Парламент дураков - Автор неизвестен - Страница 4

Шут Якова I Стюарта низкорослый Арчи Армстронг, подвизавшийся к тому же в роли придворного лоббиста, демонстрировал не только чудеса остроумия, но искусство политики. «Говорят, будто король любил его настолько, что редко совершал поступки, не спросив у Арчи совета, так что едва ли Арчи мог заполучить больше власти, стань он, например, регентом королевства». История появления Арчи при дворе весьма необычна. «Младшие судейские чины выследили вора, кравшего овец на границе, и по его следам добрались до расположенной посреди верескового поля хижины, где не обнаружили никого, кроме полоумного юноши, качавшего на коленях своего маленького родственника. Разочарованные офицеры уже было собирались уйти ни с чем, но тут им пришла в голову мысль обыскать… колыбельку, и младенец, к их удивлению, оказался той самой овцой, которую разыскивали. Ловкий, но приведенный в замешательство преступник был схвачен на месте и доставлен в Йедбург, где в то время правил выездной суд Якова VI. Когда Арчи Армстронга — а вором был именно он — приговорили к смерти за его преступления, он стал умолять короля, дескать, человек он темный и бедный, только совсем недавно узнал о Библии и вот теперь ради спасения своей души хочет прочесть драгоценный том: может быть, его величество проявит милость и отложит казнь, покуда он не справится с этим? Благородный монарх с легким сердцем удовлетворил прошение, и тут Арчи обрадовался и сказал с ухмылкой: „Забери меня дьявол, если я прочту оттуда хоть одно слово, покуда глаза мои открыты!" Королю настолько понравилась эта шутка, что он нанял этого малого к себе на службу». Известно, что во время сватовства принца Карла к испанской инфанте Арчи с помощью своих шуток настолько быстро «навел мосты» с мадридским двором, что виделся с невестой куда чаще и регулярнее жениха. Поездка принца не вызывала особой радости и у самого короля, так что Арчи заявил: «Вашему величеству следует поменяться со мной головным убором». — «Это почему?» — спросил король. «Потому, — отозвался Арчи, — что не я послал принца в Испанию!» — «А что ты скажешь, если принц вернется домой?» — «С удовольствием я сниму шутовской колпак с вашей головы и отправлю его королю Испании». Известно, что эту шутку повторяли при дворах Европы не один раз, шут Франциска I, Трибуле, до смерти напугал подобным образом императора Карла V, рискнувшего посетить Францию (читателю этот эпизод хорошо знаком по роману «Асканио» Александра Дюма). «В другой раз во время торжественной процессии по улицам Мадрида первый министр испанского короля Филиппа IV граф Оливарес спросил Арчи, верит ли тот, что „Христос находится сейчас здесь?" — „Нет, — ответил Арчи, — ведь передают, как я слышал, что, когда Он был на земле, какие-то воры и мерзавцы распяли Его, а потому Он не собирается появляться снова в той же компании". Тогда Оливарес заставил ответить Арчи еще на один вопрос: „Верит ли он, что Его Святейшество Римский Папа настолько непогрешим, что не может ошибаться, и если он скажет, что твой красный плащ — черен, то ты обязан ему верить?" Арчи переспросил: „А что думает ваша светлость?" — И пока граф замешкался с ответом, произнес приговор: „Если Папа так говорит, то у него плохо со зрением!" Когда об этом было доложено королю и королеве Испании, они от смеха назначили шуту пенсион в сто монет».

