Бастард - Башибузук Александр - Страница 37

Женщина… скорее, девушка лежала без движения с закрытыми глазами, разметав по подушке веером золотистые волосы. Она попыталась что-то сказать, едва пошевелив начавшими синеть губами, но не смогла и только чуть кивнула головой.

У меня все поплыло перед глазами…

— Жан… Жан… Жан… — Девушка крепко сжала бедра и, ускоряясь, принялась скакать, как дикая амазонка на необъезженном жеребце, размахивая головой и хлеща меня по лицу спутанной гривой волос. Разогнавшись до невероятного темпа, она вдруг хрипло вскрикнула и, содрогнувшись, упала мне на грудь.

На несколько секунд замерла и откатилась в сторону. Я убрал прядь волос с ее покрытого испариной лба и поцеловал в губы.

— Я тебя люблю, Жанна… и всегда любил…

— Я знаю… — Девушка торжествующе улыбнулась и укусила меня за губу. — Ты гораздо лучше, чем твой отец…

— Не говори так…

— Но это правда… — Жанна опять вскарабкалась на меня. — Надо повторить, милый. Я хочу быть уверена, что зачала…

— Жанна! Не усугубляй наш грех…

— Молчи. — Девушка прижала пальчик к моим губам. — Я все делаю правильно. Роду Арманьяк нужен наследник. Мое предназначение — родить Арманьяка, и я его рожу в положенный срок, наперекор всему. А если один Арманьяк должен в этом деле помочь другому Арманьяку, то так решил Господь. Я молилась, и мне было откровение. Но… Жан… я делаю это с удовольствием, так как тоже полюбила тебя…

Сознание внезапно вернулось, и я опять увидел комнатку с ободранными стенами, едва прикрытыми ветхими гобеленами, грубую кровать и Жанну…

Мою Жанну…

— Выйдите все, — взвыл я, стараясь не потерять сознание от всего произошедшего.

— Я не могу их оставить наедине. — В комнатку ввалился де Монфокон. — У меня на этот счет есть совершенно ясные приказы.

— Вы мне мешаете совершать церковное таинство. Вы же прекрасно знаете, что я должен остаться наедине с этой женщиной, и свидетелем исповеди может быть только Господь Бог! — Я чуть не вцепился барону в глотку, наяву почувствовав, как поддаются под моими пальцами его шейные позвонки.

— Хватит блеять, монашек, приступай к делу, иначе эта сука помрет без причастия. Меня вынесут из этой комнаты только мертвым. — Монфокон гнусно рассмеялся и влил в себя еще вина из бутыли.

— Барон, вы недостойны носить золотые шпоры. — Гастон дю Леон сделал шаг вперед и швырнул свою перчатку к ногам де Монфокона. — Имею честь сегодня в час пополудни скрестить с вами клинки.

— Ну что же. Я с удовольствием снесу вам голову, виконт… Нет, скорее всего, я пожалею вас. Голову вам снесет палач за измену. — Лицо барона исказила злобная гримаса, и он зловеще расхохотался. — Но это будет чуть позже. Пока эту суку не исповедуют, я не выйду из этой комнаты.

Я остановил дю Леона, потянувшего из ножен рапиру.

— Да будет так, виконт. Я совершу должное, даже в присутствии этого кабальеро. Вы же с аптекарем должны покинуть нас.

— Не забудь, барон! Ровно в час пополудни, возле замковой часовни! — Виконт круто развернулся и, таща за шиворот аптекаря, скрылся за дверью.

Я подошел к двери и задвинул тяжелый засов, затем вернулся и присел рядом с постелью. Барон как раз отвернулся, собираясь подвинуть стул поближе к нам, и мне без помех удалось достать мизерикорд и спрятать его в широком рукаве сутаны.

Собой в этот момент я не руководил, разумом и телом полностью завладел бастард д’Арманьяк. Почему так произошло? Не знаю… хотя догадываюсь. Да и плевать. Плевать на все. Я сейчас хочу только одного. Вырвать жизнь из этого ублюдка.

Встал и, сделав быстрый шаг к барону, всадил ему клинок туда, куда и намеревался во дворе. Чуть повыше горжета, под самый подбородок.

Легкий хруст…

Выпяченные в недоумении глаза де Монфокона…

Горячая струя крови, ударившая мне в руку…

Удар оказался верным, мизерикорд пробил сонную артерию и трахею. Барон пытался закричать, но синеющие губы извергли только легкое сипение. У него подогнулись ноги, и я, подхватив тело, мягко опустил его на ковер.

