Полвека с небом - Савицкий Евгений Яковлевич - Страница 79

Говоря об этом боевом вылете, лучше всего, пожалуй, сослаться на рассказ Сергея Игнатьевича Руденко, который в своих воспоминаниях коснулся этой истории довольно подробно.

«В те дни дым от пожаров поднимался над городом в высоту до двух километров, — писал Герой Советского Союза маршал авиации Руденко. — Облака перемешивались с пеплом. И в таких условиях летчики должны были поддерживать пехоту, буквально прокладывать ей дорогу через завалы и баррикады.

Генерал Евгений Яковлевич Савицкий, бывший в то время командиром 3-го истребительного авиационного корпуса, поднялся 27 апреля в воздух. И вдруг увидел, что с центральной аллеи Тиргартена взлетает двухместный связной самолет. Савицкий уничтожил его и тут же сообщил об этом в штаб армии. Нам не надо было объяснять, кто и для чего стартует на таком самолете из самого логова Гитлера.

Послали мы к Бранденбургским воротам одного из наиболее опытных разведчиков, летчика-истребителя В. Оганесова в паре с ведомым. Вернулись они и подтвердили: действительно, вблизи имперской канцелярии замаскировано два или три самолета и несколько танков.

На следующий день Оганесов вылетел уже во главе двух восьмерок бомбардировщиков и штурмовиков. Видимость минимальная. Но разведчик по ему лишь известным ориентирам вывел обе группы на цель и даже указал очередью из трассирующих пуль, где она расположена. Бомбардировщики нанесли по парку и по главной аллее удар, а штурмовики прочесали местность из пулеметов. Оганесов сделал повторный заход, чтобы уточнить результаты. На месте самолетов горели обломки, вся аллея была изрыта воронками. Но тут очухались вражеские зенитчики. Один из снарядов разорвался совсем рядом, летчик получил ранение, однако сумел вернуться на аэродром и совершил посадку. Позже В. Оганесову было присвоено звание Героя Советского Союза.

А мы и после этого налета не спускали глаз с Тиргартена, держали наготове звено, чтобы никто не смог покинуть со всех сторон обложенный гитлеровский «зверинец». И не ошиблись. Уже после войны, разбирая архивы, исследователи нашли телеграмму командующего Центральной группой армий Шернера: «…я прошу Вас, мой горячо любимый фюрер, в этот час тяжелого испытания судьбы оставить Берлин и руководить борьбой из Южной Германии». А заместитель министра пропаганды Фриче прямо признал: «В самый последний момент, когда советские войска подошли к Берлину, шли разговоры об эвакуации в Шлезвиг-Гольштейн. Самолеты держались в полной готовности в районе имперской канцелярии, но были вскоре разбиты советской авиацией». Выходит, не простую дорожку в парке обнаружил Е. Я. Савицкий, она должна была вывести Гитлера и его приближенных из окружения. Но наши летчики выбили из-под бесноватого фюрера последнюю надежду на спасение…»[30]

Думаю, Сергей Игнатьевич Руденко слегка переоценивал решимость Гитлера «руководить борьбой из Южной Германии», как выразился в своей телеграмме Шернер. Самолеты-то для него в парке Тиргартен действительно припрятали. Только вот руководить было уже нечем ни из Берлина, ни из Южной Германии, ни из какого-либо другого места. Бетонные подземелья имперской канцелярии, ежеминутно сотрясаемые взрывами бомб и снарядов, оказались для некогда всесильного фюрера последним убежищем, где он, обезумев от страха, окончательно понял, что война проиграна, а неизбежная расплата за все содеянные преступления неотвратимо надвигается. И, боясь ее пуще смерти, Гитлер 30 апреля покончил жизнь самоубийством. Это был позорный и трусливый конец, но ни на что другое у возомнившего себя сверхчеловеком бывшего ефрейтора Адольфа Шикльгрубера не хватило духа.

Но я несколько забежал вперед. В то утро, 27 апреля, когда я вернулся после боевого вылета в район Тиргартена, мне было не до Гитлера и его проблем. Своих, как говорится, хватало с избытком. Для эффективной работы истребителей требовались, как всегда, новые площадки. На сей раз уже в самом Берлине.

— А что, если перебазироваться на Темпельгоф? Хотя бы несколько эскадрилий для начала?! — предложил начальник оперативного отдела Чернухин. — Центральный аэродром Берлина расположен практически в черте города.

— А чей он? Немцев-то успели оттуда выкурить?

— По данным разведки, наши танковые части сегодня на рассвете вели там бои.

— Выходит, нам остается проверить, чем они закончились? — заключил я, видя, что полученная полковником Чернухиным информация должной полнотой, мягко говоря, не обладает. — Что ж, дело стоит того. Темпельгоф — именно то, что нам нужно.

Вылетели четверкой. Ведомым моей пары шел майор Новиков. Под крылом, куда ни глянешь, идут бои. В городе кругом пожары. В небе дым, гарь, копоть. Видимость из-за этого неважная. Однако к аэродрому вышли безошибочно. Гляжу вниз: вроде бы все в порядке. Широкая бетонная полоса пуста, немецких самолетов нигде не видно.

— Прикрой! — говорю Новикову. — Иду на посадку.

Сел нормально. Вслед за мной приземлились и остальные три «яка». Вылезли мы из машин, отошли в сторонку, обсуждаем, где что разместить. Новиков, расставив циркулем ноги, рисует подобранным прутиком на земле, где, по его мнению, лучше всего штаб полка расположить, а где… Но высказать до конца свои соображения он так и не успел. Внезапно там, куда он только что тыкал своим прутиком, землю вспорола пулеметная очередь. Только комья во все стороны брызнули. Мы, естественно, бегом к самолетам. Запустили моторы, взлетели. А на взлете я уже разобрался, что к чему. Оказалось, немцев успели выбить лишь с восточной части аэродрома, а западная все еще оставалась в их руках. Оттуда и ударили по нас из пулеметов.

Рискованным, если не сказать — дерзким, стало решение перебазировать несколько полков корпуса на такие аэродромы, как Дальгов, Нейруппин, Нойштадт, Бранденбург. Все они находились западнее Берлина, тогда как почти вся авиация 16-й воздушной армии базировалась восточнее, частично западнее Берлина и в черте города. Но мы решились на это, учитывая накопленный во время Белорусской и Висло-Одерской операций опыт, когда, идя вслед за танками, занимали аэродромы на территории, где нашей пехоты еще не было, а встречи с разрозненными группами врага становились более чем вероятными.