величины». А воздух, а снег, а цветы?..

Пора вставать из-под рододендрона, нахлобучивать вязаную шапку, потому что уши обгорели на солнце и превратились в лохмотья, и-вперед, навстречу нашим доблестным победителям. Еще остановимся у деревеньки Кхумджунг, посмотрим на маленький базар, на котором никто ничего не покупает, а продают всякую тибетскую рукодельную красоту, и — вперед.

Встреча на тропе была радостной, но не такой, чтобы о ней можно было написать, что обе стороны только ее и ждали. Альпинисты шли группками и были настолько загоревшими, похудевшими и обросшими бородами, что никак не соответствовали своим фотографическим оригиналам. Наши ребята дали им свежие газеты, и оператор со всеми фотографами тут же стал их снимать — «как герои читают газету, где о них написано». Мистер Бикрим, помня, какие затруднения испытывал наш киношник во время съемок читающих шерпани, бросился к Иванову и показал, как надо делать головой во время чтения. На тропе возникла сумятица, в которой чернобородый красавец в белой рубашке с красным платком на шее весело и нагло сказал:

— Ну, шо вы тут столпылысь? От дела: где наши — там очередь, хоть в гастрономе, хоть в Гималаях…

Поскольку Туркевич заметил насчет очереди точно, будем ее соблюдать и опишем команду по порядку. Я буду описывать внешний вид, а краткую характеристику им даст Анатолий Георгиевич Овчинников. Он тоже встретился нам на тропе, как и Евгений Игоревич Тамм. Тамм был в армейского типа рубашке и штанах гольф, выглядел весело и на вопросы журналистов отвечал хорошо и подробно, приблизительно так:

— Спасибо, спасибо! Ну что там в Москве?

Столь же содержательна была беседа с Овчинниковым, одетым в киргизскую шапку и что-то зеленовато-студотрядовское.

— Ребята молодцы, — сказал старший тренер. — Ну что там в Москве?

Потом, в Лукле, у нас с Анатолием Георгиевичем было время, и я попросил его коротко охарактеризовать всех, побывавших на вершине. Мне кажется уместным привести эти короткие наблюдения старшего тренера теперь, когда и вы и я впервые с альпинистами встречаемся. Я прошу вас отнестись к его характеристикам со вниманием. Он человек необыкновенно честный, прямой и принципиальный. Он не корректирует свое мнение в зависимости от наших потребностей, и будем благодарны ему за это. Итак представляю альпинистов в порядке восхождения.

Владимир Балыбердин выглядел так, как будто он шел в нашей группе. Полосатая бело-голубая пляжная дамская панамка, желтая волейбольная майка, обожженное солнцем лицо с облупившимся носом, впалые щеки и рыжая борода. Он выглядел замученным. «У Володи регалии небольшие — он кандидат в мастера спорта (теперь заслуженный мастер, как и весь спортивный состав экспедиции). Обладает очень высокой физической подготовкой, упорный, очень настойчивый. Очень хороший скалолаз. Очень стремится быть первым. Словом, очень!»

Эдуарда Мысловского не было на тропе, но он, вы помните по описанию Саши Путинцева, выглядел на аэродроме в Лукле, несмотря на перебинтованные руки, неплохо.

«Мысловский имеет богатый опыт высотных восхождений. Он совершал восхождения по Южной стене пика Коммунизма, на Хан-Тенгри… Обладает высокой работоспособностью. При нагрузке его организм очень экономично расходует энергию. Он обладает моральной устойчивостью, сильной волей. Он хороший человек, но слишком покладистый, у него нет боевитости, он не отстаивает свою команду, своих друзей. Вот взяли мы из его четверки Шопина и Черного — он слова нам не сказал…»

Сережа Бершов в белой праздничной рубашке, подтянутый, с удивительно доброй и мягкой улыбкой, и рядом с ним Миша Туркевич, которого хоть сейчас в кинематограф в связи с недостачей красавцев на роль брюнетов из благородной, но забытой жизни. Черные кудри, смоляная борода и острый ироничный взгляд.

«Бершов и Туркевич — я их объединю — как мне представлялось, альпинисты спринтерского типа. Очень хорошие скалолазы. Опыт высотных восхождений у них небольшой, хотя необходимое число восхождений на Памире они сделали. В высотном опыте они уступают Мысловскому, Иванову, Ефимову, но они моложе, технически очень хорошо подготовлены и физически сильны. Мы рассчитывали, что в сочетании с опытными высотниками и Балыбердин, и Бершов, и Туркевич проявят себя с хорошей стороны, но оказалось, что они вели себя как совершенно зрелые альпинисты. Хотя многие не верили в них, а Балыбердина пришлось включить в команду почти под мою ответственность». (В рукописи Овчинников из скромности вычеркнул «под мою ответственность», но это было так, и мы оставили как было)

Валентин Иванов, с профессорской бородкой, в не по его объему широкой рубахе, тренировочных штанах, подтянутых до груди (видимо, от потери веса на другом месте не держались), и с фотоаппаратом на боку, был похож на профессора из детской книжки об энтомологической экспедиции…

Иванов — капитан команды. Он обладает богатым высотным опытом. Он делал и скальные восхождения и траверсировал вершины. Он хорошо прогнозирует ситуации. Обладает стратегическим мышлением. В отличие от Эдика, Валентин резкий, способен сказать «нет!». Мы с ним ругались даже, но он четверку сохранил!

Сережа Ефимов улыбался широко. Стройный, высокий, он легко шел в гору, пожимая руки и приговаривая:

— Ну молодцы, что приехали, ну молодцы, — и радовался искренне.

«Ефимов обладает достаточным высотным опытом, уступая в этом, быть может, немного Мысловскому и Иваиому, он хороший скалолаз. Хорошо лидирует на маршрутах, и мы на него рассчитывали как на одного из первых восходителей на Эверест».

Казбек Валиев представлял в группе четверку Ерванда Ильинского. Сам Ильинский с Чепчевым прошли к Лукле раньше, поэтому описать я их не могу. Валерий Хрищатый улетел на вертолете вместе с Мысловским и Москальцовым, но его внешний вид общавшийся с ним Саша Путинцев (которого здесь, на тропе, герои Эвереста душили в объятиях) определил-нормальный.