Полвека с небом - Савицкий Евгений Яковлевич - Страница 117

Там же намечалось организовать прием экзаменов на получение звания военного летчика первого, второго и третьего классов. Приказом Министра обороны была создана специальная комиссия. Председателем ее назначили генерал-лейтенанта авиации Подгорного, а членами комиссии стали наиболее опытные летчики транспортной авиации, в совершенстве владевшие техникой пилотирования в сложных метеорологических условиях. Именно они первыми освоили систему слепой посадки (ОСП) и наиболее широко применяли ее, а один из членов комиссии, генерал В. Г. Грачев, по праву считался организатором этого дела.

До сих пор горжусь, что удостоверение номер один военного летчика первого класса суждено было получить мне.

Помню, собрались мы целой группой: Бригидин, Середа, Новиков, Башилов, Ярославский, Соловьев. Мои ближайшие помощники владели полетами по приборам не хуже меня, но кому-то надо было начинать, и честь эта выпала мне. Несколько дней мы вместе с членами экзаменационной комиссии сидели на аэродроме и ждали плохую погоду. Непривычно как-то: собрались летать — и вдруг плохую погоду им подавай! Шуток на этот счет в те дни хватало. Но шутки шутками, а экзамен экзаменом. По условиям требовалось, чтобы нижняя кромка облаков была 250 метров. Забегая вперед, скажу, что впоследствии условия эти стали еще более жесткими.

Наконец с утра небо заволокло тучами. К концу дня облачность стала сплошной и достаточно низкой. Пора было приступать к делу. Экзамены по теории полета по приборам я сдал заранее, и теперь предстояло проявить свои знания на практике. Мне следовало выполнить ночной полет в облаках сперва на двухместном учебном УТИ МиГ-15, а затем и на боевом истребителе МиГ-15бис. Причем первую половину задания я должен был выполнить с летчиком транспортной авиации, который контролировал с заднего сиденья все мои действия, хотя сам между тем управлять реактивным истребителем не умел. Оба мы с ним ощущали комизм ситуации, но вслух своих чувств не высказывали.

Не знаю, пришелся ли по душе моему экзаменатору сам полет на реактивной машине, однако действия мои он оценил после посадки как профессионально грамотные. Претензий ко мне не было.

Вторая половина задания осуществлялась под контролем специального прибора — бароспидографа, автоматически записывавшего на ленте выдерживание режима полета по всему маршруту от взлета до посадки. Высоту мне определили в пять с половиной тысяч метров. Задание включало в себя полет по треугольнику, затем разворот, выход на приводную радиостанцию аэродрома, круг над аэродромом и саму посадку.

Едва оторвавшись от земли, истребитель вошел в плотную, без единого разрыва облачность, где, сколько ни гляди, кроме бликов на фонаре, ничего не разглядишь. Вся надежда только на приборы. Окидываю их взглядом: высота, скорость, вариометр — все в полном порядке. Двигатель работает ровно, но машину в облаках довольно сильно болтает. А значит, следить за приборами надо еще внимательнее.

Когда прошел до конца один отрезок маршрута, плавно, координированно выполнил разворот, не отрывая глаз от приборов. Все нормально. Но после выхода из разворота возникло такое ощущение, будто машина кренится в другую сторону. Я знаю, что это всего лишь иллюзия, обман чувств, сопутствующий летчику, когда не видишь земли. Но отделаться от него нелегко. Единственный выход в таких случаях — доверять не собственным ощущениям, а показаниям приборов. И особенно авиагоризонта — именно его показания свидетельствуют об отсутствии или наличии крена самолета, о положении машины относительно естественного горизонта.

А вот и второй отрезок маршрута позади. Снова разворот. Взгляд на приборы: высота, скорость — все в норме. Иду по последней прямой.

По заданию весь полет должен занять тридцать пять минут. Не так уж много. Но чувствую себя как выжатый лимон. Велико внутреннее напряжение — как-никак экзамен сдаю, оплошать нельзя. Даже в мелочах. А впереди самое сложное — посадка.

Выхожу под облака точно в створе полосы. Впереди по курсу вспыхнули посадочные прожектора. И вот чувствую, как колеса мягко коснулись бетонной полосы. Короткая пробежка. Все!

Первым встретил меня командир авиационного соединения Герой Советского Союза генерал-лейтенант В. Г. Грачев — член экзаменационной комиссии, в совершенстве владевший полетами в сложных метеорологических условиях. Правда, тоже не на реактивных истребителях.

Грачев, перед тем как поздравить и пожать руку, быстро оглядывает меня с ног до головы: по лицу у меня стекают дождевые капли.

— Ну как? Побывал в баньке? — шутит Грачев. — Без веничка в пот кинуло? Ничего, бывает.

Может, он и прав. Может, и впрямь дело не только в дожде. Кто в таких случаях не волнуется?

Подошел председатель экзаменационной комиссии генерал-лейтенант И. Д. Подгорный. В войну он, как и я, командовал истребительным авиационным корпусом, и мы друг друга хорошо знали.

— Взлет и посадка оценена членами экзаменационной комиссии на «отлично». Я как председатель комиссии того же мнения, — подчеркивая торжественность момента, нарочито официальным тоном сказал Подгорный. Но не выдержал и рассмеялся: — Давай обнимемся, что ли!

Мы крепко обнялись и расцеловались. Момент и в самом деле торжественный: первый экзамен на звание военного летчика первого класса. Знаменательное событие…

— Погодите радоваться. Еще пленку бароспидографа не расшифровали, — подал реплику Грачев, помогая нам справиться с неловкостью из-за непривычной для летчиков эмоциональности момента. — Вдруг Савицкий вместо положенного треугольника что-нибудь другое нарисовал. Разве за ним в такой облачности углядишь?!

Бароспидограф никаких отклонений не выявил.

Вторым в ту ночь сдавал экзамен Бригидин. Затем остальные. Все сдали на «отлично», иных оценок в тот раз не было.

А через несколько дней Маршал Советского Союза А. М. Василевский вручил мне удостоверение номер один военного летчика 1-го класса.

Деление на классы соответствовало в общих чертах этапам обучения летного состава. Третий класс присваивался за овладение ночными полетами в простых погодных условиях. Второй класс — за полеты в сложных метеорологических условиях днем и в простых ночью. И наконец, первый класс — за полеты в сложных метеорологических условиях как в дневное время суток, так и ночью. Примерно в той же последовательности строился и процесс обучения на летных курсах: полеты ночью в простых погодных условиях, затем полеты по приборам днем в сплошной облачности и последняя завершающая стадия — полеты по приборам ночью в сложных метеорологических условиях. Таким образом, введенная квалификация летного мастерства по классам тесно увязывала теорию и практику полетов, являясь дополнительным стимулом в процессе обучения летчиков.