Литература знает немало примеров циклизации. Бывают циклы с четко заданным числом составляющих: по одному стихотворению или отрывку на 365 дней в году («Фасты» Овидия), на четыре времени года, двенадцать месяцев, каждый из ветров или знаков зодиака, алфавитные поэмы (по числу букв или рун), семь граций или семь мудрецов. Иногда состав остается на усмотрение автора — он сам определяет, какие названия или понятия должны быть объединены в цикл. За примерами далеко ходить не надо: «Корабль дураков» Себастьяна Брандта, где перечисляются людские пороки, или уже упоминавшаяся анонимная «Пляска смерти», где Доктор Смерть проходится по всем ступеням социальной лестницы. «Любознательные поиски Джека из Дувра» — из той же серии. Сборник рассказов выстроен по географическому принципу и объединен рамочным сюжетом — поиском самой большой глупости. Естественно, ей суждено обнаружиться именно в столице. Джек собирает истории по городам и графствам Английского королевства: при случае читатель может изучить реальную историческую географию того времени. Несмотря на то что маршрут Джека вряд ли рационально воспроизводить пешим ходом (равно как и с помощью иных средств передвижения), определенная пространственная логика в нем все же наблюдается. Джек начинает в Хантингтоне и планомерно продвигается на север и на восток, делает круг, завершая его в Виндзоре, затем отправляется на второй круг через Девоншир и Корнуолл, завершая свое путешествие в Лондоне. Сам Джек родом из Кента, но там он, судя по всему, решил дураков не искать.

Маршрут этот может иметь вполне прозаическое объяснение — он похож на путь, который проделывали труппы актеров (вспомните «Гамлета»), путешествуя по городам Англии с представлениями.

Цикл историй Джека из Дувра кажется бесхитростным на фоне таких произведений, как «Декамерон» Джованни Боккаччо или «Кентерберийские рассказы» Джефри Чосера. Рамочный сюжет донельзя прост, большинство из рассказов позаимствовано из средневековых сборников назидательных новелл, но сдобрено местным, английским колоритом. О Джеке из Дувра нам не известно ничего, кроме упоминания этого имени в прологе к «Рассказу повара» Джефри Чосера, где упоминается тот, кто всучивал дважды остывшее и дважды подогретое угощение [6]. Очевидно, что плут этот был еще тот. На самом деле под этим именем скрывается сушеный засоленный хек (или «морская щука»), а его портовое происхождение идет оттуда же, откуда обычай выставлять на стол «дуврское» вино — опивки, собранные со столов и налитые в новую бутылку: «Dover» понимали как «to do-it-over-again» (повторить еще раз). В 1601 году к сборнику рассказов Джека из Дувра было опубликовано продолжение; выходит, сам сборник напечатали еще во времена королевы. Елизаветы. Единственная сохранившаяся копия относится к 1604 году. Книги должны были продаваться в магазине с вывеской в виде папской головы над дверью таверны, неподалеку от биржи».

Другое дело «Парламент, протертый до дыр» — сегодня этот трактат известен по двум брошюрам, изданным в 1608 и 1615 годах. Если во времена Высокого Средневековья основным объектом пародии становились церковная служба и Святое Писание [7], то в новые времена ничего лучше постановлений парламента нельзя было и придумать. Ленивый не создавал в ту далекую эпоху поэтических, политических или религиозных обществ. Уже даже не важно было «ради чего», главное — обнаружить объект для агитации «против». Подходили идиоты, неверующие, женщины, еда, ведьмы, ханжи, паписты и так далее. Мы знаем эту эпоху по пьесам Шекспира и его современников и по сонетам того же Шекспира и иже с ним. По правде говоря, век или полтора века спустя после того, как Уильям Какстон завез в Англию печатный станок, в типографиях Лондона издавалась литература самого разного рода (долгое время не удостаивавшаяся в учебниках более чем одной страницы на тысячу): подробные отчеты о разоблачении и сожжении ведьм перемежались с рассуждениями о вреде табака или бесчестной игре в кости. «Парламент, протертый до дыр» — это устав и постановление одновременно, поскольку надо было себя занять. В Лондоне уже два века боролись с проституцией всеми возможными и невозможными способами: так, еще в 1393 году всем после девяти часов вечера запрещалось покидать пределы города и отправляться в его окрестности, куда переселили дам легкого поведения, к тому же ночью по городу запрещалось ходить в маске (а то некоторые отправлялись искать приключения, пряча свое истинное лицо). Свободное время уходило на творчество. Или на игру в кости.