Крестовый поход на Россию - Сборник Сборник - Страница 28

Вскоре после этого итальянский военный атташе в Берлине, через которого осуществлялась связь между двумя Генеральными штабами, получил от Муссолини телеграмму следующего содержания: «Гарибольди сообщает мне, что его войска должны будут двигаться пешком. Его телеграмма кончается следующими драматическими словами: «Мы усеем путь истощенными солдатами, которые будут служить свидетельством того, как с нами обращались». Я прошу вас сделать от моего имени официальное представление фельдмаршалу Кейтелю, чтобы добиться обещанного уже много раз. Столь же горестно и легко предвидеть, что мы потеряем много людей во время этого марша, но еще легче предвидеть последствия этого не только в войсках, но и в Италии, куда кое-какие сведения уже проникли. Скажите Кейтелю, что необходимо оказать хотя бы минимум помощи, если слово «товарищество» еще имеет какой-то смысл»104.

Получив столь необычное послание, генерал Маррас устремился в немецкий Генеральный штаб. Как он рассказывал позднее, его разговор с Кейтелем вылился в яростную перепалку. Кейтель сообщил, что, по решению фюрера, итальянские войска будут направлены в болотистую местность около Гомеля и ничто не может изменить решения. Что касается поездов, которые должны были быть направлены навстречу итальянским войскам, то Кейтель об этом даже слышать не хотел. Разговаривая с итальянскими генералами, как с провинившимися вассалами, Кейтель передавал настроения гитлеровской верхушки.

16 февраля Гитлер направил Муссолини письмо, которое по тону и по содержанию было самым резким в истории их переписки. Гитлер нарисовал апокалиптическую картину Европы, которая в случае поражения оси будет разрушена и уничтожена «большевиками и международным еврейством». «Я буду сражаться на Востоке с союзниками или без них», – патетически восклицал он в заключение, совершенно явно подразумевая Италию среди этих союзников, способных ему изменить.

Рассматривая положение в Греции и Югославии, Гитлер осыпал итальянскую армию градом упреков. Но особенно много язвительных замечаний было в той части письма, которая касалась положения на Восточном фронте. «Целью операции 1942 года, – писал Гитлер, – было захватить или, во всяком случае, целиком уничтожить зону угольного бассейна и большую часть русской нефти. Эта операция не могла быть предпринята без поддержки 40 или по крайней мере 30 дивизий наших союзников. Брешь, открытая противником на протяжении 400 км вдоль Дона и на Сталинградском фронте, заставляет теперь удерживать новую линию немецкими силами… Остановка продвижения русских была достигнута посылкой новых сил. Это продвижение было сдержано, наши части были успешно усилены людьми, взятыми в транспортных колоннах, частях ПВО, группах территориальной обороны, батальонах тыловых служб, которые были посланы на передовую. Их вооружение было абсолютно недостаточным, однако им удалось сдерживать русские дивизии на протяжении недель, выигрывая таким образом время для переброски на фронт новых немецких дивизий и проведения реорганизации…

Кавказская армия была вынуждена целиком отойти назад. Некоторые дивизии проделали по 600—700 км за 30 дней по территории, покрытой снегом, ведя непрерывные бои, и тем не менее они не бросили ни одной своей батареи… Поскольку мне пришлось использовать все возможности, для того чтобы закрыть брешь в несколько сот километров шириной, я был вынужден призвать очень молодых новобранцев. Эти ребята до сих пор получали закалку в районах, пораженных партизанским движением, где они охраняли линии коммуникаций. Учитывая, что абсолютно невозможно отводить с линии фронта немецкие войска, находящиеся на передовой линии, несмотря на то что они сражались уже на протяжении многих месяцев, а иногда нескольких лет, я подумал о том, что могу просить у 8-й итальянской армии, которая отвела с фронта некоторые свои соединения, перевести по крайней мере эти соединения в район Гомеля, с тем чтобы можно было взять наших рекрутов, которые там находятся, и направить их на фронт»105.