Присел возле него и откинул капюшон:

— Знай, собака, тебя убил Божьей милостью конт Жан Шестой д’Арманьяк, отомстив за всю свою семью…

Барон стекленеющими глазами уставился на меня, попытался протянуть руку, что-то прохрипел, но в тот же момент его тело дернулось в страшной конвульсии, и через несколько секунд де Монфокон испустил дух.

— Тварь… — Я плюнул на тело.

— Ты отомстил за меня и за своего сына, Жан… — раздался позади меня зловещий шепот.

Обернулся и увидел, как Жанна де Фуа приподнялась на постели…

— Жанна! — бросился я к ней.

Смысл сказанного молнией пронзил мое сознание.

— Ты пришел за нами, Жан, я верила… — Девушка обмякла в моих руках. — Они убили нашего мальчика. Заставили меня выпить зелье, и случился выкидыш. Это он, он заставил меня выпить… — Жанна указала тонким пальчиком на тело Монфокона.

— Он уже в аду… — постарался я ее успокоить.

— Мальчик… был мальчик, совсем уже большой… Я должна была родить тебе сына… Я ухожу к нему, Жан… — Лицо Жанны исказилось в предсмертных судорогах. — Я ни о чем не жалею, любимый… Прости…

Девушка сильно дернулась и обмякла.

— Отпускаю тебе все грехи, сестра моя, покойся с миром… — Я перекрестил ее тело и закрыл покрывалом лицо.

Потом прочитал молитву, которую откуда-то знал. Чувствовал себя полностью опустошенным, по лицу лились слезы, но мысли были четкими и ясными.

Как же так?

Почему меня заполняет щемящая тоска, а из глаз сами по себе катятся слезы?..

Я же не имею к этой несчастной женщине и ее ребенку никакого отношения…

И зачем я обрек себя на смерть? Из замка живым мне уже не выбраться…

— Да потому, что я и бастард — теперь одно целое и его горе автоматически становится моим… — прошептал я сам себе и решительно встал.

От кого-то я слышал отличное выражение. Умирая — убивай…

Оттащил тело барона в угол, затем на деревянных ногах подошел к двери и отодвинул засов.

— Мне нужен аптекарь. Заходите, мэтр, она умирает, и я могу не успеть, — сказал я толстяку и втащил его в комнату, захлопнув дверь перед носом дю Леона.

Очень хотелось вырвать у него признание о том, кто приказал отравить Жанну, но вместо этого молча вонзил ему клинок под лопатку.

Аптекарь приглушенно вскрикнул и ничком повалился на пол.

Все… Пока все…

Рывком распахнул дверь.

— Заходите, виконт, я сделал свое дело…

Дю Леон шагнул в комнату и, увидев валяющиеся на полу тела, выхватил рапиру.

— Именем его величества Луи Одиннадцатого, ты арестован, монах… — Виконт вдруг запнулся и тряхнул головой. — Это ты, бастард?

— Да, это я. И я счел своим долгом отправить в ад этих мерзавцев. Я в своем праве, виконт, не так ли? А теперь делай, что должен, — сказал и скрестил руки на груди.

Убить виконта вполне реально, но из башни я не выйду в любом случае. В ней десятка два латников в полном вооружении и еще человек пятьдесят, если не больше, — во дворе и на стенах, и что-то мне подсказывает, что сейчас я поступаю правильно.

— Ты действительно в своем праве, бастард. Этим ублюдкам давно приготовили место в аду… — Дю Леон задумался, на его лице отразились какие-то внутренние сомнения, и наконец, тяжело вздохнув, с видом человека, принимающего тяжелое, но верное решение, он произнес: — Уходи. Я не поступлюсь своей честью кабальеро, отпустив тебя… Я лишь немного нарушу клятву верности своему сеньору. Он вассал Паука. Но Паук — не мой сеньор. Сам знаешь, бастард: вассал моего вассала — не мой вассал. Так что в данном случае я могу поступить по совести, потому что сеньор моего сеньора — не мой сеньор. Но знай, бастард, через половину часа после твоего отъезда я подниму тревогу и вышлю погоню. Большего времени я тебе дать не могу. Идем, я проведу тебя, только сначала оботри от крови свои руки…

Не веря в случившееся, я покорно пошел за виконтом. Воистину чудеса чудесатые. Ни на что большее, чем кандалы и свидание с палачом, я не рассчитывал.