Предложение послать армию, которая, как предлагал Муссолини, еще немногим больше года назад должна была принять участие в финальных боях на Востоке, на смену безусым юнцам, несущим тыловую службу, явилось большим унижением, и Муссолини ни в коем случае не мог согласиться на это. С другой стороны, он не хотел возвращения армии в Италию, как это советовал ему король и новый начальник итальянского Генерального штаба Амброзио.

В своем ответном послании Гитлеру Муссолини подтверждал верность иллюзорной идее сепаратного мира с Россией, высказывая, правда, свои предложения в менее категорической форме. «Вы можете себе представить, фюрер, с каким напряженным вниманием я следил за развитием последних событий в России, – писал он. – Я никогда не сомневался – ни на секунду, – что вооруженные силы рейха восстановят положение… Но в момент, когда вы создадите восточный вал, истощенная Россия уже не будет представлять собой той смертельной опасности, какой она была два года назад, и, если вы не будете абсолютно уверены в возможности навсегда ее разбить, я спрашиваю себя, не слишком ли рискованно возобновить битву против необъятного, практически бесконечного, пространства России, в то время как увеличивается англосаксонская опасность на Западе. В тот день, когда Россия будет так или иначе ликвидирована или нейтрализована, победа будет за нами».

Переходя к повседневным делам, Муссолини продолжал: «Италия должна быть представлена на Восточном фронте. Следовательно, второй армейский корпус останется в России. Он должен быть реорганизован и снабжен эффективным оружием. Если он примет линейное построение, как это было с 8-й армией на Дону, без резервов и с устаревшим вооружением, то нельзя рассчитывать, что дела пойдут иначе, чем это было до сих пор… Я бы хотел, чтобы итальянский армейский корпус был использован в зоне боевых действий, а не в тыловых службах»106.

Пожелания, которые высказывал Муссолини в своем послании, несколько запоздали. Его письмо было отправлено 9 марта, а за несколько дней до этого Гитлер во время совещания в ставке, прервав Йодля, докладывавшего об итальянских предложениях относительно восстановления армейского корпуса на Восточном фронте, заявил: «Я скажу дуче, что это не имеет смысла. Давать им оружие – значит обманывать самих себя… Нет никакого смысла давать итальянцам вооружение для организации армии, которая побросает оружие перед лицом врага при первом же случае. Точно так же ни к чему вооружать армию, если нет уверенности в ее внутренней прочности… Я не дам себя обмануть еще раз»107.

Для Гитлера вопрос об итальянских войсках на советско-германском фронте был решен. Единственное, что оставалось сделать Муссолини, – это отказаться от использования на охранной службе дивизий, которые еще недавно именовались пропагандой «цветом итальянской армии». Подобное решение диктовалось не только соображениями престижа. В Рим прибывало все больше сведений самого тревожного характера о состоянии армии и настроениях итальянских солдат и офицеров, находившихся в Белоруссии. В начале апреля Бастианини, ставший министром иностранных дел, после того как с этого поста был удален Чиано, получил от своего близкого друга из России письмо, которое показалось ему столь важным, что он передал его для прочтения Муссолини. Близкий друг министра иностранных дел только что прибыл из Рима, чтобы принять на себя командование остатками дивизии «Торино», и был поражен увиденным. В письме, на котором стоит штамп «Прочитано дуче», говорилось: «Солдаты оборваны, изнурены и полны неверия. Месяцами они переходят из деревни в деревню, а это люди, которые в своем большинстве прошли пешком от 400 до 800 км по снегу… Они до сих пор спят на полу, в тесных помещениях, как стадо, без соломы, и нет возможности вывести у них вшей. Сыпной тиф уже начал гулять по подразделениям… Четвертая часть солдат не в состоянии нести службу. В результате холода и перенесенных лишений они страдают воспалением легких, хроническим бронхитом, истощением и т. д.